— А как ты думаешь?
Я не ослабляю хватку на его воротнике. Мне все равно, псих он или нет. Если он причинит вред моим близким, я стану его злейшим врагом.
— Не заставляй меня повторять, — выдавливаю я.
— Почему? Что произойдет, если ты повторишь? Мне немного любопытно, и под «немного» я имею в виду, что должен знать. Сейчас.
— Ты… — я прерываю себя на полуслове, потому что его маска царапает мою.
Его дыхание касается пластика и моих губ.
— Хм? Что? Кто я? — спрашивает он с нотками безумия, как ребенок-призрак в замке с привидениями, который повторяет за мной искаженным голосом.
Я отталкиваю его, и он отшатывается назад, выпуская мои волосы, но тут же снова вторгается в мое пространство, оказывая на меня давление.
Вживую он гораздо более грозный и пугающий. Но мне даже не страшно.
— Остановись! — я поднимаю обе руки, и ублюдок упирается в них, его мышцы напрягаются под моими пальцами.
— Ты так и не сказал мне, кто я. Продолжай. Не оставляй меня в неведении, — он ухмыляется, его движения выглядят дикими под окровавленной маской. — Это что-то хорошее? Или плохое? Одно из двух? Или ни то, ни другое? А может и то, и другое?
— Просто остановись, — мне нужно собраться с силами, пока он напирает на меня, как чертов бык.
Звук его шагов эхом разносится в воздухе, когда он, наконец, прекращает попытки прижаться своей грудью к моей.
Я все еще держу руки поднятыми, не веря, что он прекратит вое безумное поведение. Невозможно не заметить, как он напряжен, словно стена.
Его грудные мышцы подергиваются под моими пальцами, и я опускаю руки по обе стороны от себя, прогоняя дымку и странный привкус адреналина.
Когда я говорю, мой голос спокоен. Собран. Под контролем.
— Лэндон. Где он?
— Чертовски скучные опрятные детки, — бормочет он себе под нос, затем разворачивается на пятках и идет в противоположном направлении.
Я стою на месте несколько секунд, мое дыхание сгущается внутри маски. Затем я следую за ним, мои ноги кажутся невесомыми и совершенно чужими, как будто они больше не являются продолжением моего тела.
— Ты отведешь меня к нему? — спрашиваю я, идя в ногу с Николаем.
Он поворачивает голову в мою сторону, и мне приходится подавить отвращение при виде крови. К этому виду я никогда не привыкну, как бы долго я ни старался.
— Если я сделаю это, что ты сделаешь для меня? — спрашивает он с тем блеском, который, я клянусь, отсутствовал не более двух минут назад.
— Не сообщу в полицию о вашей незаконной деятельности. Хотя вам следует подумать о смене хобби на что-нибудь менее жестокое.
— Но что в этом веселого?
— Хоть раз побыть нормальным?
— Это ты так называешь «скукоту»? — он подходит ближе, и я делаю шаг в сторону, едва избегая столкновения его плеча с моим.
— Отвали.
— Ах, черт. Я хочу сломать этот слой контроля, которым ты окутан, и посмотреть, что скрывается внутри такого опрятного мальчика.
Я стискиваю зубы и медленно разжимаю их, чтобы не вызвать ощущения, с которыми я сосуществовал большую часть своей жизни.
— Я не мальчик.
— Как скажешь, красавчик.
— В чем, черт возьми, твоя проблема?
— Моя? — он указывает большим пальцем на себя. — Похоже, у тебя самого полно проблем, парень.
Мои ноздри раздуваются, а рука сжимается в кулак.
У тебя есть проблемы.
Много проблем.
И ты же не хочешь никого разочаровать.
Николай переводит взгляд на мою руку, подпрыгивая на пятках, словно в ожидании рождественского подарка.
— И что ты собираешься делать? Ударить меня? Просто к сведению, твои красивые ручки могут запачкаться отвратительной кровью.
Желание ударить его сводит мои мышцы в тугой узел, но я заставляю себя разжать пальцы.
Я не прибегаю к насилию. Никогда.
Этот сумасшедший придурок ничего не изменит.
— Нет? Облом, — так же быстро, как сверкнули, его глаза снова погасли, превратившись в два черных шара.
Черный на черном.
Черный на…
Я ненадолго закрываю глаза, чтобы прогнать затуманенные мысли. Когда я открываю их, то мельком вижу, как Николай заходит в дом, похожий на пристройку.
Я не заметил его раньше во время нашей прогулки, слишком сосредоточившись на этом ублюдке и его непредсказуемом поведении, чтобы следить за тем, куда мы, черт возьми, идем.
Вопреки здравому смыслу, я проскальзываю за ним. Не то чтобы у меня был выбор. Николай знает, где Лэндон, и я должен быть уверен, что мой брат-близнец в безопасности.
Внутри все выглядит намного проще, чем снаружи, – чисто и беспристрастно, – но белые стены местами заляпаны грязью. Интерьер состоит из кожаного дивана и стола у стены, а также двери, ведущей, судя по всему, в кладовку.
Я стою у входа, пока Николай опускается на диван, откидывая руки на спинку и широко расставляя ноги, как один из тех мачо, которые считают, что владеют миром.
Он манит меня к себе указательным пальцем, и я рычу под маской. А я обычно не рычу.
Как и не убегаю, не пихаюсь локтями и не кричу о помощи, а этим вечером я сделал все вышеперечисленное. Благодаря этому ублюдку.
— Сделай это еще раз, и я сломаю тебе палец, — угрожаю я спокойно и с улыбкой. Он, наверное, этого не видит, но черт с ним.
— Тащи свою задницу сюда, если хочешь, чтобы твой брат еще хоть раз вздохнул.
Мои плечи напрягаются, и я делаю осторожные шаги в его сторону, каждый из которых звучит громче, чем нужно.
Только когда я оказываюсь на расстоянии вытянутой руки, я понимаю, что он теснится на диване, на котором может поместиться не меньше трех человек.
Я продолжаю размышлять о его огромных размерах, когда с моих губ срывается звук. Испуганный, забавный звук, который кажется чужим.
Но я не обращаю на это внимания, меня больше волнует причина этого звука.
Николай хватает меня за запястье и тянет к себе так быстро, что я приземляюсь на него, моя грудь ударяется о его, а маски сталкиваются.
Нападение на мои органы чувств на этот раз гораздо более сильное, поскольку в его до того приглушенных глазах появляется этот дурацкий блеск.
— Ну, привет. Как мило с твоей стороны наконец присоединиться к вечеринке.
Я сдерживаю ругательство, пытаясь встать. Николай позволяет мне это сделать, но тут я совершаю ошибку, поворачиваясь к нему спиной.
Грубые руки ложатся мне на бедра, и я подавляю все звуки, которые пытаются вырваться наружу. Ругательство. Это определенно было еще одно ругательство.
И неважно, что я вообще-то не ругаюсь.
Николай тянет меня вниз, и моя задница упирается в твердую поверхность. Его бедра.
Что за…
Паника разливается по моим венам, и я начинаю вставать, но он тянет меня назад с такой силой, что мои кости ударяются о его.
— Сиди, блять, смирно, если только ты не в настроении позаботиться о стояке, который ты у меня вызываешь.
Мое выражение лица меркнет, фигурально, конечно. Но я бы заплатил за то, чтобы оно исчезло буквально. На неопределенный срок.
Я пытаюсь снова, желая как можно скорее сбежать от этого извращенца. Но прежде, чем я успеваю пошевелиться, он обхватывает меня за талию и проводит ладонью по моему животу.
— У кого-то хороший пресс.
— Прекрати трогать меня и бросаться сексуальными намеками, — шиплю я себе под нос, впиваясь пальцами в его руку и отталкивая ее. — Я натурал, и меня не интересует твой бред.
Он смеется, и звук отдается эхом, словно неправильная симфония.
— Ты не мог этого сказать.
— Что, черт возьми, это значит?
— Не знаю. Возможно, тот факт, что такой опрятный мальчик как ты говорит о сексуальных намеках.
— Что?
Что бы он ни хотел сказать, его заглушают голоса и шарканье ног снаружи. Из другой двери справа, которую я не заметил, появляется Зеленая Маска, и я напрягаюсь.
Ситуация, в которой я нахожусь, быстро обрабатывается в голове, и мозг накрывает волна жара. Я сижу на коленях у случайного парня.
Я. Брэндон гребаный Кинг.
И все же я остаюсь совершенно неподвижным, не желая привлекать к себе внимание. Все равно на мне маска. Если я не буду двигаться, он не посмотрит или не заметит меня…
Моя челюсть едва не падает на пол, когда в дверь вбегает не кто иной, как моя младшая сестра с красными щеками и взволнованным видом. Глин смотрит на меня, и я чувствую себя так, словно меня раздели догола, и я свободно падаю с неба без подстраховки.
Я опускаю голову, глядя на свои ноги, и вскоре эта чернильно-темная вода поглощает их целиком, поднимаясь по моим икрам до колен.
Похожие на вены усики сжимают мою плоть в тисках, тянут, захватывают, погружая меня в бесконечную дыру.
Ниже.
Ниже.
Ниже…
— Она ушла, — шепчет леденящий душу голос мне на ухо, и я вздрагиваю.
Черные чернила медленно рассеиваются, и я поднимаю голову и вижу, что Глин и Зеленая Маска исчезают за третьей дверью слева.
Я выдыхаю, но воздух застревает у меня в горле, когда Николай гладит рукой мой живот.
Его ладонь лежит поверх моей рубашки, но ощущение такое, будто она царапает поверхность моей кожи, почти сдирая ее. Внизу моего живота разгорается жар, который распространяется на остальные конечности.
— Такой ответственный брат. Сначала ты пришел сюда, потому что я выдумал историю о Лэндоне, а теперь беспокоишься о сестре. У нас есть кое-что общее. Мне это нравится.
У меня кружится голова, в основном из-за его дыхания у моего уха, его руки на моем животе и его твердых, как камень, бедер под моими.
Потом до меня доходят его слова, и я прищуриваюсь.
— Ты выдумал историю о Лэне?
Он пожимает плечом.
— А как бы еще я тебя сюда затащил? Я имею в виду, к себе на колени.
Внутри меня вскипает вулкан ярости, и я так сильно хочу пробить его гребаную хэллоуинскую маску.
Слишком, слишком сильно.
Но я не делаю этого, потому что я не такой.
Я использую все имеющиеся у меня силы, чтобы оттолкнуться от него и подняться.
— Убери от меня свой бред. Подальше.
Этот блеск вспыхивает снова, но прежде, чем я успеваю понять, что он задумал на этот раз, Джереми входит в дверь, за которой исчезли Глин и Зеленая Маска, держа в руках свою оранжевую маску и окровавленную дубинку.