Неужели это я?

Тетя воткнула белый цветок в мои волосы.

— Это то, кем ты должна была стать, — сказала она. — Принцессой Шинара. Не дворняжкой без семьи. Не какой-то мужской охотничьей собакой. Не тем бессмысленным оружием, которое я видела в твоих воспоминаниях. Ты не знала об этом, твой отец скрывал это от тебя, но это твое.

— Так вот как они выглядели? Водяной сад?

— Да.

Я могла бы остаться здесь навсегда. Здесь было так спокойно.

— Это было мое любимое место. Я хотела привести сюда своих дочерей так, как моя мама привела меня, — сказала тетя, ее темные глаза были мягкими, как бархат. — Война разрушила все, что ты видишь, и у меня никогда не было дочерей. Он восстановил сады, но они были уже не те. Они никогда не будут прежними. Теперь все исчезло. Великолепие Шинара превратилось в прах. Мы все, что осталось.

— Я не хочу, чтобы это исчезало.

— По другому никак, — сказала она. — Они живут только в моем сердце. Теперь будут жить и в твоем.

Я повернулась, чтобы взглянуть на нее. Павильон исчез. Я сидела в комнате. Прозрачные красные занавески закрывали мне обзор, и в просвете за ними я увидела решетчатый балкон. Липкая темная лужа медленно растекалась по полу, медленно приближаясь к моим ногам. Я видела слишком много точно таких луж. Меня поразил запах, горячий и металлический. Откуда-то из-за завесы красной занавески донесся ужасный хрустящий звук.

— Что там?

— Ты хотела поделиться, — сказала тетя. — Ты показала мне свое, я покажу тебе свое.

Я отодвинула занавеску в сторону. Тошнотворный, чавкающий звук стал громче.

Я отодвинула последнюю занавеску. Кровать, усыпанная детскими игрушками и разноцветными подушками. Что-то уставилось на меня с пола. Безволосый, серый, ужасный, с огромными совиными глазами и окровавленными зубами. Он сжимал передними конечностями обезглавленный труп ребенка. Он смотрел на меня и жевал.

— Вот так умер твой дядя, — сказала тетя. — А также еще две твои тети.

Я рванула вперед. Тварь завизжала, увлекая за собой тело ребенка. Я погналась за ней. Мне надо было ее убить.

— Они пришли из-за моря, — сказала Эрра. — Ты не найдешь их названия ни на одном камне. Мы уничтожили их и память о них. Мы стерли их с лица земли. Они нападали на королевства, как чума, принося свою магию и творения, подобные тому существу, которое ты слишком усердно пыталась убить.

Если я только смогу поймать его, я расколю его череп, как грецкий орех.

— Нас предали наши соседи. Мы ушли, чтобы заключить союз. Когда мы вернулись, во дворце Шинар было тихо. Мы нашли только наполовину съеденные трупы.

Существо метнулось к тете. Она посмотрела на него, и его кости сломались, большой свод черепа прогнулся внутрь, словно его растоптали.

— Выгляни наружу, — сказала она.

Я вышла на балкон. Передо мной развернулась огромная равнина. На меня бросилась армия. Косматые, огромные, облаченные в броню мамонты; странные звери с полосатыми задними конечностями, головами, слишком большими для тела, челюстями, полными огромных гиеновых зубов; существа, для которых у меня не было названия; и люди в доспехах. Я оглянулась. Темная комната исчезла. Тетя вышла на поле перед своим войском. На ней были кровавые доспехи. Ее распущенные волосы развевались на ветру. Позади нее хрустнули туго натянутые изумрудные штандарты. Она бросилась бежать, сначала медленно, затем набирая скорость. Войско позади нее перешло в атаку. Справа мужчина в кровавых доспехах на белом коне поднял копье и закричал. Его конь встал на дыбы, и я увидела его лицо, невероятно красивое и светящееся магией. Отец…

Тетя бросилась через поле, магия обвивала ее.

Первая линия противника была почти у нее.

Эрра открыла рот. Из нее вырвалась сила, неудержимый взрыв, который отправил бронированных мамонтов в полет.

На другом конце поля мой отец поднял руки. Земля раскололась, поглотив врага.

Две армии столкнулись. Рядом со мной приземлился меч. Я схватила его.

— Это тоже ты, — сказала Эрра рядом со мной. — Это гнев Шинара. Те, кто думал, что убьют нас, захватят наши города и съедят наших детей, они столкнулись с нашим гневом, и он поглотил их. Он поглотил и нас тоже, но не раньше, чем мы стерли саму память о них в истории. Мы стерли их с лица планеты. Как будто их никогда и не было.

Вокруг меня бушевала битва. Мой отец вращался в центре магического водоворота. Позади него земля содрогнулась и вырвалась на свободу. Создание из металла и магии, прекрасный золотой лев высотой в сто футов, ворвался на поле. Моя тетя изогнулась и отрубила голову захватчику, та отлетела в сторону.

— Это то, что ты просишь меня предать, — сказала Эрра мне на ухо.

Я закрыла глаза и представила тяжесть и тепло ребенка у себя на руках. Когда я открыла их, мой сын посмотрел на меня серыми глазами Кэррана. Битва закончилась. Мы снова сидели в павильоне.

Я протянула Эрре своего сына.

— Это то, что я прошу тебя сохранить.

Она взяла у меня ребенка и посмотрела на его лицо.

— Я просто хочу, чтобы он прожил счастливую жизнь, — сказала я ей. — Война ужасна. Она никогда не закончится, пока моему отцу позволено быть свободным. Он не может остановиться. Может быть, часть его хочет этого, но даже если это так, он не знает как. Кто-то должен положить этому конец.

Позади нас появилась царственная, высокая женщина, на запястьях у нее были тяжелые золотые браслеты, струящееся платье темно-изумрудно-зеленого цвета. Глаза подведены черной краской, веки и губы покрыты золотой пудрой. Семирамида наклонилась, взяла моего сына из рук Эрры и улыбнулась ему.

***

САДЫ ПОБЛЕКЛИ. Хватка магии отпустила меня, боль от нее эхом отозвалась в костях. Магический инферно утихло. Семирамида отступила, обнажив Эрру.

— Он создал орден ассасинов, чтобы убить меня, — прошептала она. Она видела сахану в моих воспоминаниях. В ее лице было что-то почти уязвимое.

Бабушка потянулась к ней, обхватив дочь своими призрачными руками. Вокруг них закружилась магия.

— Я знаю, — прошептала Эрра. — Я понимаю.

Она повернулась ко мне, вся нежность исчезла с ее лица, как сорванная маска.

— Ты сделаешь для меня две вещи. Как только это закончится, я выберу место захоронения для себя и мамы. Ты перевезешь нас туда.

— Хорошо. — Я бы сделала это в любом случае.

— И ты покинешь город.

— Что?

— Ты согласишься никогда не править землей, которую притязала.

Я открыла рот. Все внутри меня взбунтовалось от этой идеи. Это был мой город, моя земля, мой народ, мой…

Нет. Это было не мое. Я притязала землю, но она никогда не была моей.

Я подняла руку.

Было так тяжело. Мне хотелось броситься через всю комнату и бить тетю головой о камень, пока я не увижу цвет ее мозга, даже за то, что она упомянула об этом.

Это была не я. Я не стану своим отцом.

Я могла бы солгать.

Я подавила эту мысль.

— Я обещаю, что в тот день, когда мой отец умрет или будет заключен под стражу, я уйду с земли, которую притязала.

Говорить это было больно.

— Недостаточно хорошо, — сказала Эрра. — Я не хочу, чтобы ты уходила. Я хочу, чтобы ты поклялась никогда не править ею. Ты королева, как твоя бабушка и ее мать до нее. Поклянись мне на истинном языке.

Я открыла рот. Ничего не вышло.

— В чем дело, маленькая белочка? Хочешь убить меня за смелость?

ДА. О да. Так сильно.

Мне нужно было проникнуть глубоко внутрь себя и найти силы сделать это.

— Твоя земля или твой возлюбленный и твой сын. Выбирай.

Тут и выбирать было нечего.

— Я клянусь… — Каждое слово было невероятно тяжелым. Комната вокруг нас содрогнулась. С потолка посыпались маленькие кусочки строительного раствора. — … что не… — Мне казалось, что все связки в моем горле вот-вот порвутся. Гробница содрогнулась. — … буду править землей, которую притязала.

Это было так больно.

— Слово Шарратума обязывает, — сказала Эрра. — Засвидетельствовано.

Комната перестала трястись.

Прохладный порыв охватил меня. Внезапно воздух стал легче.

— Шар — упрямая сука, — сказала тетя. — Отказаться от земли, которую ты затребовала — это первый шаг. Наблюдать, как ее забирает другой — это второй. Позволить ему жить — это третий. Если ты выживешь, мы будем делать это снова и снова, пока ты не достигнешь равновесия или это не сведет тебя с ума.

— Спасибо. — Помоги мне, вселенная, я это имела в виду.

Тетя махнула рукой.

— Почему он оставил тебя в живых?

— По его словам потому, что я его драгоценная дочь, его Цветочек, единственная, кого он любит больше всех на свете.

Я услышала свои собственные слова и рассмеялась. Эрра расхохоталась. Как только я начала, я не могла остановиться. Смех лился и лился, пока у меня на глазах не выступили слезы. Мы стояли там смеялись и смеялись.

— О, это хорошо. — Эрра села на ступеньки. — Это хорошо.

Я не могла вспомнить, когда в последний раз так сильно смеялась. У меня заболел живот. Должно быть, мне это было нужно.

— Как сама думаешь, почему он оставил тебя в живых?

— Понятия не имею.

— Должно же быть что-то.

— Я не знаю. Он пытался убить меня раньше. Он рассказывал, что любил мою маму и пообещал ей, что подарит ей ребенка, подобного никому другому, но затем предвидел, что я стану такой же, как Кали, разрушительницей миров, и поэтому попытался убить меня, но потерпел неудачу. Он умолчал об этой части.

Эрра обдумала это.

— Если бы я попыталась убить тебя, ты была бы мертва. Должно быть, он передумал. Но почему?

— Я не знаю. Также он начертал на мне язык силы в утробе матери.

— И ты не начала с этого? Будем надеяться, что у твоего льва есть хоть немного мозгов, иначе твой ребенок будет тупицей.

Семирамида пошевелилась.

— Да, я знаю, Ама. Твоя бабушка говорит, что в наши дни ты могла бы поступить и хуже. Покажи мне надпись.

— Я не могу. Это проявляется только в определенные моменты. Например, когда я заявила права на город. Он может вызвать ее, прикоснувшись ко мне, но я не могу.

— Ты знаешь, что там написано?