Эта патриотическая речь была встречена молчанием. Я почувствовала, как окружающие меня мальчики объединились в непоколебимой солидарности. Они выпрямились, они держали оружие более сосредоточенно, они чувствовали призыв защитить эту хрупкую, неуловимую часть человечества, так же, как и я.

Люди Матиаса хранили молчание, но не потому, что чувствовали, как в них поднимается какой-то великий инстинкт. Нет, они неловко заёрзали и укрепили своё оружие, потому что не были способны думать самостоятельно или находить правду в моих словах.

Они купились на ложь и пропаганду, которую их бесстрашный лидер извергал, как словесную Чёрную чуму.

Взгляд Матиаса неохотно, быстро скользнул с Гейджа на меня на несколько секунд, но затем всё же остановился на мне с разочарованной решимостью.

— Хотя мы можем согласиться с жалким состоянием человечества, когда ты видишь состояние мира хрупким, нуждающимся в исцелении или спасении, я вижу обратное. Мы начали всё сначала. Мы были отправлены обратно к рождению творения, к самым элементарным, первобытным истокам человечества. Мы не страдаем из-за отказа, пытаясь найти себя. Это не колледж, это не кризис среднего возраста. Инфекция была кнопкой сброса. И теперь человечество лежит перед нами как чистый холст, ожидая художника, архитектора, божественного инженера, чтобы создать что-то более существенное, более... устойчивее, чем в последнем раунде неудач. Я ни кем не манипулирую, Риган. Я проектирую более способную планету, которая не просто выживет в эту новую эпоху, но и будет процветать в ней. То, что ты считаешь злом, я вижу как единую гармонию. Я вижу нашу единственную надежду.

— Ты видишь себя. Ты наша единственная надежда, — я пыталась подавить это. Я действительно это сделала... — Оби Ван Кеноби.

Ладно, может быть, я и не смотрела "Терминатора", но квотербек Крис был одержим "Звёздными войнами". Оглядываясь сейчас назад, я как бы чувствую, что у него была фаллическая фиксация на световых мечах, но, возможно, это было просто из-за моей ярости.

Моя отсылка к поп-культуре осталась незамеченной и проигнорированной.

Даже Паркерами.

Какая упущенная возможность.

— Я единственный, у кого достаточно душевной силы, чтобы сделать то, что необходимо.

Теперь он проповедовал. Он действительно верил в эту чушь.

— В то время как остальные из вас хлюпают носом в слезах сожаления и оплакивают прошлое, в то время как вы умираете от руки врага, которого вы отказываетесь даже пытаться понять, в то время как вы хнычете в своей бедности и умираете от голода, я превращаю цивилизацию в большую версию самого себя, большее, лучшее, более существенное творение, чем когда-либо было. Это не выползает из остатков того, чем оно было. Я заставляю это эволюционировать во что-то лучшее, во что-то невероятное. Мы станем обществом, которое не создает таких проблем, как мировой голод или заражение зомби. Мы станем утопией, которая решит эти проблемы; мы станем цивилизацией, которой всегда должны были быть.

— Ты бредишь, — проворчал Вон.

— Я полон решимости, — прорычал Матиас в ответ.

— Но этого недостаточно, — спокойно возразил Хендрикс. — Ты не первый, кто пытается это сделать, и есть вероятность, что ты не будешь последним. Уверен, что ты даже считаешь себя благородным. Ты веришь, что ты чёртово второе пришествие Христа. Ты здесь, чтобы спасти мир, помочь заблудшим и сбитым с толку. Ты ошибаешься. Проблема в тебе. Ты — самое большое препятствие, стоящее на нашем пути. И ты никогда не достигнешь своих целей, просто потому, что ты этого не видишь.

— Нет, он не самая большая проблема, — печально возразил Вон. — Но он всегда будет разочарован. Человечество всегда будет человечеством. Ты не можешь усовершенствовать то, что не способно к совершенству. Ты видишь чистый холст, ожидающий чего-то, что оживит бумагу именно так, как этого хочет художник. Но человечество никогда не было пустым, и они никогда не склонятся перед твоей кистью. Мы, по сути своей, несовершенны и подвержены ошибкам. Да, в нас есть великие произведения, и мы способны на огромное добро. Но в нас также есть эгоистичные, жадные, аморальные стороны, которые будут продолжать портить и пятнать наши решения и действия, пока никого из нас не останется. Я не говорю, что мы не можем перестроиться с лучшей, более благодарной, более осторожной версией самих себя. Но утопия — это ошибочный, нереалистичный взгляд на будущее. Это недостижимо. Совершенное общество не может существовать там, где нет совершенства. Хорошее сообщество, которое совершает добрые дела и стремится быть хорошим для человечества, может абсолютно процветать даже в самых суровых условиях. Но ты требуешь от нас слишком многого. И ты никогда не увидишь, как твоё видение воплотится в жизнь.

— Ты потерпел неудачу ещё до того, как начал, — печально закончил Гейдж. — Но ты собираешься наказывать каждого, кто попытается доказать тебе это.

Матиас сделал ещё один шаг вперёд, приставив дуло пистолета к непоколебимому лбу Гейджа.

— Я никогда не говорил, что это не обойдётся без жертв. Но они всегда будут для большего блага.

Дрожь предчувствия обречённости и мрака скользнула по моему телу, и я осмелилась снова взглянуть на Кейна, осмелилась признать, что это было то, частью чего он был, чему он добровольно отдал свою жизнь.

Неудивительно, что Тайлер воспользовалась своим первым же шансом сбежать.
Одно дело бороться зубами и ногтями, чтобы выжить против голодных Пожирателей и природных стихий, которые могли быть столь же опасными. Совсем другое дело жить с сумасшедшими. А Матиас Аллен был настолько не в своём уме со своими дурацкими убеждениями, что мог бы просто достичь всех этих глупых целей. Или, по крайней мере, смягчить их версии, оставив за собой кровавый след и мёртвые тела.

— Матиас, убери свой пистолет от моего лица, — прохрипел Гейдж. — Я не имею никакого отношения к твоему высшему благу или к тому как твоя дочь пришла сюда. Но я сам убью тебя, прежде чем позволю тебе вернуть её в этот твой больной, льстивый культ.

— Мы не хотим драться с тобой, — повторил Вон. — Но мы будем.

Металл моего пистолета нагрелся от температуры моего тела и пульсировал горячим и зловещим под моей двуручной хваткой. У меня было больше оружия, спрятанного в стратегических местах на моём теле, но именно с пистолетом в моих руках я чувствовала себя наиболее сильной. Это подтолкнуло мои убеждения к тому, чтобы задуматься, смогу ли я вообще стрелять в другого человека. Это была совсем другая игра, нежели зомби. Когда Пожиратели нападали, я оказывала им услугу, обрывая их жизнь. Когда меня заставляли убивать зомби, это также было частью моих усилий по выживанию и сохранению собственной жизни.

Это всё ещё было причинение вреда людям, которые угрожали мне сейчас. Но правила игры изменились. Этот момент был бесконечно более острым, чем любой другой в моей борьбе за жизнь. И я чувствовала это до мозга костей. Было ли у меня достаточно сил, чтобы убить человека?

Похоже, мы собирались это выяснить.

Страх теперь пульсировал в моих венах; лихорадочная, бурлящая кровь стучала в ушах и затуманивала зрение. Хендрикс сделал шаг ближе ко мне и плечом прижался к моему плечу. Тепло его тела обволакивало меня успокаивающим, нежным жестом, а его тяжёлое дыхание поднимало и опускало грудь с каждым вдохом и выдохом. Этот мужчина был бы причиной, по которой я могла бы оставить свои заботы позади и продолжать делать то, что нужно, чтобы выжить. Этот человек. Этот мужчина, которого я любила. Это мне было нужно.

Я сделаю всё, чтобы остаться с ним.

Я почувствовала, как Нельсон приблизился ко мне сзади, его пистолет был нацелен поверх моего плеча. Вон оставался напряжённым и готовым с другой стороны от меня. Я была уверена в наших способностях. И я ещё раз была благодарна, что мы отослали младших Паркеров с Хейли. Я должна была предположить, что они в безопасности. Поскольку Матиас раскрыл только Миллера и Тайлер, они должны были выполнять план оставаться в безопасности и не путаться под ногами.

Я чувствовала внутренний обратный отсчёт Вона, как будто мы все были связаны, как будто мы превратились в одну цельную машину с одной и той же основной функцией, поддерживать жизнь этой семьи, моих близких.

За мгновение до того, как всё полетело к чертям, я поняла, что где-то на этом пути Тайлер и Миллер тоже стали частью нашей семьи. Они были такой же частью моего сердца, как Паркеры, как Хейли, как кровеносные сосуды, желудочки, предсердия и аорта, которые поддерживали его биение.

Даже Гейдж делал ставку на недвижимость, зарезервированную для людей, которые нуждались в моей защите и любви.

— Ты не прикоснёшься к тому, что принадлежит моей семье. Никто из вас этого не сделает, — предупредил Матиас за секунду до того, как прозвучал первый выстрел, приведя нас к необратимым событиям, которые навсегда определят направление моей жизни.

Звук эхом отразился от похожего на пещеру потолка и цементных стен. Он взорвался из пистолета Матиаса и забрал моё сердце вместе с ним.

Гейдж каким-то образом, чудесным образом, точно с Божьей рукой, двигался достаточно быстро, чтобы пуля полоснула лишь поверхность кожи на его виске.

Он не был суперменом и двигался не по сверхчеловечески. Я верила, что он почувствовал решение Матиаса или инстинктивно понял, что нужно двигаться. В то время как мой желудок подскочил к горлу, а мозг пытался осознать, что именно произошло, Гейдж двигался с умением спасать жизнь и убрался с дороги как раз вовремя.

Или, может быть, Матиас никогда не собирался убивать Гейджа, а просто хотел напугать его.
Я не знала, как поняла, что его рана была всего лишь царапиной, или что с ним всё будет в порядке. Его голова начала сильно кровоточить, и он сделал нетвёрдый шаг. Но почему-то я знала, что он выживет.