– Ох, Эмбер, – разрывает поцелуй Гаррет. – Если бы хоть немного представляла, какие ужасные вещи я хочу с тобой сделать, ты бы знала, что была права, когда нервничала.

Грудь уже болит, соски ноют и натирают ткань топа для йоги. Я хочу его рот на них. Хочу знать все ужасные вещи. Он уже отшлепал меня. Чем еще увлекается извращенный оборотень? Бондажом? Унижением? Я никогда не думала, что в моем будущем может быть что-то, кроме обычного миссионерского секса, но тут словно открылась дверь, показывая мне совершенно новый, прекрасный мир.

Я подбираю слова, чтобы сказать что-нибудь безопасное и нейтральное. – А что насчет тебя? – Я задеваю его ногу своей. – Как ты попал в недвижимость?

– Я переехал в Тусон, когда мне было восемнадцать. Отец дал мне стартовый капитал, и я купил небольшую коммерческую недвижимость и сдавал ее в аренду. Все ремонты и починки делал сам. Потом мне повезло. Центр города оживился, и стоимость недвижимости взлетела до небес. Я взял кредит под залог собственного капитала, чтобы расплатиться с отцом и открыть «Эклипс». Отец был, мягко говоря, разочарован.

– Что ты открыл ночной клуб?

– Да. Он сказал, что я всегда останусь панком.

Меня охватывает гнев. Возможно, я сделала такой же вывод, когда познакомилась с Гарретом, но с тех пор убедилась, что он не просто хулиган, гоняющий на мотоцикле. И даже с начальным кредитом от своего отца любой парень, который смог вырастить свою многомиллионную империю недвижимости из одного коммерческого здания, обладает определенными деловыми навыками и смекалкой.

Улыбка Гаррета не достигает его глаз. – Похоже, он прав.

Услышав об осуждении его отца, я вдруг поняла, почему Гаррет до сих пор не повзрослел. С таким отцом хочется либо доказать, что он не прав, либо наоборот доказать, что прав. Похоже, Гаррет выбрал доказать его правоту. Да, он уже слишком взрослый, чтобы бунтовать, но если вырос с властным, осуждающим засранцем в качестве родителя, я понимаю, как это может на него давить.

– Итак, на что похож твой обычный день?

– Пью пиво. Домогаюсь моей горячей соседки. – Он продолжает играть роль бандита.

Я выхватываю контейнер с тако, как раз когда он тянется за одним. Гаррет сурово вскидывает бровь. Я подавляю ухмылку и кладу тако обратно, любуясь внушительными грудными мышцами своего соседа.

Он ловит мой взгляд и ухмыляется. – Нравится то, что ты видишь, ангел?

Я пожимаю плечами, как будто его близость не оказывает на меня никакого влияния. – Ты тренируешься?

– Нет. Это все генетика, детка. – Он потягивается, демонстрируя свои большие бицепсы. Интересно, сколько девушек в «Эклипсе» бросаются к его ногам каждую ночь? От этой мысли мне хочется задушить их всех.

– Управляешь клубом? Управляешь своей недвижимостью? – Я продолжаю давить.

– Нет, для этого у меня есть члены стаи и сотрудники. Я управляю ими.

Члены стаи. У него есть стая перевертышей. Не знаю почему, но мне нравится эта идея. Мужчины, которые казались такими пугающими и грубыми в лифте в тот первый день, суровые вышибалы в клубе, они не члены мотоклуба. Или, возможно, да, но они также члены стаи. Члены волчьей стаи.

Мне вдруг стало интересно, все ли в мотоклубе оборотни. Я слишком смущена своим невежеством, чтобы спросить.

Интересно, они специально одеваются, как панки? Чтобы отпугнуть людей. Не скажу, чтобы сегодня я жаловалась. От его массивного тела в фирменных рваных джинсах и выцветшей футболке с надписью «Темная сторона Луны» просто слюнки текут.

Луна. Хех. Интересно, сколько лунной атрибутики он собирает.

– Ешь свой тако, адвокат. – Гаррет доел оставшиеся два и показывает на мой второй, наполовину съеденный.

– Я сыта.

– Тогда пойдем со мной. – Он поднимает меня, и моя рука теряется в его огромной ладони. Сильные пальцы, достаточно мощные, чтобы раздавить металл, но такие нежные со мной.

Гаррет ведет меня в гору, прочь от мотоцикла. Мы сошли с тропинки, и когда она оказывается слишком сложной для моих теннисных туфель, он поднимает и легко несет меня по каменистой местности, на самую вершину горы А затем сажает меня на небольшой валун. Отсюда открывается еще более впечатляющий вид.

– Это то, что ты хотел мне показать? – спрашиваю я.

– Я просто хотел сменить обстановку. – Он перебирает пальцами прядь моих волос. – То, что рассказала мне на пикнике, – о том, что была в приемной семье, – ты многим это рассказываешь?

– Нет. – Я сглатываю.

– Ты близка со своими приемными родителями?

– С последними? Теми, которые пытались лечить меня? Не очень. Думаю, я пошла в юридическую школу, чтобы доказать, что мне не нужна ни их помощь, ни чья-либо еще.

– У тебя есть близкие друзья? Кто-нибудь, кто знает, что ты экстрасенс?

– Только Фоксфайр. По крайней мере, она единственная, кто верит мне, когда рассказываю о том, что видела.

– Кто-нибудь еще?

Я качаю головой. В груди немного болит. – Почему ты задаешь мне эти вопросы?

– Теперь я знаю, почему ты так зажата, детка. Твой дар заставляет тебя изолироваться от других. Тебе некому прикрыть спину.

– Это не дар. – От эмоций образовался комок в горле.

– И тебе не с кем поделиться своим секретом. Нет семьи. Нет стаи, – бормочет он, словно разговаривая сам с собой.

Острая боль в сердце усиливается, пока не начинаю моргать от слез.

Он замечает мое состояние. – Черт. Я не хотел тебя расстраивать. – Гаретт тянет к себе и обнимает.

Я сопротивляюсь, ненавидя слабость.

Он игнорирует попытки его оттолкнуть, из-за его мощных рук кажусь себе малышкой. – Я просто хочу знать, что заставляет поступать так, а не иначе. Не хочу причинять тебе боль, Эмбер.

– Ты и не можешь, – заявляю я, но это ложь. Мне никто не нужен, хотя знаю, что это неправда. Я прекращаю сопротивляться и прижимаюсь к нему, прислоняясь щекой к его внушительной груди. Вытираю слезы с глаз.

– Я не позволю никому снова причинить тебе боль.

Хочется сказать, что это чушь. Но мне нравится, как это звучит. И мне приятно прислониться к его теплой силе и впитать ее.

Никогда и никому я не открывалась так, как Гаррету. Даже не знаю, как он заставил меня это сделать. Но я доверяю ему. Больше, чем кому-либо в своей жизни. – Ну... – Мой голос дрожит. – Думаю, теперь мы оба знаем секреты друг друга.

– Да. – Он прислоняется подбородком к моей макушке. Мы идеально подходим друг другу. – Я сохраню твой секрет, принцесса.

На мгновение мы остаемся в объятьях друг друга, глядя вниз на Тусон. Гаррет вдыхает через нос и крепко обнимает меня. Затем сжимает рукой мою попку через обтягивающие штаны для йоги.

– Тебе обязательно нужно было их надеть. – Обе руки обхватывают мою задницу и начинают ее страстно мять. В памяти всплывает то, как он ласкал мою задницу после того, как воспламенил ее прошлой ночью, и в низу живота разгорается темный голод.

Он поднимает меня, и я обхватываю ногами его талию. Гаррет губами прижимается к моему плечу, наполовину кусая, наполовину целуя. Он то приподнимает мою попку, то опускает, потираясь огромной выпуклостью о мою сердцевину. – Я чувствую твою горячую киску, детка. Ты хоть трусики надела?

– Нет, – сумела выговорить я, задыхаясь. Никогда в жизни не хотела мужчину так сильно. Никогда еще не сдавалась так – не позволяла парню вести себя и делать все, что он хочет.

В груди Гаррета раздается гул.

Я отстраняюсь и вижу, что его глаза стали серебристые. – Твой волк показывает себя, – бормочу я.

– Черт. – Он опускает меня на землю и смотрит на меня, сжимая кулаки по бокам.

– Что случилось? Ты в порядке?

Он не отвечает. Желваки ходят ходуном на его скулах. Он бормочет проклятие и стягивает с себя рубашку.

Боже. Его руки – мышцы почти такие же большие, как моя голова. От вида его кубиков пресса мне хочется выть на луну. На плече татуировка в виде волчьей лапы.

– Что ты делаешь? – Я скрещиваю руки на груди, чтобы спрятать тугие соски. Теперь он тянется к поясу. Я выбрасываю руку. – Погоди, здоровяк. Что ты делаешь? – Неужели он думает, что мы займемся сексом прямо здесь и сейчас?

– Мне нужно перекинуться.

– Здесь? Сейчас? – Я оглядываюсь вокруг. – Гарретт, нет. – До нас доносится звук машины внизу. – Средь бела дня, и любой может появиться.

Он подходит ближе, его запах омывает меня. – Я ничего не могу с собой поделать. Из-за тебя происходят перемены. Если не выпущу волка, я поставлю тебя на колени и, – он обрывает себя, по-собачьи покачивая головой, – сделаю эти ужасные вещи.

Пожалуйста, сделай их.

Его кожа пульсирует в ужасающем движении.

– Нет. – Я кладу ладони ему на грудь, как будто могу остановить волка. – Остановись, пожалуйста. – Я знаю, каково это – быть ребенком и видеть то, что не должна. – Не делай этого. Не так.

– Не могу остановиться. – Его голос звучит приглушенно. Он собирается сейчас измениться передо мной.

– Оставайся со мной, Гаррет. – Я делаю единственное, что могу придумать. Приподнявшись на цыпочки, обхватываю его шею руками и целую его.

Как только наши губы соприкасаются, меня обдает жаром. Гаррет поднимает меня, запускает руку в волосы и откидывает мою голову назад. Твердым членом прижимается к моему животу. Поцелуй воспламеняет, ощущения взрываются во мне. Все во мне оживает.

– То, что я хочу сделать с тобой. – Голод на его лице пугает.

– Так делай, – говорю я серьезно. И я хочу этого. – Только не здесь. Отвези меня домой. Тебе не обязательно меняться. – Не знаю, говорит ли это моя интуиция или страх, но есть какая-то срочность в том, чтобы сохранить его рассудок, предотвратить то, с чем он борется.

Он лижет мне горло, крепка держа мою голову в железной хватке. Скользит губами по подбородку и впивается поцелуем. Я реагирую, прижимаясь к нему бедрами, пылая от желания.

Он так сильно кусает меня за плечо, что вскрикиваю от боли. Вкрик, похоже, выводит его из ступора, наполненного похотью, и Гарретт отпускает меня, отпрыгивая назад, как будто я его обожгла.