Саймон не мог придумать подходящего ответа, поэтому он повёл свою стайку болтливых людей в служебные квартиры. Он открыл несколько магазинов в Дворе, чтобы более внимательно изучать людей, наблюдать за ними так же, как Эллиот наблюдал за теми, кто сидел в городском правительстве. Забота о некоторых из них делала всё это таким... личным. Люди и терра индигене не должны были быть друзьями. Такого не планировалось.

Но почему-то казалось, что именно так и вышло.

Мег хотела насладиться своей первой поездкой на санках с пони, но поднялся ветер, который гнал снег и мешал наслаждаться чем-либо, кроме перспективы достижения тёплого, сухого места. Поэтому она забралась на заднее сиденье санок вместе с Натаном, а Шутник сидел на сиденье, такой закутанный, что она едва узнала его. Единственным из них, кто, казалось, наслаждался жизнью, был Смерч, чьи упряжные колокольчики звенели и неуклюжие лошадиные ноги поднимали снег вокруг него, когда он бежал по дороге.

"Возможно, он убирает с дороги достаточно снега, чтобы кто-нибудь мог проехать на КНК всю дорогу до Зелёного Комплекса", — подумала Мег. — "Если только этот кто-то не будет ждать слишком долго".

Будет ли это иметь значение? Как это может изменить ситуацию? Она чувствовала раздражение, зуд, с тех пор как пошёл снег, сводя Натана с ума, потому что он чувствовал её настроение, но не понимал его источник. Резкое и зудящее, но настоящее покалывание под кожей не началось, пока она не увидела Саймона.

— Мы на месте, — сказал Шутник, поворачиваясь на сиденье.

Натан соскочил с санок и подождал, пока она возьмёт сумки с едой, которую купила во время полуденного перерыва. Он шёл впереди неё, оставляя след, за что она была ему благодарна. Она уже не была так благодарна, когда он остановился у её лестницы, принял странную и тревожную форму получеловека — полуволка, схватил одну из её сумок и побежал вверх по лестнице.

Лестница была погребена под снегом, и ей было бы трудно тащить обе сумки, потому что она не видела, куда поставить ноги, и он пытался помочь. Тем не менее, она избегала смотреть прямо на него и на те части тела, которые не были должным образом покрыты мехом, в то время как она открыла входную дверь, стряхнула снег, как могла, и вошла внутрь.

Засунув сумку для переноски в её руку, он тут же перевоплотился обратно на чистого Волка.

— Хочешь войти? — спросила она.

Вместо ответа он выбрал место на решётчатой стороне её крыльца, где у него была хоть какая-то защита от снега и ветра — и где любой, кто поднимется по лестнице, не увидит его раньше, чем он увидит их.

Он лёг и одарил её взглядом "идиотка, ты не собираешься закрыть дверь?" Поэтому она закрыла дверь, сбросила мокрую зимнюю одежду и повесила её в ванной, чтобы она просохла.

Она поставила еду в холодильник и в шкафчики и подумала, догадается ли кто-нибудь проверить съестное, прежде чем оно испортится.

Пророчества и видения не действовали одинаково во внешнем мире и как они были в резервации. Её собственный опыт, её собственные воспоминания обеспечивали контекст. Вот почему, когда она увидела Саймона, стоящего в дверном проёме служебной комнаты, она погрузилась в то странное видение, которое не требовало пореза.

Мех. И зубы. И жуткий холод. Затем вспыхнули воспоминания картинок из видений, которые она видела в Дворе. Буря. Мужчины, одетые в чёрное. Звук, похожий на шум моторов и шершней. Внутренняя дорога рядом с домом Эребуса Сангвинатти. Сэм, завывающий от ужаса. Белая комната с узкой кроватью. И Саймон Вулфгард.

Она перекладывала картинки и так, и эдак, как кусочки головоломки, меняя последовательность и ища подсказки. Она могла бы спасти Сэма. Если она проследит за одной последовательностью образов, то смогла бы сделать это. А что после? Она не собиралась сдаваться. Она не собиралась отдавать своё тело, как будто оно было чьей-то собственностью. Она будет бороться изо всех сил и так долго, как только сможет. Единственное, что она выиграет от борьбы — это её собственное ощущение себя личностью, а не вещью, потому что конец будет тот же самый.

Это было начало пророчества, которое она видела о себе.

В эту ночь она умрёт.