ДВАДЦАТЬ ДВА ОПАСНОСТЬ! ОПАСНОСТЬ! УИЛЛ РОБИНСОН!
ЧАРЛИ
— Блейк! — крикнула я из нашей фирменной «инновационной» комнаты в задней части магазина. — Блейк! Я не могу разобрать твой почерк! Тащи сюда свою задницу!
Я прищурилась, перевернула листок вверх ногами, скомкала его и снова развернула, чтобы посмотреть, может ли это изменить результат, чтобы я могла бы каким-то образом прочитать ее куриные каракули, но это было бесполезно. Я фыркнула и села, лекарство от желудка наконец подействовало на мою расстроенную и злую маленькую фасолинку в животе.
Блейк распахнула дверь, ее волосы были в беспорядке. Они торчали в разные стороны, и мне пришлось скрыть свой смешок. Она была похожа на павлина, но без элегантности, потому что казалась почти немного сумасшедшей.
— Что тебе нужно, женщина? Я там крашу.
Ее руки были покрыты светло-голубой краской, и даже на дизайнерских джинсах и китчевой винтажной футболке были пятна.
— Что, черт возьми, это за слово? — я с хмурым видом указала на листок.
— Боже Всемогущий, — сказала она, снова демонстрируя свое южное происхождение. Она жила в штате Мэн с восьми лет, но каждый раз, когда она навещала своих бабушку и дедушку в своем родном городе в Арканзасе, он всегда выходил наружу. — Здесь сказано: «Вера обретается в моменты, которые ты не можешь контролировать».
Я рассмеялась:
— Знаешь, что я вижу? — она пожала плечами, и на ее губах заиграла улыбка. — Вера обрыгается в тотемы, на которые ты можешь онанировать.
Она побледнела:
— Фу, отвратительно!
— Перестань писать курсивом, чувак! Похоже, что какой-то врач написал эту чушь.
— Хорошо, — она скрестила руки на груди, притворяясь оскорбленной. — Я попрошу Вик или Джеймс писать мои заметки.
— Мы платим им не за то, чтобы они занимались подобным дерьмом, чудачка. Напечатай, мне все равно. Просто, ради всего святого, пиши лучше. Намного лучше.
Она закатила глаза:
— Не похоже, что у твоей задницы идеальный почерк. Может быть, из-за ребенка у тебя все помутилось в голове. Влияет на твою способность ясно видеть вещи.
Я прищурила глаза:
— Заткнись. Это не побочный эффект. Я выращиваю человека, а не схожу с ума, — ну, насколько я знала. Я не прочитала еще множества детских книжек.
— Нет ни одного научно доказанного факта, по которому бы ты не сходила с ума, — огрызнулась она в ответ.
Я открыла рот, чтобы возразить, но это не было ложью:
— Неважно. Ты отстой.
Она поцеловала воздух, уходя, чтобы вернуться к своим обязанностям.
Я наконец-то выяснила расписание Рида в кофейне. Когда следует избегать его. Когда можно следить за ним. Когда и куда я могу поместить для него записки, когда не чувствую себя полной дурой.
Я знаю, это глупо. Посылать ему записки, когда я была той, кто расстроился из-за того, что он не рассказал мне о своих, но мне хотелось думать, что в них было что-то поэтичное. Не только мои слова поддержки, но и его тоже. Как будто они были главой в нашей книге, а я предоставляла свою собственную маленькую главу.
— Привет, Чарли, — поздоровался Хэм, когда я вошла в «Гроветон Кофе Ко.». Я начала проводить время с ним и Амелией и была благодарна им за дружбу. Хэм был чем-то вроде старшего брата, который случайно говорил неуместные вещи, которые обычно отвлекали меня от мыслей о Риде. А Амелия была мне во многом как младшая сестра, которая хранила все мои секреты и давала разумные и дельные советы.
— Привет, Хэм. Как дела?
— Хорошо. Моя смена заканчивается через час, — он подмигнул. — Что я могу тебе предложить?
— Горячий черный чай, пожалуйста.
Он напечатал мой заказ на кассовом аппарате, и его коллега-специалист по напиткам начал заваривать мне чай.
— Итак, — сказала я, расплачиваясь. — Вы с Амелией уже досмотрели «Ривердейл»?
Он был моим последним наводнением. Я металась между «Сверхъестественным» и «Ривердейлом» и втянула в него и Хэма, и Амелию. Это один из моих лучших моментов, по крайней мере я сама себе так говорю.
— Мы на предпоследнем эпизоде сезона. Хочешь зайти к Амелии и посмотреть его сегодня вечером с нами?
Я улыбнулась:
— Я бы хотела. Но мне скоро нужно вернуться в магазин, — я решила уделить пару часов себе, потому что пребывание на ногах семь часов подряд делало меня немного раздражительной. — Но обязательно напиши мне, когда закончите.
— Принял.
Дверь за моей спиной звякнула, и я отошла в сторону, давая тому, кто был следующим, немного места для заказа.
Но выражение лица Хэма привлекло мое внимание, и у меня внутри все сжалось.
— Что такое? — спросила я, глядя в сторону.
Хэм сглотнул, дергая себя за воротник:
— Эм… это…
Я поняла, кто стоит у меня за спиной. ОПАСНОСТЬ! ОПАСНОСТЬ, Уилл Робинсон! (прим. крылатое выражение из сериала «Затерянные в космосе»)
— Я как раз собиралась… — я указала через плечо.
Хэм кивнул, его губы сжались в тонкую линию.
Не оглядываясь на Рида, я поспешила прочь, вверх по лестнице, надеясь обнаружить свое любимое место на втором этаже пустым. Это было очень уединенное место, и обычно мне достаточно везет, чтобы его занять. Но, ступив на последнюю ступеньку, я резко остановилась, мгновенно узнав фигуру мужчины, сидящего на одном из кресел.
Слава Богу, не на моем кресле, но все же.
Дерьмо.
— Брэндон?
Он повернулся, отложив книгу, которую читал.
— О, э-э, привет, Чарли, — он встал со своего места, его поза была в состоянии повышенной готовности.
Моя рука вцепилась в перила:
— Что ты здесь делаешь?
Это было мое место. Он не мог быть здесь. Возможно, я и дала волю своему гневу, когда ударила его, но я не хотела, чтобы он вторгался в мое личное пространство.
Пространство Рида.
— Я просто тусуются здесь, — он поднял руки в знак подчинения перед своим телом.
Я фыркнула. Я не могла вернуться вниз, и мне правда не хотелось находиться здесь, наверху. Я буквально застряла между молотом и наковальней. Или, знаете, эгоистичным придурком и любовью всей моей жизни. Оба были довольно угрожающими, если быть честной.
— Ты можешь остаться, — предложил Брэндон, ставя книгу, которую он читал, обратно на книжную полку рядом с собой. — Я пойду.
Я ничего не сказала, вместо этого я прикусила внутреннюю сторону нижней губы, пока он собирал свои вещи. Когда он двинулся, чтобы уйти, мое тело напряглось, потому что я знала, что для того, чтобы он вышел, ему придется пройти мимо меня.
— Ты же не собираешься ударить меня снова, правда? — спросил он, его глаза расширились от беспокойства, когда он приблизился ко мне.
Я сдулась. Он мне не нравился, но что сделано, то сделано, и учитывая все, что происходит в моей жизни, бить его было не совсем правильно. Он заслужил первый удар. Второй он, наверное, тоже заслужил, но мне это ничем бы не помогло.
— Не сегодня, Брэндон.
Он ухмыльнулся:
— Спасибо за это.
Когда он проходил мимо меня, спустившись на пару ступенек, он остановился и обернулся:
— Мне правда жаль. Не только из-за свадьбы, но и всего остального. Ты заслуживала лучшего. Я, э-э, я был не самым лучшим парнем, и я показал тебе самые уродливые части себя, — его тело дрожало, когда он повыше закинул сумку на плечо. — Я… мне жаль. Ты никогда не делала ничего плохого, что заставило бы меня уйти. Я был просто… эгоистом.
У меня защипало в носу, и я отвела взгляд, сосредоточившись на часах передо мной.
— Мне просто нужно было, чтобы ты это знала.
Поджав губы, я кивнула.
Он поднял руку, прощаясь, и я повторила его движение, чувствуя головокружение, потому что это был последний шаг, который был мне нужен, чтобы отпустить его. Навсегда.
Боже, это так приятно.
Повернувшись, я направилась к своему креслу и со вздохом опустилась в него. Я чувствовала себя так, словно каталась на нескончаемых американских горках, и мне просто хотелось сойти с них. Спать. Есть. Писать. Снова почувствовать себя нормальной.
Я была так близка к тому, чтобы принять Рида, но я хотела сделать это в свое собственное время. Это было жадностью, но я хотела контролировать ситуацию. Я хотела знать, что чувствует мое сердце, прежде чем с головой окунуться в свою жизнь с Ридом.
Брэндон научил меня, как не падать. Теперь я пыталась понять, как упасть, не погибнув при этом. И чтобы дать себе время разобраться, чего я на самом деле хочу, кому я хочу отдать все, потребовалось немного веры. И много размышлений.
Рид стоил того, чтобы рискнуть. Я знала это в глубине души. Это знание просочилось в мое существо, но я больше не стану той же сломленной девушкой. Я отказываюсь. Только не с Ридом. Ни с кем. И я еще не была уверена, что достигла этого.
Достав свой ежедневник, я щелкнула ручкой и начала записывать свое расписание на следующую неделю. Я записала планы на понедельник, ланч с Блейк, а потом подумала о Риде, который был внизу. Я записала встречу на вторник, а потом подумала о Риде. Среда была расписана на встречи с местными журналистами, поэтому я записала их и, как вы уже догадались, подумала о Риде. Когда я добралась до четверга, мне пришлось по-настоящему сконцентрироваться. Все мысли о Риде вытеснялись на передний план моего сознания, и я отложила ручку, уронив голову на руки.
— От твоей грусти захватывает дух, Чарли, — сказал Рид у меня за спиной, и я медленно подняла голову.
Он стоял рядом со мной в темно-синих застиранных джинсах, черных «Чак Тейлорсах» и новой кожаной куртке, которую я никогда раньше не видела.
Я моргнула, глядя на него снизу вверх.
— Привет, любимая, — сказал он, улыбаясь. Боже, как бы я хотела, чтобы он замолчал. А еще мне бы хотелось, чтобы он был похож на тролля. Я чертовски жалела, что была такой тщеславной, потому что, Боже милостивый, я хотела прикоснуться к нему. Обнять его. Почувствовать его кожу на своей. Я хотела, чтобы он знал о том, что у меня в животе. О том, что мы сделали.
— П… привет, — прохрипела я.
Ладно, Чарли, по крайней мере, притворись, что при виде него тебе не хочется упасть на колени и поклониться Богу, который его создал. Вот почему ты наблюдала за ним только наедине и почему, когда ты пришла на заключительный вечер его спектакля, ты позволила себе лишь один быстрый взгляд, прежде чем убежать так, что аж пятки сверкали.