Он камнем полетел к земле и на мгновение утратил способность мыслить: разум затопило первобытным страхом. Джеммел учил его контролировать страх, не бояться высоты и потери ориентации в пространстве во время падения.

Эти уроки улетучились из головы Кельсера. Он падал сквозь клубящийся туман, и быстро, не разбирая направления. Несколько секунд — и он ударится о землю.

В отчаянии он оттолкнулся от флаконов с металлами, надеясь, что не ошибся с направлением. Они сорвались с пояса и во что-то врезались — в землю.

Металла едва хватило, чтобы замедлить падение. Спустя долю секунды Кельсер грохнулся о землю. От удара выбило весь воздух из груди, из глаз посыпались искры.

Он лежал, пытаясь прийти в себя, когда что-то бухнулось рядом. Джеммел насмешливо фыркнул:

— Глупец.

Кельсер со стоном поднялся на четвереньки. Жив. И, что удивительно, вроде ничего не сломано, хотя бок и бедро саднит от боли. Синяки его ждут кошмарные, но пьютер сохранил жизнь. Любой другой после такого падения, пусть и замедленного в конце отталкиванием, переломал бы все кости.

C трудом поднявшись на ноги, Кельсер наградил Джеммела свирепым взглядом, но возмущаться не стал. Возможно, это лучший способ обучения. По крайней мере, самый быстрый. С рациональной точки зрения, Кельсер и сам бы предпочел, чтобы его столкнули в пропасть и пришлось бы учиться прямо в полете. Но ненависть к Джеммелу от этого не уменьшилась.

— Я думал, нам надо вверх, — сказал Кельсер.

— А потом вниз.

— А потом снова вверх, я полагаю? — вздохнул Кельсер.

— Нет. Еще ниже.

Джеммел зашагал через двор крепости мимо зарослей декоративного кустарника: в ночи они казались темными, окутанными туманом силуэтами. Кельсер поспешил за Джеммелом, остерегаясь очередного нападения.

— В подвале, — пробормотал Джеммел. — В подвале, видите ли. Почему в подвале?

— Что в подвале? — спросил Кельсер.

— Наша цель. Нужно было забраться повыше, чтобы я поискал вход. Похоже, один есть в саду.

— Погоди, звучит и правда разумно. Ты головой ударился?

Мрачно глянув, Джеммел сунул руку в карман и вытащил пригоршню монет. Кельсер потянулся к металлам, если вдруг придется защищаться. Однако Джеммел развернул ладонь и метнул монеты в двух стражников, которые выскочили проверить, кто это шастает в темноте.

Оба упали, один закричал. Похоже, Джеммела мало волновало, что их с Кельсером могут обнаружить. Он двинулся вперед.

Кельсер мгновение помедлил, глядя на умирающих. Они работали на врага. Он поискал в себе хоть каплю сочувствия, но не нашел — Ямы Хатсина его вытравили. Однако в глубине души Кельсера беспокоило, что он почти ничего не чувствует.

Он поспешил за Джеммелом. Тот подошел к подсобке садовника и открыл дверь, однако внутри оказались не инструменты, а лишь ведущая вниз темная лестница.

— Жжешь сталь? — спросил Джеммел.

Кельсер кивнул.

— Посматривай по сторонам.

Джеммел вытащил из кармана пригоршню монет. Кельсер простер руку к павшим стражникам и потянул к себе монеты, которые швырнул в них Джеммел. Он видел, как старик притягивает предметы так, что они не несутся к нему на полной скорости. Сам Кельсер этот трюк еще не освоил, поэтому пришлось пригнуться, а монеты пролетели над его головой и врезались в стену подсобки. Он собрал их и принялся спускаться вслед за Джеммелом. Тот смотрел на него с нетерпением и недовольством.

— Я был безоружен, — объяснил Кельсер. — Оставил кошелек на крыше.

— Такие ошибки тебя погубят.

Кельсер не ответил. Да, он допустил промах. Разумеется, он собирался забрать кошелек — и забрал бы, если бы Джеммел не столкнул его со шпиля.

По мере спуска свет потускнел, а потом и вовсе сменился почти полной темнотой. Джеммел не стал зажигать ни факел, ни фонарь и жестом велел Кельсеру идти первым. Очередное испытание?

Горящая сталь голубыми лучами указывала на металл поблизости. Помедлив, Кельсер бросил на землю пригоршню монет. Монеты покатились вниз, обозначая ступеньки, а когда остановились, у Кельсера сложилась полная картина окружающего пространства.

Впрочем, голубые линии не заменяли зрение, и идти приходилось с осторожностью. Но монеты здорово помогли. Пройдя чуть дальше, Кельсер разглядел засов на двери. За спиной хмыкнул Джеммел, и похоже, в кои-то веки одобрительно.

— Неплохо придумал с монетами.

Улыбнувшись, Кельсер подошел к двери, ощупал ее, взялся за металлический засов и осторожно отодвинул.

За дверью блеснул свет. Кельсер пригнулся. Что бы там ни думал Джеммел, на долю Кельсера выпало немало проникновений в дома и тихих ночных краж. Он не новичок. Просто жизнь учит таких полукровок, как он, либо уметь заболтать собеседника, либо незаметно смыться, иначе не выжить. Бросаться в открытый бой в большинстве случаев глупо.

Конечно, в ту ночь не вышло ни смыться, ни договориться, ни победить в бою. В ночь, когда его схватили, в ночь, когда не мог предать никто, кроме нее. Но почему тогда схватили и ее? Она не могла…

«Хватит», — сказал себе Кельсер и пригнувшись прокрался в комнату. Она была заставлена длинными столами, на которых лежал разнообразный плавильный инвентарь — не громоздкий, как в кузнице, а маленькие горелки и высокочувствительные инструменты мастера-металлурга. На стенах горели лампы, в углу пылал большой красный горн. Откуда-то тянуло свежим воздухом, в другом конце комнаты открывались выходы в несколько коридоров.

На первый взгляд в комнате никого не было. Вошел Джеммел, и Кельсер снова притянул к себе монеты. Некоторые пятнала кровь погибших стражников. По-прежнему пригнувшись, Кельсер пробрался мимо стола, заваленного письменными принадлежностями и тетрадками в твердом переплете. Джеммел шагнул в комнату, даже не пытаясь скрываться, и, уперев руки в бока, огляделся.

— И где он?

— Кто? — спросил Кельсер.

Джеммел забормотал себе под нос и двинулся по комнате, сбрасывая со столов инвентарь. Кельсер скользнул вдоль стены, намереваясь заглянуть в коридоры — не идет ли кто. Первый коридор вел в длинную узкую комнату. И там были люди.

Кельсер замер и медленно выпрямился. В комнате не было камер, человек шесть — и мужчин, и женщин, — привязали за руки прямо к стенам. Бедняги выглядели так, будто их избили до полусмерти. От одежды остались испятнанные кровью лохмотья.

Придя в себя от изумления, Кельсер шагнул к ближайшей женщине и вытащил у нее изо рта кляп. Пол был сырым: похоже, недавно на пленников вылили несколько ведер воды, чтобы в лаборатории не воняло. Повеяло свежестью: из дальнего конца коридора, в который выходила комната, долетел порыв ветра.

Женщина напряглась от его прикосновения, распахнула глаза, и они тут же расширились от ужаса.

— Пожалуйста, пожалуйста, не надо… — прошептала она.

— Я не причиню тебе вреда, — пообещал Кельсер. Онемение внутри словно… дрогнуло. — Пожалуйста. Кто ты? Что здесь происходит?

Женщина просто уставилась на него. Он потянулся было к веревкам, чтобы развязать, но она поморщилась, и он замешкался.

Послышался сдавленный звук. Глянув в сторону, Кельсер увидел другую женщину — постарше и солиднее. От побоев на ней не было живого места, но взгляд казался не столь безумным, как у молодой. Кельсер подошел к ней и вытащил кляп.

— Пожалуйста, освободи нас, — произнесла женщина. — Или убей.

— Что это за место? — прошипел Кельсер, распутывая веревки на ее руках.

— Он ищет полукровок, — ответила женщина. — Чтобы опробовать новые металлы.

— Новые металлы?

— Не знаю. — По щекам женщины струились слезы. — Я просто скаа, все мы. Я не знаю, почему он выбрал нас. Он говорит о металлах… неизвестных металлах. Вряд ли он в своем уме. То, что он творит… по его словам, они хотят пробудить в нас алломантию… но, мой лорд, во мне нет благородной крови. Я не могу…

— Тише, — сказал Кельсер, освобождая женщину.

Какое-то новое чувство прожигало тугой клубок онемения в душе. Похожее на гнев, который он испытывал, но другое. Нечто большее. Это чувство вызывало слезы, но при этом согревало.

Освобожденная женщина уставилась на свои руки: веревки стерли запястья до крови. Кельсер повернулся к остальным беднягам-пленникам. Большинство очнулись. В их глазах не было надежды, они просто тупо смотрели перед собой.

Да, новое чувство.

«Как можно жить в таком мире? — подумал Кельсер, переходя к следующему скаа. — В мире, где творится такое?»

Страшнее всего в этой трагедии то, что подобные ужасы обыденны. Со скаа можно не считаться. Никто их не защитит. Всем плевать.

Даже ему. Большую часть жизни он не обращал внимания на подобную жестокость. О, он притворялся, что ведет борьбу, но на деле лишь обогащался. Все планы, все аферы, все его великие замыслы — все ради него, его одного.

Он освободил еще одну пленницу, молодую темноволосую женщину. Она походила на Мэйр. Избавившись от веревок, женщина просто свернулась клубочком на земле. Кельсер стоял над ней, физически ощущая свое бессилие.

«Никто не борется, — подумал он. — Никому и в голову не приходит, что можно бороться. Но они неправы. Мы можем бороться… я могу бороться».

В комнату вошел Джеммел, по-прежнему что-то бормоча, и мельком глянул на скаа, словно и не заметил. Не успел он сделать и пары шагов, как из лаборатории раздался крик.

— Что здесь происходит?!

Кельсер узнал голос. Именно этот голос он никогда не слышал, но узнал надменность, самоуверенность, презрение. Он поймал себя на том, что поднимается, протискивается мимо Джеммела и возвращается в лабораторию.

Посреди лаборатории стоял мужчина в дорогом костюме и белой, застегнутой на все пуговицы рубашке. Короткая стрижка и костюм, скорее всего, доставленный из Лютадели, — по последней моде.

Мужчина властно воззрился на Кельсера. И Кельсер понял, что улыбается. По-настоящему улыбается, впервые после Ям, после предательства.