Остальные флибустьеры ничего не заметили. Когда позже чуть развиднелось, они пересчитали свои суда. Одного корабля не было. Ничего, море велико, еще встретимся подальше или попозже, а может, и никогда, на все Божья воля...

Вахтенный офицер английского фрегата долго всматривался в цель, замеченную матросом, сидевшим в «вороньем гнезде», затем опустил подзорную трубу и двинулся к капитанскому мостику:

– Корабли на горизонте, сэр. Семь-восемь мачт. Два румба по левому борту, идут встречным курсом.

Адмирал не скрывает своего удовольствия:

– Это Пуэнти.

Английская эскадра из двадцати четырех кораблей неделю назад вышла с острова Барбуда. Сначала она полетела на запад, подгоняемая пассатом. Не обнаружив никого, адмирал подумал: «Барон де Пуэнти все равно должен будет возвращаться во Францию – с заходом на Санто-Доминго или без. Подождем его на обратном пути». Его эскадра заняла позицию к востоку от Багамских островов.

Расчет оказался верен. Пуэнти, покинув Картахену, взял курс на Санто-Доминго, но Дюкас успел сообщить ему об англичанах, поэтому барон решил идти западнее, в обход Ямайки, с тем чтобы свернуть затем на север и проскочить в Атлантику между Багамами. Тут-то он и напоролся на англичан.

Было 7 июня 1697 года. Небо наполовину закрывала облачность, дул свежий вест-норд-вест. Пересчитав противостоявшие ему корабли, Пуэнти понял, что единственный шанс на спасение – это «сесть на ветер», иными словами, удирать. Решение нисколько не роняло его достоинства, учитывая соотношение сил, обилие больных на борту, а главное, ценность добытого груза.

Следует отметить, что барон выказал себя незаурядным мастером маневра. Продолжая двигаться курсом норд-вест, он начал забирать бейдевинд. Английский адмирал недооценил скорости противника и, замешкавшись, поздно лег на другой галс. В результате он смог догнать и захватить лишь отставшую от французской эскадры барку. Пуэнти, лавируя по ветру, удерживал дистанцию. Британский адмирал, видя, что его основным силам не догнать противника, пустил за ним вдогонку лишь три фрегата – на всякий случай. Но ночью барону удалось скрыться из виду, и 27 августа 1697 года он вошел в порт Брест на побережье Франции.

Английский же адмирал отправился искать других «клиентов»: ведь флибустьеры, грабившие с Пуэнти Картахену, не могли никуда уйти. К нему присоединились дорогой два «голландца», и они начали методично прочесывать Карибское море. На юге горизонт был по-прежнему закрыт плотной завесой дождя. На сей раз Фортуна отвернулась от флибустьеров: они столкнулись буквально нос к носу с ищущими их англичанами и оказались застигнутыми врасплох. Дело в том, что пираты привыкли всегда проявлять инициативу, и эта привычка обернулась сейчас против них. Они не были подготовлены к бою.

Подробности разыгравшегося сражения остались неизвестны. Результат же его таков: два корабля, на которых находилась основная часть пиратской добычи, были захвачены, один – англичанами, второй – голландцами. Пленных флибустьеров посадили в трюм на цепь рядом с черными невольниками. Возможно, пираты страдали бы меньше, знай они, что свобода не за горами: по условиям Рисвикского мира (20 сентября 1697 года), завершавшего войну Аугсбургской лиги, они будут отпущены на волю. Что касается рабов, то их судьба была поистине ужасной. Добрый губернатор Дюкас обещал, что за участие в картахенской экспедиции они получат высшее благо – свободу. Но в результате встречи с английской эскадрой они вновь стали товаром, который победители продадут на рынке, – на них мирное соглашение не распространялось. Уникальный шанс был потерян.

Остальным флибустьерским судам удалось ускользнуть, и они прибыли к условленному месту встречи в бухту Коровьего острова. Под занавес не повезло еще одному судну – его выбросило на берег Санто-Доминго столь же необъяснимым образом, как и тот корабль, что разбило о камни возле Картахены. Рыбаки видели, как парусник шел на юг, и тут неожиданный порыв ветра, словно гигантская рука, швырнул его на мель.

Вскоре в месте крушения к небу поднялся столб дыма. Зарево было видно издалека всю ночь. Рыбаки вошли в соседний порт Кай, где сообщили о происшествии, но жители крохотного поселка побоялись отправиться на место. Пожар казался подозрительным, а за минувшие годы немалое число поселенцев поплатилось за излишнее любопытство. Позже, утром, они все-таки подплыли к месту крушения, обнаружив там лишь обгоревший остов, в котором нечего было взять. Уцелевшие флибустьеры пешком добрались до поселка Леоган. От них-то и стало известно название погибшего судна.

«Самым выдающимся событием в войне Аугсбургской лига, – читаем мы в учебниках истории, – было взятие города Картахены адмиралом де Пуэнти». Действительно, за этот удачный поход барону было пожаловано адмиральское звание. Он не лишился королевской милости даже после случившейся вскоре неприятности. Дело в том, что Дюкас, неустанный воитель за права флибустьеров, отправил в Версаль своего помощника, сьера Галифе, с подробным рассказом об обстоятельствах экспедиции и дележа добычи. Галифе удалось добиться приема у короля, и в результате акционеров картахенского похода обязали выплатить флибустьерам оставшуюся часть двухмиллионной доли добычи. Таким образом, они добились своего. На бумаге.

Королевский рескрипт о выплате причитавшейся компенсации датирован 20 ноября 1697 года. Но, как известно, должники редко когда торопятся расстаться с деньгами. К тому же заботливый Дюкас, резонно опасаясь, что столь огромная сумма пробудит в его строптивых подданных загульные замашки, попросил, чтобы компенсация была выдана в форме земельных участков и сельскохозяйственного инвентаря. Это было для должников прекрасным предлогом тянуть с выплатой до бесконечности. Со своей стороны флибустьеры Санто-Доминго, которых становилось все меньше и меньше, не были особенно заинтересованы в плугах и надворных постройках. Когда с ними заговаривали о государевой справедливости, они лишь пожимали плечами. Они пожимали плечами и когда Дюкас спрашивал их: «Почему вы уезжаете?» Зачем спрашивать перелетных птиц, почему они улетают? Их влечет неодолимый инстинкт.

ПОСЛЕДНИЙ ФЛИБУСТЬЕР

«МИЛАЯ СЕСТРИЦА»

18 апреля 1804 года поутру два тяжело груженных купеческих парусника в сопровождении элегантно покачивавшегося брига медленно входили в устье Миссисипи у Плакмайн-Бенд, что в пяти милях ниже Нового Орлеана. Бриг шел под французским флагом, как и один из «купцов»; над вторым развевался испанский флаг. Небо успело поблекнуть, свинцовое солнце безжалостно жгло равнину, раскинувшуюся насколько хватало глаз по обоим берегам. Черные рабы на плантациях и солдаты форта Сен-Филипп, прищурившись, следили, как три суденышка храбро одолевали течение великой реки.

Индейцы называли ее Мешасебе – Родитель Вод. На последнем отрезке перед впадением Миссисипи расходится вширь на полтора километра, и ветры там порой не уступают свирепостью знаменитым ураганам Мексиканского залива. Даже сегодня, глядя на реку из Новоорлеанского порта, где громоздятся высоченные мосты и краны, поражаешься мощи этого колоссального творения природы. Бурые воды каштанового оттенка от вымываемой из берегов почвы несут вырванные с корнем деревья, а между этими плавучими таранами лавируют десятки буксиров и туеров[26], с утра и до вечера снующих вдоль нескончаемых причалов; забитые автомобилями квадратные паромы, пыхтя от натуги, пересекают в облаке водяной пыли бугристую от волн огромную поверхность. Могучим океанским судам требуется добрых полчаса для захода в порт, когда ветер и течение гонят их прочь. Немудрено, что три крохотных парусника начала XIX века выглядели жалкими козявками на спине мастодонта. Казалось, он вот-вот стряхнет их. Но нет, они ползли вперед, дальше и дальше, наперекор могучим стремнинам.