Изменить стиль страницы

— Сынок, хотел зайти, чтобы сообщить тебе, что Сэм очнулась, и врачи разрешили ей говорить.

Я тяжело выдыхаю и киваю.

— Это здорово. Когда ты пойдешь допрашивать ее? — голос Шай дрожит от волнения.

Шериф смотрит на часы. 

— Гэри должен сейчас подъехать туда. — Его глаза находят Лукаса. — Я скоро вернусь, чтобы сообщить, что мы получим.

— Спасибо.

Он кивает и отворачивается от нас, крича через плечо, что у Шай осталось всего десять минут.

Ее яркая улыбка поворачивается ко мне. 

— Вот оно! Это может снять тебя с крючка!

— Да, но если это был Тень, сможет ли она дать какую-нибудь информацию, которая бы вытащила меня? Что, если она не видела его лица или не слышала его голоса, и не будет никаких доказательств, разве это не оставит меня на плахе?

Ее улыбка исчезает, и я тут же жалею о своих словах.

Показания Сэм решают мою судьбу, так или иначе.

Шайен

— Время вышло! — кричит помощник шерифа с порога. — Попрощайтесь.

Я выпрямляю спину и вкладываю в свои слова столько силы, сколько могу. 

— Я не уйду.

Лукас улыбается, на самом деле улыбается!

— Шай, тебе нужно уйти. — Длинные пальцы Лукаса сжимаются вокруг прутьев камеры, от его улыбки у меня все тает внутри.

— Может быть, не в этой комнате, но я буду ждать в офисе шерифа. Я хочу быть здесь, когда они вернутся, и тебя нужно будет отвезти домой, когда отпустят.

Он хмурится, выражение его лица становится серьезным. 

— Думаю, мы должны быть готовы к худшему. Они провели расследование, Шай. И знают мое досье, что меня судили за убийство моей семьи.

— Присяжные признали тебя невиновным.

Его глаза встречаются с моими. 

— По техническим причинам.

Я тяжело сглатываю и сопротивляюсь желанию придвинуться ближе и взять его руки в свои. 

— Ты думаешь, что убил свою семью, Лукас?

— Нет. Я любил своих братьев и сестру. Не могу представить, чтобы Гейдж причинил им боль.

— А маму? — мне нужно знать, наконец, правду о том, что он знает, или, по крайней мере, о том, что, по его мнению, произошло той ночью.

Выражение его лица становится жестким. 

— Я хотел, чтобы она умерла, да. Но не могу представить себя убивающим кого-либо, какими бы злыми они ни были. Однако Гейдж — это совсем другая история.

Я киваю на его шрам. 

— А это?

Он пожимает плечами. 

— Думаю, моя мама убила их, попыталась убить меня, а затем покончила с собой. Это то, что решили присяжные, поэтому это то, во что я верю.

Даже если это неправда, Лукас никогда не смог бы жить с самим собой, если бы знал, что отнял жизнь. 

Если власти когда-нибудь узнают, потащат ли они его на повторное слушание?

Лучше ему оставаться в неведении.

Дверь распахивается, вырывая меня из моих мыслей, и мой желудок подскакивает к горлу. 

Это они? Есть ли у них ответы?

Входит помощник шерифа и машет мне рукой, чтобы я уходила. 

— Время вышло, Шай.

— Еще пять минут? — я демонстрирую свою самую надутую гримасу.

— Ни единого шанса. Я уже дал тебе больше времени, чем должен был. — Он указывает на дверь. — Проваливай.

Я вздыхаю и смотрю на Лукаса, так сильно желая прикоснуться к нему перед уходом, утешить нас обоих хотя бы на секунду. Он, кажется, читает мои мысли и отходит от решетки. 

— Иди, Шай. Все будет хорошо.

— Я люблю тебя, и скоро увидимся. — У меня сводит живот, и я молю Бога, что сказала ему правду.

— Шайен, проваливай! — кричит помощник шерифа, и я ухожу от Лукаса, каждый метр расстояния между нами увеличивает ужас в моем животе.

Лукас

В камере, в которой меня держат, нет окон, так что время относительно, и кажется, что прошло уже несколько дней с момента ухода Шайен. Я пересчитываю кирпичи на внешней стене, количество заклепок в металлических перегородках и прутья в камере. Несколько раз.

После того, что кажется целой вечностью, дверь, наконец, открывается, и я смотрю вверх, чтобы увидеть, как входят шериф Остин и Гэри; их лица непроницаемы. Я молчу, пока они подходят к камере, мой пульс стучит в ушах. Глаза расширяются, когда шериф достает ключи из кармана и открывает дверь моей камеры.

— Мистер Мензано. — Взгляд Остина мрачен и устремлен на меня. — Ценю твое терпение во всем этом. — Он распахивает дверь. — Кажется, нас ввели в заблуждение лжесвидетели. Ты можешь идти.

Камера открыта, но я не решаюсь выйти, как будто все это какая-то шутка, чтобы усилить мое наказание. 

— Я не понимаю.

— Саманта смогла опознать одного из своих...

— Клянусь Богом... — мы все поворачиваемся к двери на звук голоса Шай. — Если ты попытаешься остановить меня, я отправлю твои яйца в полость твоего тела, Том!

Она врывается в комнату, и губы Остина дергаются, когда он кивает побледневшему Тому, чтобы тот отошел и впустил ее.

Ее глаза находят мои, но быстро устремляются к открытой двери камеры. 

— Что происходит? — она смотрит на Остина. — Куда вы его ведете?

Он делает шаг назад и указывает на меня. 

— Я только что объяснял Лукасу, что Саманта точно опознала…

Она ахает и прикрывает рот.

— Лукас не был тем человеком, который напал на нее.

Она бросается ко мне, и у меня как раз достаточно времени, чтобы собраться с силами, прежде чем ее тело врезается в мое, отбрасывая меня на шаг назад. 

— Я так и знала! Знала, что правда всплывет на поверхность.

Крепко обнимаю ее, чувствуя, будто проходят годы с тех пор, как я держал ее в руках. Ее мягкое, теплое тело тает в моем, и она зарывается лицом в мою шею, губы танцуют поцелуями на моей челюсти и шраме. Моя кровь бурлит в венах от необходимости остаться с ней наедине, и темнота затуманивает мое зрение, пока Гейдж пытается получить свой шанс с Шай. Хреново для него. Я утыкаюсь носом в ее шею, вдыхая пьянящий аромат шампуня, и мои мышцы расслабляются. Ему придется подождать.

Откашливание отрывает нас от воссоединения, и я отпускаю Шай только настолько, чтобы обнять ее за плечи.

Остин ухмыляется и мотает головой в сторону выхода. 

— Если у вас двоих есть минутка, мы можем пойти в мой офис, и я все объясню.

Взявшись за руки, мы следуем за ним из камеры и через участок в его кабинет. Я сажусь, но хватаю Шай, когда она садится слишком далеко от меня, и сажаю ее к себе на колени. Она пищит и смотрит на меня широко раскрытыми глазами и улыбкой. Не знаю, что на меня находит, но теперь, когда она рядом, мне кажется неправильным, что мы не прикасаемся друг к другу.

Остин садится за свой стол, перебирает несколько бумаг и откидывается назад.

 — Вот, что мы знаем. Саманта Кроуфорд, наконец, проснулась этим утром.

Спина Шай выпрямляется. 

— С ней все в порядке?

— Похоже, она полностью восстановится физически. Психически — это совсем другая история. — Он пристально смотрит на Лукаса. — Тебя подставили.

— Подставили? — рука Шай сжимается в кулак на коленях. — Кто?!

Я ерзаю на своем стуле и провожу ладонью по ее бедру, пока ее мышцы не расслабляются.

— Мужчина, который напал на нее, сказал, что его зовут Лукас Мензано. Я занимаюсь этим достаточно долго, чтобы знать, что большинство людей, совершающих преступления, не называют своих полных имен жертвам. Затем мы получили анонимную наводку. И заметили, что наводка поступила с номера, связанного с таксофонами. Когда мы отследили его, то обнаружили, что звонок был сделан на шоссе I-87. Гэри пошел и получил копию записи с камер видеонаблюдения, и парень, который дал наводку, не был похож на местного, как он утверждал. — Он сжимает челюсть. — Сэм поделилась, что было очевидно, что мужчине, который напал на нее, было некомфортно избивать женщину. Он закончил то, зачем пришел, и, думая, что она потеряла сознание, снял маску и подавился или его вырвало в нее. Она хорошо рассмотрела его лицо, и исходя из описания, ну, мы подумали, что это звучит знакомо. — Он откидывается назад, раскачиваясь на стуле. — Мы показали Сэм крупные планы с камеры наблюдения, и она точно опознала нападавшего.

— Боже мой... — робкий шепот. — Лукаса подставил...

Я смотрю туда-сюда между ними.

 — Кто?

Глаза Остина становятся жестче, и он практически рычит имя мужчины.

Она ахает и переводит ошеломленный взгляд на меня. Я зачарованно наблюдаю, как ее шок превращается в ярость.

— Тревор Питерсон. — Остин повторяет это, и только тогда до меня наконец доходит.

Она качает головой, и ее тело снова напрягается. 

— Он подставил тебя, чтобы создать историю для этого дурацкого канала в Лос-Анджелесе! Не могу в это поверить! — ее тон похож на пронзительный визг. — Ублюдок!

Я погружаю пальцы в волосы Шай на затылке, надеясь расслабить ее. Как бы все это ни раздражало, Сэм здесь настоящая жертва, я теряю лишь ночь свободы. Но рад, что они находят того, кто это сделал, и что он будет наказан. 

— Что насчет другого свидетеля? Ты сказал, что их было двое?

Он пролистывает еще пару страниц. 

— Мы отследили второй звонок на одноразовый сотовый, который был куплен в…

— Дай угадаю, — ворчит Шай. — Флагстаффе.

— Угадала. — Остин качает головой. — Мы конфисковали видеозапись из фургона, который нашли припаркованным среди деревьев возле дома Лукаса. Тревор устроил засаду Лукасу у его дома. Из того, что мы увидели, кажется, он заставил Лукаса защищаться, когда не ушел после того, как его попросили неоднократно. Полагаю, что оператор мистера Питерсона несет ответственность за этот второй звонок.

Она поворачивается ко мне, ее губы сжаты.

 — Это моя вина. Мне не следовало упоминать твое имя при Треворе. Я такая, такая...

Прижимаюсь губами к ее губам, немедленно заставляя ее замолчать. 

— Не надо. — После всего, что Гейдж сделал, чтобы причинить ей боль, оттолкнуть ее, она единственная, кто заслуживает извинений. Но не здесь, не перед аудиторией.

— И это все? — я готов убраться отсюда к чертовой матери, забрать мою девочку домой и держать ее, пока они не пришлют кого-нибудь, чтобы разлучить нас.

Остин встает со стула и протягивает руку. 

— Еще раз, прости, что задержал тебя на ночь. Мы должны были серьезно отнестись к наводкам.