Глава 39

Шайен

— Мне очень жаль, Шайен, но часы посещений начинаются только через тридцать минут. — Диана, регистратор в больнице, сочувственно улыбается мне.

Я должна увидеть Сэм. Должна разбудить ее, умолять пройти через это, чтобы она могла дать мне информацию, которая освободит Лукаса.

Мои пальцы сжимаются на стойке передо мной, и я пытаюсь сохранять спокойствие. 

— Знаю, и я бы ни за что не хотела, чтобы у тебя были неприятности, но ты действительно думаешь, что они будут из-за жалких тридцати минут? — я жду возможности увидеть Сэм еще до восхода солнца, и с каждым часом вижу, как решимость Дианы тает. — Пожалуйста, если что-нибудь случится, и она не проснется, я... — в моем горле образуется комок при одной мысли о том, что Сэм может не оправится от всего этого. Что у меня никогда не будет шанса сказать, как мне жаль, что я дерьмовая подруга.

— Извини, Шай…

— Пожалуйста. Я здесь схожу с ума. — Только она может помочь освободить Лукаса, и я должна достучаться до нее… хотя бы попытаться.

Она тяжело вздыхает и наклоняется ко мне. 

— Я собираюсь сбегать в туалет. — Крошечный подъем ее бровей — это все, что она дает, прежде чем повернуться спиной и уйти.

Когда Диана исчезает из поля зрения, я спешу к двойным дверям и молюсь изо всех сил, чтобы меня не поймали. После прохождения через них, кажется, никого не волнует, что я там, за исключением нескольких вопросительных взглядов медсестер, от которых я отмахиваюсь, ведя себя так, как будто принадлежу этому месту, прогуливаясь по коридорам больницы.

Иду вдоль пронумерованных дверей, пока не добираюсь до Сэм. Ее дверь приоткрыта, и я заглядываю внутрь, чтобы увидеть, что она лежит в темноте одна и все еще без сознания. На цыпочках захожу внутрь, закрываю дверь и сажусь на стул, ближайший к ее кровати.

Предполагаю, что ее родители будут здесь, когда откроются часы посещений, но мне не нужна аудитория для того, что я должна сказать.

Нежно обхватив ее распухшие пальцы, я опускаю лоб к нашим соединенным рукам. 

— Сэм, пожалуйста, проснись. Я знаю, что не заслуживаю твоей дружбы. Не заслуживаю твоей помощи, не после того, как оставила все между нами. Мне так жаль. Я должна была быть тебе лучшей подругой.

Мои слова растворяются в ритмичных звуках медицинского оборудования, когда оно пищит и шипит вокруг нас. Тошнота подкатывает к животу, пока вина и стыд разъедают мои внутренности. Я уехала из Пейсона, чтобы избежать чувств, и закрылась от каждого человека, который убивал оцепенение, из которого я отказывалась выходить. Это никогда не было связано с городом, а только с людьми в нем. С их любовью ко мне и нашей семье, с их заботой и даже с жалостью. После смерти мамы я задыхалась от этого. Все это слишком сложно усвоить и больше, чем я когда-либо могла переварить. Так что вместо того, чтобы даже пытаться, я сбежала.

Ожесточаюсь, чтобы не чувствовать. Никаких друзей, бессмысленный секс с кем-то, кого терпеть не могу, выбор самой бесчувственной из доступных работ. Потом меня увольняют, и к кому я обратилась, когда мне нужна была помощь? К людям, которых бросила, даже не оглядываясь назад. Они должны ненавидеть меня. По крайней мере, игнорировать.

Но они этого не делают.

Они обнимают меня.

Делаю глубокий вдох, и меня охватывает чувство спокойствия. Я смотрю на Сэм, как ее грудь поднимается и опускается вместе с аппаратом ИВЛ. 

— Возвращайся к нам. Не позволяй этому стать концом. — Мой нос горит, а глаза наполняются слезами. — Знаю, это эгоистично, но я хочу еще время, чтобы компенсировать потерю нашей дружбы. — Опираюсь локтями на кровать. — Сожалею о том, что произошло тогда в баре с Лукасом. Если бы я не испортила отношения между нами давным-давно, ты бы знала, что у меня есть к нему чувства. — Я смаргиваю слезы, представляя его запертым в камере. — Я люблю его, Сэм. И он тоже любит меня. — Опускаю лоб и смахиваю слезы, когда они вырываются на поверхность. — У него никогда не было никого, кто мог бы его спасти, и я не буду еще одним человеком в списке людей, которые его подвели. Больше никогда не брошу того, кого люблю.

Тихо проходят минуты и переходят в следующие, и впервые с момента смерти мамы я молюсь. Посылаю искренние просьбы и умоляю Бога, чтобы Сэм пережила это. Чтобы Лукас, наконец, получил перерыв, которого он так отчаянно заслуживает, и у него появился бы шанс прожить жизнь, свободную от страха и наполненную миром.

Погруженная в свои молитвы, я вздрагиваю при звуке шепота моего имени.

Моргая, я открываю глаза и вижу, как миссис Кроуфорд снимает свою сумочку и ставит ее на пол, прежде чем подойти ко мне.

— Ты рано. — Ее взгляд перемещается с меня на Сэм, и она хмурится.

Я слежу за ее взглядом, и мое сердце сжимается от того, что она должно быть чувствует, видя свою дочь в таком состоянии. 

— Да, мне нужно было увидеть ее.

Она переходит на другую сторону кровати и садится на край. 

— Полагаю, ты слышала, что они арестовали того тихого мальчика для допроса.

Я киваю. 

— Он этого не делал. Не могу это доказать, но я просто... что-то не так.

Она мычит в согласии. 

— Все в этом далеко не так. — Ее руки держат свободную руку Сэм, и она наклоняется, чтобы поцеловать ушибленный лоб своей дочери.

— Да. Я лучше пойду. — Хочу зайти и посидеть с Лукасом так долго, как получится. Посылаю маме Сэм, как я надеюсь, ободряющую улыбку. — Позвоните мне, если она проснется?

— Конечно.

Я нежно целую Сэм в голову и посылаю последнее безмолвное сообщение. 

Проснись. Помоги мне спасти его.

Лукас

Время течет медленно, а сон отказывается приходить. Я смотрю в потолок этой маленькой камеры, потому что каждый раз, когда закрываю глаза, вижу только Шайен. Во время моего ареста ее лицо омрачает мука. Звук ее протестующего крика звенит у меня в ушах до сих пор, и осознание того, что она где-то далеко, причиняет мне боль и убивает сильнее, чем возможность того, что я сяду в тюрьму за преступление, которого не совершал.

— Мензано.

Я съеживаюсь при звуке своей фамилии, но сажусь и опускаю ноги на пол. Спину сводит от лежания на стальной платформе с тонкой обивкой.

— К вам посетитель. — Помощник шерифа, которого я никогда не встречал, распахивает дверь.

Вспышка темных волос заставляет мое сердце бешено колотиться, и я бросаюсь к решетке как раз в тот момент, когда глаза Шайен находят мои. Она благодарит помощника шерифа и подходит, чтобы встать прямо за ярко-желтой линией, нарисованной на бетоне. Ее глаза скользят по моему лицу, шее, груди и к ногам.

— Они сказали, что я не могу подойти достаточно близко, чтобы прикоснуться к тебе. — Боль в ее голосе заставляет все внутренности за моими ребрами болеть.

— Все в порядке. Видеть тебя достаточно.

Она наклоняет голову, щурясь. 

— С тобой все в порядке?

Жар ползет по моей шее от того, как я, должно быть, выгляжу за решеткой в своих спортивных штанах и одолженной футболке. 

— Я в порядке. Да.

С ее губ слетает вздох, и плечи немного опускаются. 

— Это все ошибка, Лукас. Точно ошибка.

— Знаю. То есть я уверен, что не причинил бы вреда Сэм, и Гейдж...

Это самонадеянно говорить, что он тоже никогда не причинил бы ей вреда?

— Она не была угрозой для тебя, Лукас. Он этого не делал, но... — она изучает комнату, четко замечая несколько камер, стратегически расположенных и направленных в нашу сторону. — Теперь они знают о тебе.

Я киваю.

— Они будут думать худшее о том, чего не понимают.

— Шай, не беспокойся обо мне. Пусть проведут расследование, и правда выйдет на свет. Все будет хорошо. — Не уверен, что так и будет, но я лгу, чтобы ей стало лучше.

Ее глаза слезятся и краснеют. Темные вспышки появляются в моем периферийном зрении. Я запихиваю его обратно, но он снова пытается вырваться, на этот раз все сопровождается ощущением, которое сжимает мое горло. Ха, это что-то новенькое. Я моргаю и пытаюсь расслабиться, но подергивание губ выдает меня.

— Что? — она фыркает. — Почему ты улыбаешься?

Проникаю глубоко в свой разум и переполняюсь яростным беспокойством за Шайен, похожим на то, что я уже чувствую, но как-то более... собственнически. 

— Теперь он также защищает и тебя.

Ее брови сводятся вместе, и она изучает меня. 

— Откуда ты знаешь?

Я пожимаю одним плечом, пораженный тем, что впервые могу понять, что чувствует Гейдж, и распознать его. 

— Ему не нравится, что ты расстроена. — Еще больше темных пятен в моем видении, но я сдерживаю это. — Он пытается столкнуть меня в темноту.

— Лукас... Ты можешь с ним общаться?

Я копаюсь в своих мыслях, исследую самые глубокие пещеры своих чувств. 

— Нет, но когда ты расстраиваешься, он пытается взять верх. Сначала я думал, что он защищает меня от твоего гнева или чего-то еще, но теперь Гейдж позволяет мне чувствовать то, что чувствует он. Думаю, он пытается, — наши взгляды встречаются, — утешить тебя. Мы любим тебя, Шай.

Одинокая слеза скатывается по ее щеке к приоткрытым губам. 

— Я тоже люблю вас, ребята. — Я ухмыляюсь, и безумная улыбка растягивается на ее прекрасном лице. — Мы довольно долбанутая пара, Лукас.

Моя улыбка исчезает, когда изучаю женщину передо мной, способную на большую любовь, чем я когда-либо видел, и более красивую, чем заслуживает любой мужчина, особенно мы. Но мы никогда ее не отпустим. 

— Со мной никогда и не было бы по-другому.

— Я хочу обнять тебя.

Жар взрывается в моей груди. 

— А я хочу поцеловать тебя.

Она краснеет и подпрыгивает, когда открывается большая металлическая дверь, ведущая в полицейский участок, и входит шериф Остин. Его глубокий хмурый взгляд заставляет мой живот сжиматься от беспокойства, и он смотрит на Шайен, прежде чем двинуться к нам.

— Остин, в чем дело? — Шай движется ко мне, но остается на своей стороне линии безопасного расстояния.

Взгляд шерифа скользит по мне, и он расправляет плечи, что заставляет меня бессознательно выпрямиться, мысленно готовясь к тому, что он сообщит, как я предполагаю, плохие новости.