Хотя Аскольда с Диром такое положение, вероятно, вполне устраивало. Ведь сами-то они в своем зависимом государстве превращались в «законных» властителей, а не «бояр», служащих на сюзерена. Сменой веры и византийским подданством они могли еще больше отделить подвластных им полян от других славянских племен и подданных Рюрика. Да и для Хазарского каганата выглядело большой разницей — воевать с какими-то там варяжскими вожаками или с подданными императора. Мало того, опираясь на могущественных союзников и покровителей, киевские варяги почувствовали себя настолько уверенно, что даже решили расширить свои владения на севере, раз уж на юге не получилось, из чего мы видим еще одно подтверждение союза с мадьярами, раз Аскольд мог не беспокоиться за собственные тылы. В 866–870 гг. он совершил два похода — на полочан и на кривичей. И те и другие были подданными Рюрика. Следовательно, «бояре» не только отложились от бывшего сюзерена, но и начали с ним воину. Летописные упоминания об этих походах весьма скудные, однако, судя по дальнейшим событиям, Аскольд ничего не добился и был отражен.
Почти ничего не известно нам и о его последующих взаимоотношениях с Рюриком. Летописи этот период обошли молчанием, а "Велесова Книга" последним историческим событием в своих текстах называет крещение Аскольда и какой-то части славян: "А греки хотят нас окрестить, чтобы мы забыли богов наших"(II, 6э). "И крещена Русь сегодня" (III, 386). "Потому он (Огнебог) отвратил лик свой от нас, что были оные князья от греков крещены. Аскольд — темный воин, а так сейчас от греков освящен, что никаких русов нет, а есть варвары" (II, 6е). То есть она была написана где-то в конце 860-х годов. А из уловки Олега, представившегося в Киеве новгородским купцом (между прочим, один из традиционных варяжских приемов), мы можем судить, что в конце концов между ними наладился мир и установились торговые контакты.
Мало мы знаем и о деяниях Рюрика после 864 г. Пробовал ли он контратаковать Аскольда или ограничился обороной? И пытался ли еще воевать с хазарами? По-видимому, нет. Территориальных приобретений за ним больше не значится. Можно полагать, что, сделав выводы из восстания новгородцев, он решил пока удовлетвориться достигнутым, занявшись внутренним укреплением своей державы и ее рубежей. Как уже отмечалось, археологи обнаружили следы долговременных варяжских поселений под Ярославлем и под Смоленском, данные раскопок свидетельствуют о проживании там скандинавов и каких-то западных славян из Прибалтики. Очевидно, эти поселения представляли собой и перевалочные базы на важнейших торговых путях, и таможенные кордоны, и опорные пункты, прикрывавшие границы Новгородской державы: один — со стороны Хазарии, другой — со стороны Киева. О том, что база под Смоленском принадлежала Рюрику, а не Аскольду, свидетельствует летописный факт: во время своего похода на юг Олег занял Смоленск без боевых действий. Это, кстати, и показывает, что поход Аскольда на кривичей был неудачным.
Но стоит подчеркнуть один важный аспект деятельности Рюрика. На Балтике и Северном море в это время бесчинства викингов продолжались вовсю. Они совершенно затеррорнзировали Англию, несколько раз грабили и жгли города по течению Эльбы, Рейна, Везера, Мозеля, неоднократно совершали набеги на земли прибалтийских славян, а на восточном побережье разграбили Курляндию. К середине Х в. даже Ютландия, сама по себе пиратское гнездо, оказалась совершенно разоренной набегами варягов. Только на Русь после прихода к власти Рюрика не было больше ни одного пиратского вторжения! Правда, варяги стали появляться на Волге, но лишь для торговли с хазарами. И несомненно Новгородское княжество изрядно богатело за счет взымаемых с них пошлин, И в том, что Русь — кстати, единственное из европейских государств, имевших выходы к морю, — обрела безопасность от балтийских хищников, несомненная заслуга Рюрика. Может быть, необходимость держать под контролем западные границы ц была одной из причин вынужденного мира с Хазарским каганатом и Аскольдом.
Предположение о том, что внимание новгородского князя переключилось в другом направлении, подтверждается сообщениями германских хроник, где вдруг снова появляется его имя. В 873–875 гг. он опять отправился на Запад, встречался и вел переговоры с Карлом Лысым, Людовиком Немецким и Карлом Смелым — на-' следником Лотаря. Правда, Г. В. Вернадский вслед за некоторыми западными историками повторяет гипотезу, что Рюрик хлопотал о возвращении ему все того же "лена во Фрисланде", но тут уж явная несуразица. Разве стал бы человек, владеющий обширным и богатым княжеством, да еще и на старости лет, тащиться за море, чтобы выклянчивать жалкий клочок земли, на котором и не жил-то почти никогда? А вот о возвращении отцовского наследства он договариваться действительно мог, и именно на старости лет, считая это своим неисполненным жизненным долгом. А скорее, речь шла уже о большем, например о попытке сколотить союз против Дании, своего кровного врага. Если так, то его переговоры успехом не увенчались. Впрочем, тут можно выдвинуть еще одну гипотезу, на которой мы остановимся ниже. А Рюрик вернулся в Новгород, где и княжил до своей смерти в 879 г.
Каганат, похоже, тоже не спешил нарушать сложившееся на его северных границах равновесие. Война с Рюриком угрожала набегами балтийских викингов. А хазарские купцы, торговавшие по всему свету, прекрасно знали, что это такое. Тут дело грозило такими убытками, по сравнению с которыми потеря дани от мери и муромы выглядела бы сущей мелочью. Может быть, они и Аскольда с Диром перестали трогать как своеобразный противовес Новгороду. Зато поддержание мира с варягами позволяло в какой-то мере компенсировать понесенные убытки за счет потока рабов, который хлынул теперь в Хазарию с пиратской Балтики.
Тем более что на каганат посыпались новые проблемы. В 870-х годах в Китае вспыхнуло восстание Хуан Чао, в ходе которого хозяйство страны было подорвано, города разрушены, иностранные купцы, которых китайское простонародье ненавидело, перебиты, а их подворья разграблены. Торговля по Шелковому пути, щедро питавшая Хазарию, прервалась. Оставалось как-то компенсировать убытки за счет другого источника — работорговли. Но выкачивать рабов из славянских племен теперь тоже было чревато — они запросто могли передаться Киеву или Новгороду. Поэтому хазары активизировали охоту за людьми среди северокавказских, поволжских и степных народов. И в результате поссорились со своей ударной силой — печенегами. Да и мудрено было бы не поссориться. Как свидетельствовали Ибн-Русте и Гардизи, "хазары каждый год совершают поход в страну печенегов для поимки рабов и продажи их в страны ислама". Собственно, они промышляли этим и раньше, но до поры до времени это сходило с рук, поскольку печенеги не были едины в политическом отношении — у них было восемь кланов, каждый из которых жил и управлялся сам по себе. То есть можно было дружить с одними и обращать в рабство других. Но в связи с усилением этой деятельности печенегов все же допекло, и они ответили яростными набегами.
Кстати, сложившееся в нашей исторической и художественной литературе представление о печенегах, гузах, торках и половцах как о близких родичах гуннов и татаро-монголов, совершенно неверно. Все эти народы были европеоидами, потомками древних скифских, сарматских и туранских племен, некогда населявших азиатские степи. Куманы, например, по свидетельствам современников были голубоглазыми и светловолосыми — свое прозвище «половцы» они получили на Руси как раз по цвету волос от «полова» (солома). То же относится и к печенегам — в "Повести временных лет" за печенега выдает себя киевский мальчик, знающий их язык. Свои прежние индоарийскне языки они в мешанине кочевых народов действительно утратили и говорили на уже на тюркских наречиях. Естественно, успели они впитать в себя и другие корни, тюркские, угорские.
Произошли в этот период и смещения других внешнеполитических ориентиров Хазарии. Налаживание отношений с Византией автоматически вызвало охлаждение их с Болгарией, тем более что там тоже произошли крупные перемены. В 864 г. царь Борис принял христианство, а когда империя в связи с этим попыталась подмять его под себя и сделать не только формальным, но и фактическим подданным, Борис стал наводить контакты не с Константинополем, а с германскими королевствами и с папой Римским, через которого добился разрешения на автономную архиепископию. Ко всему прочему, после принятия христианства Болгария перестала быть поставщиком рабов и связи с ней утратили для Хазарии всякую прелесть. Тогда каганат начал искать мира и дружбы с мадьярами, которые могли оказать помощь против печенегов и к тому же находились в пике своего могущества — их войска доходили до Вены, и пленных они могли поставлять в огромных количествах. Бывшая тюркская аристократия Хазарии успела уже раствориться в мадьярских племенах, вражда с ней потеряла старую остроту, и взаимовыгодный союз был заключен, что вызвало окончательный разрыв с Болгарией.