Поэтому тут уж вывод следует однозначный: никакого "лена во Фрисланде" на самом деле не существовало, а речь шла все о том же отцовском княжестве Рюрика, территориально смыкающемся и с Фрисландом, и с основанием Ютландии. Набрав силу и авторитет на Балтике и имея возможность за счет прошлой добычи навербовать достаточное количество варяжских головорезов, Рюрик попытался снова его вернуть. А Лотаря он вынудил признать это будущее завоевание частью империи и включить его в состав Фрисланда, чтобы обеспечить себе таким образом мощное покровительство и поддержку. Он успешно высадился на землях, подконтрольных датчанам, захватил там какую-то территорию, вероятно, не только славянскую, но и относящуюся к самой Ютландии, за что и заслужил в западных хрониках прозвище Рюрика Ютландского, однако вскоре последовало "отобрание лена" — просто Лотарь, испугавшись войны с Данией, пошел на попятную. Отказался признавать его своим вассалом и считать частью империи захваченные им земли. Будущий князь остался с датчанами один на один, и, разумеется, рано или поздно эта борьба должна была закончиться не в его пользу.

Глава 34

ВАРЯГИ И НОВГОРОД

В самый разгар варяжского разгула на морях назрели важные события и в Новгороде. Сюда тоже протянулись поползновения викингов. Причем интересовал их не столько грабеж очередного города, сколько водные пути, проходившие через славянские земли. Пираты в это время довольно хорошо научились использовать преимущества речных систем — ведь, несмотря на все их мореходное искусство, ладьи-драккары оставались не очень-то надежными судами и часто становились игрушками разбушевавшемся стихии. Поэтому, например, в Средиземное море они предпочитали проникать, не огибая Пиренейского полуострова по бурному Бискайскому заливу и Гибралтару, а по речному пути из Луары в Рону. Ну а внутренние водные системы Руси открывали сразу несколько путей, суливших сказочные перспективы.

Во-первых, "из варяг в греки", представлявший дорогу к богатейшим городам Византии и Восточного Средиземноморья, до которых иначе пришлось бы добираться вокруг всей Европы. Викинги об этом пути знали — наемники из их среды сопровождали по нему купцов в качестве охраны, да и на службу к византийским императорам они тоже ходили наниматься. А представление о возможной добыче они могли получить и по результатам набегов русичей на города Причерноморья, наверняка стократно преувеличенным молвой.

Другой важный путь вел на Волгу, "в хазары", где викинги получили бы наилучшие возможности для сбыта пленников и пленниц, захваченных по всей Европе. Так, в конце IX или в Х в., когда несколько пиратских эскадр добрались до Каспия, на рынки Востока выплеснулись более 10 тыс. невольников из Франции и Нидерландов. В Европе использование рабов было достаточно ограниченным, разве что в домашнем хозяйстве, а получить выкуп можно было далеко не за каждого. И тот, кто контролировал бы пути к хазарским рынкам, мог диктовать условия другим «коллегам» и получать с них немалую мзду.

Мы не знаем, сколько раз новгородцам удавалось отражать варяжские набеги, но по крайней мере однажды пришельцы одержали верх. Согласно "Повести временных лет" какие-то викинги сумели захватить страны чуди и славян и правили в них, обложив данью местные народы. Конечно, ни о какой их цивилизаторской миссии, которую столь красноречиво пытался обосновать Н. М. Карамзин, говорить не приходится — достаточно заглянуть в западные хроники и посмотреть, что там вытворяли норманны, либо просто перечитать еще раз перечень прозвищ пиратских вождей, приведенный в прошлой главе. Славяне в один прекрасный день восстали против захватчиков и изгнали их.

Дальнейшие события лучше всего известны нам в изложении Нестора. По его рассказу, после изгнания варягов начались внутренние раздоры, неурядицы, и тогда по совету старейшины Гостомысла (имя Нестором не упоминается) словене, кривичи, чудь и весь отправили посольство за море, к «варягам-руси», призвав оттуда правителей. Эта версия стала почему-то главной в нашей исторической литературе, хотя основана она на одном-единствениом летописном изложении — в "Повести временных лет". К тому же как раз эта летопись претерпела наиболее основательные чистки и редакции — ведь киевские хроники являлись как бы «придворными», постоянно находясь на виду у государственных и духовных властей. (Наличие в «Повести» каких-то явных правок, нестыковок и пропусков важных исторических событий отмечал еще Татищев.)

Но новгородские летописи — а их не одна, а 14, в том числе составленная первым новгородским епископом Иоакнмом, — рассказывают о тех же событиях несколько иначе и сообщают много важных подробностей. Они говорят, например, что Гостомысл был не просто старейшиной, а потомственным князем, происходившим в одиннадцатом колене от легендарного Славена, брата Скифа. Здесь, конечно, требуется уточнение. Вероятно, летописец совместил фигуры двух Славенов, мифического прародителя и реального человека. Антскпй князь Славен упоминается в "Велесовой Книге" и в "Гимне Бояна" из архива Державина. Он был преемником и, возможно, сыном Буса, казненного Амалом Винитаром, побеждал готов (разумеется в союзе с гуннами). То есть, жил в конце IV–V вв. Вот от него-то, в одиннадцатом колене, Гостомысл действительно мог вести свой род (судя по времени рождения Рюрика, Гостомысл родился где-то около 760–770 гг.).

Важно отметить, что княжение в славянских государствах всегда было наследственным. Власть князя ограничивалась вечем, но претендовать на эту должность отнюдь не мог первый встречный. Так, "Велесова Книга" очень четко разделяет князей с боярами и воеводами, несмотря на то, что бояре порой тоже возглавляли важные предприятия. В древности считалось, что хорошие и дурные качества передаются по наследству. Поэтому, например, вместе со злодеем нередко казнили всю его семью. А князя вече могло выбрать только из рода, имеющего на это право, — из потомков великих вождей прошлого. Кстати, это наблюдалось и в летописные времена: как ни капризничало, как ни бушевало новгородское вече, прогоняя неугодных князей, но ни разу оно не выдвинуло кандидатуру из собственной среды, такое и в голову никому не пришло бы. Новый князь мог быть приглашен лишь из княжеских родов, пусть даже не русского, а литовского, но обязательно имеющего касательство к правящим династиям. Пережитки прежнего государственного устройства славян — отнюдь не "вечевой республики", а "вечевой монархии", — просуществовавшие вплоть до XVIII в., можно наблюдать и в Речи Посполитой, где все свободные шляхтичи имели — право избирать и переизбирать королей, диктовать им волю на сеймах, но ни один магнат даже не пытался сам примерить корону, хотя бы он и был куда богаче короля и содержал большее войско. Здесь тоже рассматривались лишь кандидатуры, достойные короны по праву рождения, — если и не из поляков, то из Венгрии, Франции, Швеции, Литвы, Германии, России.

Относительно времени захвата Новгорода викингами летописные версии расходятся. Согласно одной из них, еще отец Госто-мысла князь Буривой несколько раз отражал вторжения викингов, т. е. начались они в конце VIII в. Но Бурнвой был разбит, а новгородцы покорены. Гостомысл возглавил восстание против захватчиков, после их изгнания стал князем и благополучно правил в течение долгого промежутка времени. Другая версия говорит о завоевании новгородских земель в период, непосредственно предшествующий призванию Рюрика. В этом плане обращает на себя внимание один из западных источников — "Житие Св. Анскария", где упоминаются какие-то датчане, которые переплыли море, захватили город в "стране Славян" и, получив большой выкуп, вернулись домой. Сообщение о их возвращении датируется 852 годом (попутно отметим, что викинги редко довольствовались выкупом, обычно они грабили подчистую, то есть и в этом случае их, скорее всего, «попросили», о чем на родине они, естественно, предпочли не распространяться).

Следовательно, можно прийти к выводу, что Новгород захватывался несколько раз. Сперва где-то в начале IX в., когда оккупантов изгнал Гостомысл, а потом около 850 г., когда он по возрасту мог служить разве что идейным вдохновителем и «знаменем» борьбы. Вполне может быть, что как раз Гостомысл имеется в виду под "владыкой славян", к которому обратились закавказские князья в 853 г. этот титул назван наряду с суверенными государями и вряд ли мог относиться к князьям, зависимым от хазар.