— Чао, Козима.

Лэндон Нокс бездельничал в дверях, его седые с перцем волосы и борода сливались с тенями, создавая намек на человека без лица. Но я знала, как он выглядит на солнце, в тени, ночью и днем. Я знала, потому что агент, который стоял передо мной, был причиной того, что я стала моделью в первую очередь.

Жестокая дрожь пронзила мой позвоночник. Мистер. Нокс.

Его улыбка была тонкой на его красивом лице, когда он шагнул вперед к свету. — Я должен был догадаться, что ты будешь здесь и будешь карабкаться вверх по лестнице, как голодный кот.

Презрение в его голосе вызвало у меня тошноту, но я вздернула подбородок. —Я тяжело работаю.

—О, я знаю.— Теперь он был близко, почти прямо передо мной, и я с беспокойством посмотрела на своих судей, чтобы увидеть, не вмешаются ли они. Хотя двое мужчин и Вилла выглядели смущенными, Фрейя мило мне улыбнулась. — Но тебя здесь не будет, не ради Сент-Обина.

Он наклонился ближе и понизил голос так, что его дыхание обдало мое лицо болезненно горячей волной. —Я же говорил тебе, когда ты уходила от меня, что ты больше не будешь работать в Риме.

Я проглотила подступивший к горлу всхлип и посмотрела на Лэндона, человека, которого, как мне не так давно казалось, я отчаянно любила. — Тогда это ваша потеря, мистер Нокс. Я повернулась к своей судейской коллегии и скромно улыбнулась, хотя мои глаза горели от гнева. —Спасибо за ваше время, я больше не буду его тратить.

С высоко поднятой головой и сжатыми кулаками по бокам я вышла из комнаты. И только когда я прошла мимо десятков красивых лиц во внешней комнате, когда я благополучно оказалась на безымянных улицах Рима, я прислонила голову к кирпичному зданию и поборола желание заплакать.

У меня на лбу выступили капли пота, хотя я и стояла, спрятавшись в тени переулка рядом со зданием, но я была благодарна знакомой жаре и постоянной какофонии миланского уличного движения в полдень. Я прижалась затылком к прохладному камню здания, из которого только что так неудачно выбралась, и боролась с сокрушительным чувством неудачи, грозившим лишить меня дыхания. Нам нужны были деньги, которые эта работа могла бы принести. Я была основным кормильцем в моей семье из пяти человек, и хотя я работала моделью с четырнадцати лет, удар отвержения по-прежнему был особенно сильным.

Я стиснула зубы при мысли, что Лэндон испортит мне поездку. Он был англичанином и редактором итальянского Vogue. Его особый интерес ко мне, когда я была еще девочкой, и был той самой причиной, по которой я теперь стала моделью. Когда-то, когда я была молода и впечатлительна, он был больше отцовской фигурой, чем мой собственный биологический отец. Он был не так уж и стар, сейчас ему за сорок, но по сравнению с четырнадцатилетней мной, он казался старым и безопасным в старости. В каком-то смысле он таким и был. Он никогда не пытался сексуально манипулировать мной, но именно здесь была проведена черта на песке.

Это не мешало ему диктовать, что я ем, сколько сплю, что надеваю на прогулки, а потом даже дома с семьей и как себя веду с другими. Я всегда должна была подчиняться ему.

Эти отношения были обречены на провал с самого начала.

Видите ли, я никогда не была очень почтительна.

Наши отношения закончились семь месяцев назад, в тот же день, когда меня положили в больницу с осложнениями анорексии.

Я оттолкнулась от стены, дернула подол своей слегка прозрачной блузки и провела рукой по волосам, готовая отправиться в метро и обратно в свою крохотную общую квартиру на окраине города. Единственная причина, по которой я заметила проходящего мимо человека, заключалась в том, что его наушники были отсоединены от его iPod, а звук его музыки, похожий на жестяную банку, заставил меня обернуться, когда он шел ко мне по переулку. Он был красивым мальчиком, немногим моложе меня, но выражение его лица беспокоило меня. Его взгляд быстро метался между машинами, ползшими по улице, и когда перед зданием остановилась гладкая черная таун-кар, загораживая вход в переулок, он почти возбужденно переминался с ноги на ногу.

Я осторожно подошла к нему, задаваясь вопросом, чего он так явно ждал. Я смотрела на него, но могла видеть, как кто-то вышел из машины и направился к зданию, которое я только что покинула. Мальчик подпрыгнул на цыпочках — раз, другой — и я узнала головокружительный страх в его позе, когда он рванулся вперед.

Прежде чем я смогла сознательно обсудить решение сделать это, я последовала за ним. На секунду  поглотил меня, когда я увидела безошибочный блеск пистолета в его руке, когда он сделал три петлевых шага вперед, его пальцы побелели на прикладе. Однако он держал его неловко, и я сделала вывод из его шаткой хватки.

Как раз когда он собирался добраться до ничего не подозревающего мужчины из машины, я догнала его и крепко схватила за плечо. Я ждала нерешительности в его шаге, когда одна нога была выпрямлена, а другая продолжала парить в воздухе, вспоминая один из защитных приемов, которым Себастьян часами оттачивал меня и моих сестер, когда они были маленькими девочками. На это мгновение я задержала дыхание и с силой ударила ногой по внешней стороне соединения его ноги, где коленная чашечка соединяет мышцы ног. Раздался тошнотворный хруст, за которым последовал булькающий крик, когда он упал на землю. Я подняла взгляд от того места, где он лежал, глубоко дезориентированный, мое сердце жестоко колотилось в груди, и я посмотрела в серые глаза, такие же разнообразные и интенсивные, как грозовое небо в середине лета. На мгновение, меньше секунды.

На этом дыхании двое мужчин из машины пришли в движение, водитель практически выпрыгнул из автомобиля, чтобы задержать потенциального нападавшего на земле, колено упиралось ему в позвоночник, когда он болезненно выкручивал руки нападавшему сзади,со спины. Я смотрела, как он извлек пару стяжек из-под своего дорогого блейзера и застегнул его.

Не прошло и секунды, как на меня напал мужчина с серыми глазами.

Мое дыхание вырвалось из моего тела в один сильный свист, когда его массивное тело безжалостно врезалось в мое, и мой позвоночник треснул, а затем прижался к кирпичной стене позади меня. Я попыталась вдохнуть, но задохнулась от шока, когда его толстое предплечье прижалось к моей шее в карающем захвате.

Его глаза были всем, что я могла видеть. Эти огромные радужки, словно матовая сталь, обрамленные темно-коричневыми ресницами под тяжелыми, нахмуренными бровями. Я могла прочесть угрозу в каждом мазке этих оловянных глаз, в каждом дюйме, который они царапали по моему лицу, как скальпель по мягкой плоти.

Он угрожал мне не потому, что я была изначальной угрозой, а потому, что он меня не знал. Более того, он не понимал моей мотивации.

Зачем незнакомке компрометировать себя ради какого-то неизвестного мужчины, если у нее нет намерений?

Я попыталась передать глазами — тоже металлическими, но золотыми, теплыми там, где его глаза были холодными, — что у меня нет другого намерения, кроме как вырваться из его объятий и скрыться с места преступления, которого я даже не совершала.

Тем не менее, я не боролась с ним. Что-то низкое, что жило в глубине моего желудка, как первобытное существо, навеки застрявшее в темной пещере, сказало мне, что, если я буду сопротивляться ему, он убьет меня.

И не нежно.

Потому что эта угроза касалась даже большей, чем мои обстоятельства или подозрительный вопросительный знак, который я поставил. Этот человек просто был опасен. Опасность исходила от него, как гравитационное поле, дополнительное давление на мое и без того израненное тело.

В его темных глазах была смерть, как и в глазах многих Сотворенных Мужчин, которые были стервятниками, кружившими вокруг падали моей жизни с момента ее зарождения.

— Кто ты, черт возьми?

Резкий тон его британского голоса прорезал туман моего отступающего адреналина, сильный и чистый, как щелчок хлыста.

Он говорил по-английски, и мне стало интересно, не говорит ли он по-итальянски или на мгновение забыл, где мы находимся.

— Женщина, которая только что спасла вам жизнь, синьор, — с придыханием ответила я, потому что его рука все еще была прижата ремнем к моему горлу. —Думаю, это должно дать мне право дышать?

— Я повторюсь еще раз, — отрезал он. — Кто ты, черт возьми?

Созвездия белых звезд вспыхивали на краю моего зрения, когда я изо всех сил пыталась дышать, поэтому я дала ублюдку то, что он хотел.

—Козима Ломбарди.

Мое внимание привлек шум с другой стороны автомобиля, дерзкие крики итальянской полиции, прибывшей на место происшествия, и низкий британский акцент водителя, который вывел нападавшего из строя.

—Козима. Он попробовал мое имя, перекатывая гласные вместе, как это делают итальянцы. — Что ты только что сделала?

— Я спасла тебе жизнь, — повторила я, поднимая руки и сжимая его предплечья в скафандре.

Его мягкая насмешка обдула мои губы мятным дыханием. —Может быть, это слишком драматично. Риддик стоял рядом, в здании была охрана, и я знаю, как защитить себя.

— Я видела пистолет, — процедила я сквозь стиснутые зубы, раздраженная тем, что защищалась, когда вела себя как добрый самаритянин. — Казалось, это единственное, что можно было сделать.

— В следующий раз, красотка, — сказал он, наклоняясь еще ближе, так что его твердые полные губы щекотали мою щеку. —Учти это. Если кто-то подвергается нападению, может быть, это по уважительной причине. Может быть, даже заслужили.

—Заслуживают быть убитым? Ты шутишь, что ли?

Он откинулся назад настолько, что его глаза встретились с моими так же свирепо, как он смотрел на мою шею. —Я не тот человек, который занимается детьми. Я человек, который, в отличие от тебя, понимает причинность природы. Нет следствия без причины, нет действия без провокации.