От него там так хорошо пахло, глубоким мускусом и грешным человеком. Мой язык вытянулся, чтобы лизнуть его, и мне было все равно, какой развратной я выгляжу.

Я была пуста, пуста и ещё раз пуста, и мне нужно было, чтобы он наполнил меня.

Словно услышав мои мысли, он вплел пальцы мне в волосы сзади и медленно прижал меня к своей длине, пронзая меня.

Я застонала, и слезы выступили на моих глазах.

Я вытерпела это, его выпуклость между моими губами и его борьбу в моем горле. Моя красота всегда была моим единственным талантом, но теперь у меня появился еще один.

Радовать моего Мастера.

Его рука дернулась в моих волосах, а другая присоединилась к ним, пробираясь сквозь пряди, чтобы использовать их как поводья. Мне доставляло удовольствие растопить его обычно железный контроль своим ртом.

Я сосала его ствол, сжимал горло вокруг его длины и лизала пухлую головку, как котенок лакал молоко.

Он кончил слишком быстро, мы оба стонали, словно от боли, когда его сперма обильно стекала по моему языку.

Наконец, он оторвал мой все еще нетерпеливый рот от своей длины и отошел, тяжело дыша.

Когда покорный кайф утих, мой живот начал сжиматься от беспокойства.

Александр никогда не был молчаливым любовником. Ему нравилось насмехаться надо мной, когда он использовал меня, заставляя  умолять остановиться, потому что он причинял мне такую ​​боль.

Почему он был таким тихим?

Я открыла рот, чтобы задать ему вопрос, когда тишина хорошо смазанной двери разнеслась по всему залу.

Мой позвоночник выпрямился, и я поборола желание бежать.

Я была нага, стояла на коленях в большом зале, как статуя, предназначенная для использования вместо украшения, и там был еще один человек, который не был моим Мастером.

— Что это за хрень? Голос Александра разнесся по всему залу, эхо застряло в углах, словно запутавшись в паутине. — Убирайся к черту с моей собственности сию же минуту.

Я сорвала повязку с глаз как раз вовремя, чтобы увидеть Александра в дверном проеме, его тело было огромным от ярости, когда он смотрел на человека, стоящего передо мной.

Человек, который только что использовал меня.

Он был ниже и стройнее Александра, с мышиными светлыми волосами, висячими вокруг ушей. Однако больше всего меня беспокоил его член, полунабухший из расстегнутых брюк и все еще влажный из-за моего рта.

Желчь ударила мне в пищевод, и я подавилась ею один раз, прежде чем поддаться желанию выблевать через плечо в массивную восточную вазу позади меня.

Краем глаза я наблюдала, как Александр вырвался из своего ужасающего паралича и промчался через комнату, сметая нарушителя своим циклонным следом. Он сбил его с ног, зажав одной рукой за воротник, а другой за плечо.

Я закашлялась и стала задыхаться, прижимая руку к своему бушующему сердцу, когда Александр жестоко ударил его об одну из стен. Рядом с ними на землю упали две картины, стекло разлетелось на тысячи кристаллических осколков у их ног.

Александр этого не заметил.

Он был полностью поглощен своей яростью. Я не могла видеть его лица, когда он приблизился к моему нападавшему, но я могла видеть ярость в каждой черте его гладиаторской формы, когда он сжал шею мужчины большой рукой.

— Вы смеете прикасаться к тому, что принадлежит мне, лорд Эшкрофт? Александр взорвался, услышав, как мужчина задыхается. — Вы осмеливаетесь использовать собственность человека из Дэвенпорта без моего специального разрешения? Я покажу вам, что делают с гнусными ворами в этом доме.

Вызванный суматохой, Риддик появился в одном из многочисленных дверных проемов круглой комнаты и крепко схватил мужчину за шею.

— Отведите его к «Железному стулу», — приказал Александр.

Лорд Эшкрофт захныкал. —Александр, старина, что с тобой не так? Что такое небольшая доля между братьями по Ордену?

—Мне плевать на Орден. Это мой дом, а ты засунул свое жалкое оправдание члену в рот моей прекрасной рабыни. Ты осквернил мой алтарь, и ты будешь наказан, как язычники, и таким безжалостным образом, что ты будешь чувствовать последствия своих действий до конца своей жизни.

Эшкрофт завопил, когда Риддик развернулся на каблуках и буквально вытащил его из комнаты. Я смотрела им вслед в немом ужасе.

Я была не просто травмирована нападением незнакомого мужчины.

Меня сломила моя готовность подчиниться. Здоровая женщина взглянула бы в глаза мужчине, которому собиралась доставить удовольствие, она потребовала бы что-то взамен или, по крайней мере, не чувствовала бы себя возвышенной до духовного уровня в тот момент, когда член был между ее губами.

Именно осознание того, что я шлюха, сравняло меня с землей в тот ужасный момент. Так что, когда Александр подошел ко мне и наклонился, чтобы мягко коснуться моего подбородка согнутыми костяшками пальцев, чтобы посмотреть мне в глаза и изучить мое психическое состояние, он ничего не нашел.

—Нет, мужественный Мышонок, не атавистическая Козима.

Просто пустая оболочка.

— Моя Красавица, — выдохнул он, и его голос стал туманным, когда агония ударила его в живот. —Моя милая, чистая красота. Мне очень жаль, что он осквернил тебя.

Извинения из уст моего Мастера.

Это должен был быть подарок, который я слишком долго разворачивала, разглаживая ленточки пальцами, оттягивая ленту кончиком большого пальца, как ребенок на Рождество.

Вместо этого его красота казалась мне чужой. Подарок, которого я не заслужила.

Я должна извиниться за то, что была такой шлюхой.

За то, что позволила кому-то другому использовать меня для своего удовольствия, когда я хотела служить только Александру.

Он был ужасен в том смысле, в каком я могла распознать и понять. Если под моей кроватью и был монстр, я хотела, чтобы это был он, потому что его жестокость была мне знакома.

Мысль о том, что меня может использовать и терроризировать другой, полностью сломила меня.

—Я изобью его чуть ли не до полусмерти, — проворковал мне Александр, аккуратно вытирая краем рукава слезы, о которых я не знала, что они текут по моим щекам. —Я посажу его на Железный стул и буду использовать на нем девятихвостую кошку, пока он не превратится в кровавую массу оборванных лент на троне с шипами. Как это звучит, Мышонок? Думаешь, тогда он поймет, что ты создана ни для кого, кроме меня?

Да!— прошипел мой разум. Я могла только представить, как Александр использует свою значительную силу, чтобы содрать кожу с человека за его проступки, насмехаться над его идиотизмом, чтобы он мог одновременно сломать его тело и разум.

Александр был чемпионом в этом.

Я должна знать.

—Хочешь посмотреть? Тебе от этого станет лучше? — спросил он, нежно проводя пальцами по линии роста моих волос, проводя большим пальцем по моему распухшему рту.

Я все еще ощущала вкус Эшкрофта, и мне снова захотелось рыгать. Я чувствовала его очертания, словно фантом, у себя в горле и тяжесть его рук в моих волосах.

Нет, я не хотела смотреть, как Александр его бьет.

Мне нужно было что-то еще.

Что-то, что мой рациональный разум мог бы счесть еще более отвратительным.

— Ты мне нужен, — призналась я с прерывистым дыханием.

Я потянулась, чтобы сжать кулак на его рубашке. Он был без галстука. В тот момент, когда я увидела этот ярко-красный галстук, я должна был понять, что это не Александр соблазняет меня. Мой Александр никогда не носил галстуков.

Я наклонилась вперед, чтобы прижаться носом к ложбинке его обнаженного горла, глубоко вдыхая его восхитительный кедровый запах. — Ты мне нужен, — повторила я снова, на этот раз сильнее. —Мне нужно, чтобы ты взял меня и доказал, что я твоя ничья другая.

Александр издал гортанный звук, который был наполовину мучительным, наполовину мурлыкающим, и его рука резко сжала мои волосы сзади, дергая их так, что я была вынуждена посмотреть на него снизу вверх. Его глаза проникли во влажные глубины моих глаз, глядя на разбитые осколки моего духа, чтобы увидеть, как снова сделать меня целым.

Он нашел ответ, который искал, и снова застонал, наклонив мою голову и захватив мой рот своим.

Я использовала мятный, мужественный вкус его рта, чтобы очистить свое небо, и прижалась ближе, вцепившись руками в его грудь, как кошка, ищущая ласки.

Он дал мне это.

Мы целовались, пока мой разум не закружился, как волчок, пока каждый вздох не стал вырываться из моих легких, а  сердце не было на грани разрыва.

В моей голове была одна мысль, которая заглушала все остальные, он мне нужен, он мне нужен, он мне нужен.

Я задохнулась, когда его руки легли мне под мышки, и он поднял меня так, что я была вынуждена обвить ноги вокруг его шеи и прижаться своей киской к его лицу. Мои руки нырнули в шелковистые пряди его волос и крепко притянули его к себе, так что я могла опасно балансировать со своей задницей, сидящей в широкой чаше его ладоней.

Он безжалостно ел меня, покусывая мои губы, сильно посасывая, осыпая поцелуями мой клитор, а затем проникая своим языком глубоко внутрь. Это привлекло мое внимание к вершине возбуждения, так что влажное скольжение его рта по  залитому входу было всем, что я могла слышать, и всем, чем я могла быть, это было потрясающее ощущение.

Обычно, когда я кончала за ним, я раскалывалась на части от его прикосновения. На этот раз все было иначе.

Когда я достигла кульминации, огонь залил мои зазубренные, сломанные края, сливая их вместе, успокаивая связи, пока они не стали едиными, и я снова была целой в его объятиях. Я вскрикнула от странности ощущения и всепоглощающей правоты удовольствия, мои крики усиливались в комнате, пока они не раздались эхом по всему дому.

Я хотела, чтобы они были услышаны.

Я хотела, чтобы слуги знали, что я принадлежу Александру, чтобы они прекратили свои похотливые взгляды. Я хотела, чтобы Эшкрофт знал, что, несмотря на то, что он был насажен на стул с шипами и избит мясистыми кулаками Риддика, я получаю удовольствие от своего законного владельца, стирающего с меня его метку так же легко, как вытирая доску.