Изменить стиль страницы

ГЛАВА 2

Пятница

Цена

 

Пресс-конференция была организована, как обычно, в конференц-зале в главном здании полиции. Часы на стене показывали без трёх минут десять, и ожидая вместе со своими коллегами, когда представители полиции займут свои места на трибуне, Мона До, криминальный репортёр газеты «Верденс ганг» («ВГ»), пришла к выводу, что журналистов пришло достаточно много. Более двадцати человек, и это в пятницу вечером. Она со своим фотографом уже успела обсудить, «продаются» ли двойные убийства в два раза лучше, чем «одиночные» или это тот случай, когда работает закон убывающей доходности. Фотограф считал, что качество важнее количества, и поскольку жертва была привлекательной молодой этнической норвежкой, она собрала бы больше кликов, чем, например, пара сорокалетних наркоманов с судимостями. Или два — да, даже трое — мальчиков-иммигрантов из какой-нибудь банды.

Моне До нечего было возразить. На данный момент было точно известно, что погибла только одна из пропавших девушек. Но это всего лишь вопрос времени: скоро станет ясно, что другую постигла та же участь. И да — обе были молодыми, хорошенькими, этническими норвежками. Но лучше от этого не становилось. Она не понимала, что ей с этим делать. Выразить особую обеспокоенность о молодом, невинном и беззащитном человеке. Или лучше акцентировать внимание на других факторах, которые обычно привлекали внимание читателя: на сексе, деньгах — на жизни, о которой читатели мечтали сами.

Кстати, о желании иметь то, что есть у других. Она посмотрела на мужчину лет тридцати, сидевшего в ряду пред ней. На нём была фланелевая рубашка, которую в этом году должны были носить все хипстеры, и шляпа-пирожок, как у Джина Хэкмена из «Французского связного». Это был Терри Воге из газеты «Дагбладет», и она жалела, что у неё нет таких источников информации, как у него. С тех пор как всплыла эта история, он задирал нос перед остальными. Именно Воге, кстати, первым написал о том, что Сюсанна Андерсен и Бертина Бертильсен были на одной и той же вечеринке. И он же нашёл информатора, сообщившего, что папиком обеих девушек был Рё. Это раздражало. И не только потому, что он был конкурентом. Само его присутствие здесь раздражало. Словно услышав её мысли, он повернулся и посмотрел на неё. Широко улыбаясь, он салютовал ей, прикоснувшись пальцем к полям своей идиотской шляпы.

— Ты ему нравишься, — сказал фотограф.

— Я знаю, — ответила она.

Воге начал оказывать знаки внимания Моне, когда совершил своё невероятное возвращение в газетную журналистику в качестве криминального репортёра, а она совершила ошибку, проявив к нему относительное дружелюбие на семинаре, посвящённом — подумать только! — журналистской этике. Поскольку остальные журналисты избегали его как чумы, её отношение, должно быть, показалось ему располагающим. Впоследствии он обращался к Моне за «советами» и «подсказками», как он это назвал. Как будто ей было интересно быть для Терри Воге ментором — и всерьёз желать иметь с ним что-то общее: в конце концов, все знали, что витавшие о нём слухи возникли не на пустом месте. Но чем отстраненнее она вела себя по отношению к нему, тем навязчивее он становился. Звонил по телефону, стучался ей в соцсети, зависал в барах и кафе, где была она, будто бы случайно. И как обычно, ей потребовалось чуточку времени, чтобы понять, что он интересуется именно ею. Мона никогда не пользовалась популярностью у противоположного пола: коренастая, широколицая, с «грустными», как говорила её мать, волосами и врождённым дефектом бедра, из-за которого её походка походила на крабью. Бог весть, было ли это попыткой компенсаторного поведения, но она пошла в тренажёрный зал, стала ещё более коренастой, но теперь могла поднять 120 кг в становой тяге4 и заняла третье место в национальном чемпионате по бодибилдингу. И поскольку жизнь её научила, что никто — по крайней мере, она сама — не получает ничего за просто так, она развила в себе напористое обаяние, чувство юмора и твёрдость — черты характера, с которыми можно было забыть о мире розовых пони и которые помогли ей завоевать неофициальный титул королевы криминального репортажа и Андерса. Из этих двух достижений больше она ценила Андерса. Ну, чуть больше. Но это неважно. Несмотря на то, что внимание со стороны других мужчин, в том числе от Воге, было новым и лестным ощущением, не шло даже речи, чтобы поощрять его. И она считала, что не только словами, но и самим тоном, с которым она их произнесла, и языком тела — она ясно выразила эту свою позицию Воге. Но он видел и слышал только то, что хотел видеть и слышать. Иногда она смотрела в его широко открытые, пристально смотрящие глаза и спрашивала себя — сидит ли он на какой-то дряни или это его продуманная тактика. Однажды вечером он пришёл в бар, где была она, и, когда Андерс пошёл в уборную, он сказал низким и тихим голосом, едва слышным из-за музыки, но вполне различимым: «Ты — моя». Она притворилась, что не расслышала, но он продолжал стоять там, спокойный и уверенный, хитро улыбаясь, будто теперь это был их общий секрет. К чёрту его. Она терпеть не могла выяснений отношений, поэтому не рассказала об этом Андерсу. Не то, чтобы Андерс плохо бы отреагировал, она знала: он отлично бы это пережил. Но всё равно ничего не рассказала. Что Воге о себе вообразил? Что её интерес к нему, новому альфа-самцу в их маленьком болотце, будет расти прямо пропорционально росту его репутации криминального репортёра, который всегда на шаг впереди других? Поскольку он уже был лучшим, и в этом никто не сомневался. И если она и хотела чего-то, что было у других, так это снова лидировать в гонке, а не быть низведённой до уровня одной из многих, пытающихся догнать Терри Воге.

— Как ты думаешь, откуда он берёт свою информацию? — прошептала она фотографу.

Он пожал плечами.

— Может, он снова всё выдумывает, — Мона покачала головой.

— Нет, есть веские основания верить тому, что он сейчас пишет.

Маркус Рё и Юхан Крон, его адвокат, даже не пытались опровергнуть ничего из того, что написал Воге, и этого было достаточно для подтверждения.

Но Воге не всегда был королём криминальной журналистики. Байки о нём ходили, и будут ходить. В ней фигурировала девушка, сценический псевдоним которой был Джини. Она предпочитала ретро-глэм в стиле Сьюзи Квадро, если ещё кто-нибудь помнил кто это. Дело произошло примерно пять или шесть лет назад. И самая худшая часть истории была не в том, что Воге фабриковал фейки о Джини и публиковал их в печати, а в том, что поговаривали, что он подсыпал рогипнол в её бокал на вечеринке, чтобы заняться сексом с этой девочкой-подростком. В то время он был музыкальным журналистом в одной бесплатной газете и, очевидно, был без ума от Джини, но, несмотря на то, что он восхвалял её в рецензии за рецензией, он раз за разом получал отказ. Тем не менее он продолжал появляться на концертах и на вечеринках после них. Вплоть до той ночи, когда — если верить слухам — он подсыпал ей что-то в напиток и утащил в свой номер, который он забронировал в том же отеле, где остановилась группа. Когда парни из группы поняли, что происходит, они ворвались в гостиничный номер, где Джини лежала без сознания, полураздетая на кровати Терри Воге. Они так избили Терри, что он получил перелом черепа и провалялся в больнице пару месяцев. Джини и группа, должно быть, решили, что Воге получил сполна, или, возможно, сами не хотели подвергать себя риску судебного преследования. В любом случае, ни одна из вовлечённых сторон не сообщила об этом инциденте в полицию. Но на этом его восторженные статьи закончились. Теперь в дополнение к обзору каждой новой песни Терри Воге писал о распущенности Джини, злоупотреблении наркотиками, плагиате, невыплатах остальным участникам группы и ложной информации в грантовых заявках для поддержки гастролей. Когда дюжину его публикаций передали в Комиссию по жалобам на прессу и выяснилось, что половина фактов из его статей — это фейки, Воге был уволен и стал персоной нон грата в норвежских СМИ на следующие пять лет. Как ему удалось вернуться, оставалось загадкой. А может, и не такой уж и загадкой. Он понял, что с музыкальной журналистикой покончено, и стал вести блог о криминальных происшествиях, который собирал всё больше и больше читателей, и в конце концов «Дагбладет» заявила, что нельзя ставить крест на карьере молодого журналиста только потому, что он допустил пару ошибок в начале своей карьеры, и взяла его на работу в качестве фрилансера — фрилансера, у которого сейчас выходит больше статей, чем у любого из штатных репортёров газеты.

Когда появились полицейские и заняли свои места за трибуной, Воге наконец отвернулся от Моны. Вышло два человека из полиции Осло: начальник отдела по расследованию убийств Катрина Братт и руководитель пресс-службы Полицейского управления Осло Кедзиерски, мужчина с гривой вьющихся волос в стиле Боба Дилана. И два человека из Крипоса: похожий на терьера Уле Винтер и как всегда хорошо одетый Сон Мин Ларсен, щеголяющий модной стрижкой. Итак, Мона предположила, что они уже приняли решение о том, что расследование будет вестись совместно отделом убийств Осло и Крипосом. Союз демократичной Вольво и аристократичной Феррари.

Большинство журналистов подняли свои смартфоны вверх, чтобы записать звук и сделать фото, но Мона До делала заметки от руки, а фотосъёмку предоставила своему коллеге.

Как и ожидалось, они узнали немногое, помимо того, что в Эстмарке, в парковой зоне рядом со станцией Скюллерюд, было найдено тело, и что погибшая была опознана как ранее пропавшая Сюсанна Андерсен. Дело будет рассматриваться как возможное убийство, но у них пока нет никаких подробностей, чтобы официально озвучить причину смерти, последовательность событий, имена подозреваемых и так далее.