Изменить стиль страницы

Лимит исчерпан. Пусто. Ничего не осталось. Миссия выполнена. Она заключалась в том, чтобы пить до тех пор, пока действительно не останется ничего. Ни денег, ни дней, ни будущего. Всё, что ему оставалось, это проверить, хватит ли ему смелости — или трусости — закончить всё это. Под матрасом в его комнате в гостевом доме лежал пистолет «Беретта». Он купил его за двадцать пять долларов у бездомного парня, живущего в одной из голубых палаток вдоль Скид-Роу. В пистолете было три пули. Он положил кредитную карту на ладонь и сжал её пальцами. Повернулся, чтобы посмотреть в окно. Посмотрел на пожилую даму, гордо идущую к парковке. Она была такой маленькой. Лёгкая, хрупкая и сильная, как воробей. Бежевые брюки и подобранный в тон короткий пиджак. Было что-то из восьмидесятых в её устарелой, но со вкусом подобранной одежде. Она шла так же стремительно, как входила в бар каждое утро, появляясь эффектно для аудитории от двух до восьми человек.

— Люсиль пришла! — провозглашал Бен, прежде чем безо всяких просьб начать для неё смешивать её обычный яд, виски сауэр.

Но не то, как она входила в комнату, напоминало Харри его мать, умершую от рака в онкологической клинике «Радиум», когда ему было пятнадцать, всадив тем самым в его сердце первую пулю. А мягкий, улыбчивый и в то же время грустный взгляд Люсиль, говоривший о добром, но покорном сердце. То беспокойство, с которым она расспрашивала кого-то о последних новостях, их здоровье, любовной жизни, друзьях и родных. И то уважение, которое она проявила к Харри, позволив ему мирно сидеть в самом конце барной стойки. Его мать, неразговорчивая женщина, которая была серым кардиналом семьи, её нервным центром, которая тянула за ниточки так незаметно, что любой мог с лёгкостью поверить, что это отец принимал решения. Его мать, которая всегда была готова тепло его обнять и всегда его понимала, которую он любил больше всех на свете, и ставшую, впоследствии, его ахиллесовой пятой. Как в тот раз, во втором классе, когда послышался мягкий стук в классную дверь, и показалась его мать с коробкой для завтрака, которую он забыл дома. Лицо Харри автоматически засияло при виде её, пока он не услышал смех некоторых одноклассников. После этого он вылетел из класса к ней в коридор и яростно отчитал за то, что она его позорит, она должна уйти, еда ему не нужна. Она лишь грустно улыбнулась, отдала коробочку с завтраком, погладила его щёку и ушла. Позже он об этом не заговаривал. Разумеется, она всё поняла, как всегда понимала. И когда он отправился спать в тот вечер, то тоже понимал, что не она была причиной его смущения. А то, что все вокруг увидели. Его любовь. Его уязвимость. В последующие годы он несколько раз порывался извиниться, но, вероятно, это показалось бы просто глупым.

Облако пыли поднялось над посыпанной гравием площадкой перед баром, окутав на мгновение Люсиль, которая старалась удержать на месте солнцезащитные очки. Он увидел открывающуюся пассажирскую дверь «Камаро» и выходящего из неё мужчину в солнечных очках и красном поло. Он встал перед машиной, загораживая Люсиль путь.

Харри ожидал увидеть разговор между ними. Но вместо этого мужчина сделал шаг вперёд, схватил Люсиль за руку и начал тащить к «Камаро». Харри видел, как каблуки её туфель вонзаются в гравий. И теперь он также видел, что у «Камаро» были не американские номера. В это мгновение он вскочил с барного стула. Подбегая к двери, он резко толкнул её локтем, был ослеплён солнечным светом и чуть не оступился на двух ступенях крыльца. Осознав, что он далеко не трезв, Харри направился к тем двум машинам. Глаза постепенно начали привыкать к свету. За парковкой, на другой стороне дороги, петляющей вверх по зелёному склону холма, находился унылый универмаг, но не было видно ни одного человека, кроме мужчины и Люсиль, которую он пытался затащить в «Камаро».

— Полиция! — закричал он. — Отпусти её!

— Пожалуйста, не вмешивайтесь, сэр, — крикнул в ответ мужчина.

Харри предположил, что род деятельности этого мужчины когда-то был схож с его собственным: только полицейские прибегают к вежливым просьбам в подобных ситуациях. Харри также понимал, что не обойдётся без драки, а первое правило ближнего боя довольно просто: не жди, побеждает тот, кто атакует первым и с максимальной агрессией. Поэтому он ускорился, и другой мужчина, должно быть, понял его намерения, поскольку отпустил Люсиль и потянулся к своему заднему карману. Теперь в его руке был блестящий пистолет, который Харри мгновенно узнал. «Глок 17». Направленный прямо на него.

Харри притормозил, но продолжил двигаться вперёд. Увидел глаз мужчины, целящийся из-за пистолета. Его голос наполовину заглушил проезжавший мимо пикап:

— Возвращайтесь туда, откуда пришли, сэр. Живо!

Но Харри продолжил двигаться вперёд. Он осознал, что по-прежнему держит кредитную карту в правой руке. Неужели вот так всё и кончится? На пыльной парковке в чужой стране, утопая в солнечном свете, без гроша в кармане, пьяный, в попытке совершить то, чего он не был способен совершить ни для своей матери, ни для всех тех, кто когда-либо был ему дорог.

Он почти закрыл глаза и сжал в руке кредитную карту, из-за чего его рука стала похожа на стамеску.

В его голове крутилось название песни Леонарда Коэна «Hey, That’s No Way to Say Goodbye».

К дьяволу! Ни черта это не конец!