Занимается любовью?

Нет, это неправильный термин.

Он…

Трахает.

Это мужчина, который трахает.

Одной этой мысли достаточно, чтобы у меня учащенно забилось сердце.

— Перестань так на меня смотреть, Джемма, — говорит он так тихо, что это звучит как угроза.

Вероятно, потому, что это и есть угроза.

— Как так? — спрашиваю я, защищаясь, мои глаза встречаются с его.

— Как будто ты хочешь увидеть, что влечёт за собой отказ от свиданий со мной.

Мои щёки пылают.

— Это не то, о чём я думала.

Он не утруждает себя разоблачением моей лжи.

— Скажи мне, кто ты, — шепчу я, встречаясь с ним глазами в темноте.

— Не, я не скажу, — его взгляд становится мягким, а голос опускается так низко, что я едва могу разобрать его следующие слова. — В любом случае, ты скоро узнаешь.

— Что это значит?

Он качает головой.

— Неважно, — я закатываю глаза. — Ты мне не скажешь, а я явно не умею угадывать. Это оставляет нам только один вариант.

Его брови удивленно приподнимаются.

— Так ли это?

Я серьёзно киваю.

— Две правды и одна ложь, ты когда-нибудь играл?

— Нет, но название выдаёт правила игры.

— Правильно, — я борюсь с румянцем. — Первый, кто правильно угадает четыре, выигрывает.

— Что именно выигрывает? — подозрительно спрашивает он.

— Хм... — румянец, с которым я боролась, берет верх. — Эм...

— Первое правило переговоров, — он наклоняется ближе, его глаза впиваются в меня. — Всегда знай свою цель. В противном случае нет никакого смысла воевать вообще.

— О, боже.

— Что?

— Ты один из тех чудаков, которые играют в шахматы против самих себя, а по ночам не спят, обдумывая стратегию, и у них на книжной полке стоит первое издание "Искусства войны", не так ли? — я качаю головой в притворном раздражении. — У меня есть строгое правило, запрещающее встречаться с такими мужчинами. Я не хочу быть Люком для чьего-либо Йоды, понимаешь, о чём я говорю?

Он улыбается ещё шире.

— Это была отсылка на "Звёздные войны"?

— Абсолютно нет, — вру я.

— Ага, — он точно знает, что я несу полную хрень. — И, в любом случае, тебе не о чем беспокоиться.

— Потому что у тебя нет первого издания Сунь-Цзы⁴?

— Потому что я не хожу на свидания. Я уже говорил тебе об этом.
В его глазах мелькает странное выражение, я бы сказала, что это почти смущает, но такие мужчины, как он, конечно, не смущаются. Когда он продолжает, его голос немного теряет своё отточенное самообладание.

— Да будет тебе известно, "Искусство войны" — одно из лучших произведений, когда-либо написанных.

— Ха! — фыркаю я. — У тебя точно есть копия! Ты такой предсказуемый.

Он щурит глаза, глядя на меня, но на его губах всё ещё играет улыбка.

— Меня никогда раньше в этом не обвиняли.

— Ой! Я просто подумала о том, чего хочу.

Его взгляд падает на мой рот.

— В самом деле?

— Из игры.

— О, — бормочет он, не сводя глаз с моих губ.

Я игнорирую неприятное ощущение в животе и продолжаю:

— Если я выиграю, ты пойдёшь со мной на свидание.

Его глаза резко поднимаются на мои и внезапно становятся серьёзными.

— А если я выиграю?

— Ты не выиграешь.

Он смотрит на меня скептически, его взгляд неумолим, пока я не сдаюсь.

— О, прекрасно.

Я мученически вздыхаю, как будто он сделал что-то совершенно неразумное, например, попросил меня перестать смотреть HBO по воскресеньям, когда идет "Игра престолов".

— Если ты выиграешь… Я пойду с тобой на свидание.

Я ожидаю, что он посмеется над моей тактикой ведения переговоров, но он этого не делает. Когда я смотрю на него, злорадная улыбка слетает с моих губ быстрее, чем голова Неда Старка ударяется о землю, извините, предупреждение о спойлере, потому что на его лице есть выражение, которое я не могу точно описать.

Если честно, я могу описать это, но предпочитаю не делать этого.

Потому что, если бы я описала, я бы сказала, что это очень похоже на чистую, неподдельную похоть. И это было плохо.

— Эм, — выдыхаю я, мои глаза встречаются с его.

Они блестят от жара, прожигая дотла мои через пространство между нами.

— Если я выиграю, — хрипло говорит он, наклоняясь ближе. — Мы едем ко мне.

— Типа... на кофе? — с надеждой спрашиваю я. — Или перекусить? Я вполне могла бы пойти на полуночный кусок пиццы или три.

Он качает головой.

— Нет, Джемма.

Я сглатываю.

— Одна ночь. Никаких обязательств, — его слова соответствуют интенсивности его взгляда. — Это всё, что я могу предложить. Это всё, что мне нужно.

— Н-нужно?

Здорово. Я так нервничаю, что начинаю заикаться.

Он медленно кивает, не сводя глаз с моих губ.

— Я не увлекаюсь долгосрочными отношениями. Никогда. Но в тебе что-то есть… — он поднимает глаза на меня. — Всего на одну ночь. Никаких ожиданий. Никакого следующего утра. Не желая большего.

— Кто сказал, что я захочу большего?

Я изо всех сил стараюсь, чтобы мой голос звучал обиженно, но моё быстро бьющееся сердце и потные ладони свидетельствуют о том, что в данный момент по моим венам текут совсем другие эмоции. Такие, как страх. И похоть. И, может быть, немного волнения.

Он просто смотрит на меня с серьёзно уверенным, по-настоящему страстным выражением на лице. Это даже не самоуверенность, это просто факт, он так хорош, что я бы захотела большего.

— Ты ужасно самовлюблен, — я скрещиваю руки на груди, глядя на него высока. — И, к твоему сведению, я тоже не увлекаюсь долгосрочными отношениями, так что даже если бы я согласилась на твои сумасшедшие условия, я бы не стала преследовать тебя, или писать тебе многословные любовные письма, или держать долбанный бумбокс над головой за окном твоей спальни. Это не десятый класс, и даже если бы это было так, я не такая девушка... женщина! — я быстро поправляюсь. — Неважно.

Его губы дергаются, но глаза убийственно серьёзны.

— Значит, ты согласна? Я выиграю, ты проведёшь со мной ночь.

Я нерешительно киваю.

— Но это не имеет значения, потому что ты не выиграешь.

Он наклоняется ближе, его глаза темнеют, и я делаю глубокий вдох.

— Не рассчитывай на это, Джемма. Когда я во что-то вкладываюсь, я борюсь за это. Сильно.

Я снова сглатываю.

Его взгляд скользит от моих глаз к губам, к маленькому, витиеватому ожерелью, лежащему на моей коже, в ложбинке между грудями. Крошечный золотой кулон в форме солнца мерцает даже при слабом освещении. Это самое красивое украшение, которое у меня есть, подарок моей матери, когда я окончила среднюю школу. Она сказала, что это счастливый талисман, чтобы отогнать тени несчастья и сохранить мою жизнь в свете.

С тех пор я почти не снимала его почти десять лет, но я никогда не призывала его счастливые силы больше, чем в этот момент.

Я должна выиграть это пари. Я должна, или я облажаюсь, и не одним способом.

— Солнышко... — шепчет он, всё ещё не сводя глаз с ожерелья, которое, как я отчетливо чувствую, только что стало моей тезкой. — Ты только что дала мне то, за что стоит бороться.

Святое. Дерьмо.

Во что, чёрт возьми, я ввязалась?