— Джемма.

Его голос низкий и звучит ближе. Я чувствую, как волосы встают дыбом у меня на затылке, когда я понимаю, что он больше не находится на безопасном расстоянии, в другом конце комнаты, прислонившись к своему столу. Он каким-то образом переместился, а я этого не заметила. Клянусь, я почти чувствую твёрдую стену тепла, которую его тело источает через оставшееся между нами пространство. У меня пересыхает во рту, слова мгновенно испаряются, но я не отрываю глаз от каталога в руках, которые внезапно начинают дрожать.

— Да, — говорю я с придыханием, даже не пытаясь убедить саму себя, что на меня не влияет его близость.

— Джемма, — повторяет он, его голос становится ещё тише.

Он ждёт, пока я неохотно подниму глаза, чтобы встретиться с ним взглядом. Мне требуется всё моё самообладание, чтобы не отступить назад, когда я вижу, как близко его лицо, его глаза в миллиметрах от моих, два озера ледяных, непроницаемых эмоций. Я не могу смотреть в них, это чересчур, поэтому вместо этого мой взгляд опускается на его рот, думая, что на нём будет легче сосредоточиться.

Я ошибаюсь.

Он слишком чертовски красив.

Это нарушает все мои правила.

Видите ли, у меня есть теория, что люди — это просто живые, дышащие, говорящие формы искусства, каждая из которых создана в разной технике и вырезана из разных материалов. Каждый красив по-своему. И конечно, красота в глазах смотрящего, она полностью субъективна и меняется в зависимости от ваших обстоятельств, обычное бла-бла-бла... но в большинстве случаев довольно легко классифицировать людей.

Типа, хорошо, вы знаешь тех женщин, которые великолепны и никогда не знают об этом? Или мужчины, которые спокойно проходят по жизни, красивые и незамеченные, никогда не требующие внимания и не требующие признания?

Это твои акварели.

А громкие, жизнерадостные, великолепные и знающие себе цену создания с яркой помадой и шкафами, полными ярких цветов и нарядов, которые они никогда не надевают дважды?

Акриловая краска.

Грациозные, элегантные, стареющие красавицы, которых ты выбираешь в толпе или в другом конце кафе, морщины на их лицах рассказывают историю, которую ты точно знаешь, что хотела бы услышать, с таким количеством слоёв и пятен, поворотов и разворотов, что ты даже не уверена, с чего она начинается?

Угольный карандаш.

Тогда у тебя есть общая картина — красивые люди с набором интересных черт, которые вместе создают красивое лицо. Это ваши картины маслом, лучше всего они смотрятся с расстояния десяти футов и, в конце концов, выглядят довольно забавно, если склониться поближе и проанализировать все их элементы по отдельности.

Но я быстро понимаю, что Чейз Крофт не подходит ни под одну из моих категорий. Он — не мазок кисти на холсте, не неровные слои краски на палитре или неровные линии, нацарапанные в альбоме для рисования. Его черты лица не просто великолепны в целом, он один из тех раздражающе привлекательных людей, каждая черта которых одинаково ошеломляюща.

Он — скульптура.

Кропотливо доводимый до совершенства в течение многих лет, пока не появились арии об его бровях, скулах, причудливой форме ноздрей.

А я?

Ну, а я, вероятно, рисунок пальцами.

Выполненный трёхлетним ребёнком.

Без присмотра.

В любом случае, я хочу сказать, что, когда мой взгляд опускается на его рот, я раздражаюсь, в какой-то судорожной, затаившей дыхание манере, обнаружив, что он даже более привлекателен, чем эти глаза. И, ну, поскольку его рот так близко к моему, и поскольку я глубоко ущербный человек, не контролирующий своё либидо, я ничего не могу с собой поделать, мои веки немного опускаются, а язык высовывается и облизывает сухие губы, моя сдержанность и чувство приличия улетучиваются, в такой непосредственной близости от него.

Он замечает.