Я в безопасности.

Защищена так, как никогда не была защищена, даже когда была ребёнком.

Благодаря Чейзу.

От этой мысли у меня ноет сердце, поэтому я отталкиваю её. Не обращая внимания на холод, я отворачиваюсь от перил и осматриваю террасу, мой взгляд скользит от встроенного бассейна и гидромассажной ванны на дальней стороне к набору мягких шезлонгов, зонтиков от солнца и высоких обогревательных ламп во внутреннем дворике. На противоположной стороне террасы есть полузакрытая кухня со столешницами из нержавеющей стали, гигантским грилем и мини-холодильником. Всё это место идеально подходит для летних барбекю и ленивых вечеров.

Я могла бы счастливо провести остаток своих дней прямо здесь, на этой террасе, на солнце с Чейзом, и никогда не уезжать.

Эта мысль настолько тревожна, что я прогоняю её в самые тёмные уголки своего сознания.

Я хочу исследовать немного больше — чёрт, я хочу раздеться догола и скользнуть в бассейн с подогревом, — но я слишком устала.

Бросив последний тоскливый взгляд на горячую ванну на террасе, я включаю ближайшую тепловую лампу, растягиваюсь на шезлонге слева от меня и плотно укутываю свои конечности одеялом, желая укрыться от холодного весеннего воздуха. Я делаю слабую попытку выбрать некоторые из моих любимых созвездий в небе над головой, но вскоре обнаруживаю, что мне не хватает энергии. Даже многих, многих забот в моей голове недостаточно, чтобы держать меня в сознании.

Мои глаза закрываются, и я засыпаю меньше чем через две минуты.

* * *

Я просыпаюсь от ощущения рук, несущих меня по воздуху. Звук закрывающейся балконной двери возвращает меня в полное сознание.

— Чейз? — бормочу я, мой голос пронизан сном.

— Шшш.

Его хватка меняется, он опускает меня на кровать, и через несколько секунд матрас прогибается. Он вытягивается рядом со мной. Я чувствую твёрдую поверхность его обнаженной груди, прижатой к моему боку, нежное прикосновение его пальцев к моим волосам, убирающих выбившиеся пряди с моего лица. Мои глаза распахиваются, и он прямо там, его лицо в нескольких сантиметрах от меня, и его взгляд мягкий и тёплый, когда он встречается с моим. Моё сердце начинает слишком быстро стучать в груди, пока я оцениваю его — загорелую линию его шеи, точёный наклон его плеч. Его пресс настолько чётко очерчен, что кажется нарисованным, в комплекте с дорожкой волос, которая ведёт прямо к поясу его чёрных боксеров.

О, Боже.

Не знаю, испытываю ли я большее облегчение или разочарование, обнаружив, что он не совсем голый.

Облегчение. Определённо почувствовала облегчение, я снова и снова повторяю про себя, не переставая лгать самой себе. Отчаянные времена требуют отчаянных мер.

— Привет, — шепчу я, и слово срывается у меня в горле.

Его губы растягиваются в полуулыбке.

— Привет.

— Думала, ты злишься на меня?

— Так и есть.

— О, — шепчу я, думая, что он не кажется разозленным, когда его руки в моих волосах, а его тело так близко.

Он наклоняется и касается губами моих. Они почему-то одновременно твёрдые и мягкие, и они чувствуются абсолютно идеальными, прижатыми к моим собственным. Я с энтузиазмом целую его в ответ, и он не останавливает меня... пока я не пытаюсь углубить поцелуй. Лёгким толчком он отодвигается, так что наши лица разделяют несколько сантиметров. Он тяжело дышит, и его глаза затуманены и темны, когда они встречаются с моими. Его пальцы лениво ласкают холодную кожу моих рук.

— Ты замёрзла.

— Я в порядке, — настаиваю я.

— Там было чертовски холодно.

Я пожимаю плечами.

— У тебя и так достаточно проблем, и без того, чтобы добавлять пневмонию в список, — он ругается себе под нос. — Здесь же отличная кровать. О чём ты думала?

Я благодарна за темноту, может быть, она скроет мой румянец.

— Джемма.

Он хочет получить ответ. Его тон практически требует этого.

Чёрт.

Может быть, если я скажу это очень быстро, он не будет полностью воспринимать мои слова, и поэтому это не будет так неловко?

— Янехотелазабиратьсявтвоюпостельбезтебя,хорошо?

Выходит как одно длинное невнятное слово, и как только оно слетает с моих губ, мне хочется натянуть одеяло на голову и исчезнуть. Или, может быть, задушить себя подушкой.

И чем дольше эти слова висят в тишине между нами, я чувствую, как мои щёки краснеют всё сильнее и сильнее. После почти минуты полной тишины я, вероятно, выгляжу как Крисси после её медового месяца в Канкуне несколько лет назад, когда она выпила так много "Маргариты", что забыла о солнцезащитном креме и превратилась в омара.

Я замираю, когда чувствую, как Чейз сдвигается, сокращая большую часть пространства между нашими лицами, пока я не вынуждена встретиться с ним взглядом. Я с удивлением обнаруживаю, что его глаза не насмешливые и не злые, они снова стали мягкими, и в их глубине плавает взгляд, который я не могу полностью расшифровать.

— Ты была бы настоящей занозой в заднице, если бы не была такой чертовски милой.

Я кривлю губы в полуулыбке, строя надутый вид.

— Я уверена, что где-то здесь замешан комплимент.

Его голос становится хриплым.

— Ты планируешь снова стать чертовкой?

Целую минуту я обдумываю его вопрос.

— Нет. Во всяком случае, не сегодня.

Повисает короткая пауза, пока он обдумывает мой ответ, а затем его рот растягивается в ухмылке.

— Хорошо.

Затем он снова целует меня, и на этот раз в нём нет ничего мягкого или сдержанного. Он скользит руками по моей пояснице, и одним рывком он тянет меня на себя, так что я растягиваюсь у него на груди. Я прижимаюсь ближе, желая погрузиться в него, и позволить Джемме Саммерс исчезнуть, хотя бы на некоторое время.

Может быть, навсегда, если это означает, что я буду чувствовать себя так всю оставшуюся жизнь.

Эта мысль так пугает меня, что я кладу руки ему на плечи и пытаюсь приподняться, желая посмотреть на него. Он не позволяет мне, его пресс напрягается, когда он приподнимается и прижимается губами к моим. Если я вообще собираюсь выразить свои протесты, у меня нет другого выбора, кроме как пробормотать их в его безжалостные губы.

— Чейз, — шепчу я, но когда его губы касаются моих, это больше похоже на чззз.

Он игнорирует меня.

— Может быть...

Его поцелуи оборвали мои слова.

— Может быть, нам стоит... — я пытаюсь снова, прежде чем мои слова поглощаются.

Он только крепче целует меня.

— поговорить...

Он слегка посасывает мою нижнюю губу, пока я не чувствую скрежет зубов по чувствительной коже, и мой разум немного затуманивается.

— ... об этом, — выдыхаю я, пальцами впиваясь в его бицепсы.

Он нежно прикусывает и тянет зубами мою нижнюю губу. Это так приятно, что мой разум буквально превращается в статику.

Почему я снова хочу это прекратить?

— Чейз…

Я выдыхаю его имя, мой голос полон желания, и при этом звуке он прерывает поцелуй. Я должна быть счастлива, учитывая, что именно я настаиваю на нашем разговоре, но как только он отстраняется, всё, о чём я могу думать "Серьёзно?". Мужчина, который игнорирует почти каждый протест из моих уст, выбирает именно этот момент, чтобы начать слушать?

Я хочу ударить себя по лицу за то, что когда-либо предлагала нам поговорить. Моё тело не хочет говорить. И, судя по выражению глаз Чейза, он тоже. Они тёмные от страсти, темнее, чем я когда-либо видела, зелень в его радужках почти чёрная в тусклом свете спальни.

Мы оба тяжело дышим, наши лица так близко, что я чувствую его дыхание на своих губах. Я открываю рот, чтобы заговорить, но ни за что на свете не могу вспомнить, что я хотела ему сказать, что, по моему мнению, было так важно обсудить именно в этот момент. На самом деле, всё, о чём я могу думать, это то, что прямо сейчас я хочу, чтобы его губы снова были на моих, а его тело прижималось как можно ближе, целуя меня, пока я не забуду беспокоиться о своей жизни и просто буду жить ею.

Он долго смотрит на меня, читая выражение моего лица, и что бы он там ни увидел, его глаза становятся ленивыми от жара. Мой желудок переворачивается от этого зрелища, трепет и предвкушение зарождаются в венах. Поглощая пространство, которое я создала между нами, Чейз выравнивает наши губы, так что я могу чувствовать каждое слово, когда оно с грохотом проходит через его грудь и выходит изо рта.

— Джемма…— его голос грубый, лишённый терпения. — Мы уже достаточно поговорили.

Он снова накрывает мой рот, и на этот раз я не сопротивляюсь. Я позволяю ему целовать меня, пожирать меня, пока в мире не останется ничего, кроме него и меня, здесь, в этой тёмной комнате, двух людей, совершенно и полностью не подходящих друг другу... и всё же, каким-то образом, абсолютно правильных.

Его руки скользят под футболку, мозолистые пальцы исследуют мою спину, лаская обнаженную кожу. Это так приятно, всё моё тело выгибается под ним, и я не могу остановить удовлетворённый вздох, который течёт по моему горлу, мимо моих губ, в его рот. Губы не прерывают контакта, он глотает звук, и, прежде чем я успеваю опомниться, его язык проникает внутрь, и гладит мой язык. Одно это единственное касание и рушится та мизерная сдержанность, за которую я цеплялась.

Это заряд чистого кислорода в угли медленно разгорающейся страсти, которые тлели между нами всю последнюю неделю. Через несколько секунд мы пылаем — огненные, яростные, сгорающие. Я руками обвожу его торс, жадно исследуя каждый участок обнаженной кожи в пределах досягаемости, и его хватка на моей спине усиливается. Я царапаю ногтями его грудь, наслаждаясь ощущением, как сокращаются его мышцы, и Чейз тихо стонет в ответ.

Наслаждаясь тем, как моё прикосновение влияет на него, я ухмыляюсь в его губы. Хотя моё время сверху недолгое, он переворачивается так быстро, что я едва вижу, как он двигается, перекатывает меня на спину и устраивается надо мной раньше, чем я успеваю возразить.

Не то, чтобы мне этого хотелось.