Глава 116. Самопровозглашенный великодушный глава секты Янь

Шэнь Цяо изначально полагал, что ранения Янь Уши не были серьезными. После стольких дней, даже если он еще не исцелился, он должен был быть в основном здоров.

Кто бы мог подумать, что, проверив пульс, он обнаружит скопление ци в его меридианах? Кровь циркулировала вяло, с смутными признаками застоя – его состояние казалось несколько хуже, чем раньше.

Могло ли быть так, что навыки Сюэтина достигли уровня «легкие, как малая ряска, но на самом же деле проникающие до мозга костей»?

И если это правда, то как он мог проиграть Янь Уши и позволить ему свести свои боевые искусства на нет?

Янь Уши прикрыл рот рукой и дважды кашлянул, а затем разгадал загадку.

– Все потому, что в последние дни я был слишком занят делами секты Хуаньюэ, понемногу собирая назад наши ранее разрозненные силы. Так что у меня не было времени залечивать раны. Не ожидал, что они окажутся такими серьезными.

Шэнь Цяо насупил брови.

– Это же вопрос твоего собственного здоровья, как можно относиться к нему так легко и беспечно?

Янь Уши усмехнулся, явно не воспринимая это всерьез.

– Неважно. Это не опасная для жизни травма, она заживет через три-пять дней.

Шэнь Цяо задумался на мгновение, затем достал из-за пазухи маленький фарфоровый флакон и поставил его на стол.

– Твоя и моя демоническая и даосская основы внутренней силы противоположны друг другу, поэтому я не могу тебе помочь. Но на горе Сюаньду есть много хороших лекарств от повреждений, которые передаются из поколения в поколение. Я раздобыл несколько ингредиентов в одной из ближайших лекарственных лавок и приготовил это лекарство по одному из этих рецептов. Если доверяешь ему, то съешь несколько штук. Принимай по три пилюли в день, это постепенно облегчит твои травмы.

Янь Уши взял фарфоровый флакон. Он был слегка нагрет – все еще хранил тепло тела Шэнь Цяо.

Большой палец его руки огладил изящное горлышко с оттенком неописуемой двусмысленности.

Шэнь Цяо не стал долго думать об этом. Он предположил, что человек с такой подозрительной натурой не доверял ему всецело, и мог принять лекарство только с намерением тайно выбросить его позже. Это было бы пустой тратой драгоценных даров природы, ведь в нем содержалось множество ценных трав, которые могли спасти жизнь многим людям. Поэтому он добавил к сказанному:

– Если не собираешься его принимать, то верни мне. Раз уж твои раны не опасны.

– С чего бы мне не принимать его? – Янь Уши позабавило видеть, как тот с затаенным дыханием уставился на фарфоровый флакон, и он намеренно не стал выполнять его просьбу. Он свинтил пробку и высыпал три капсулы себе в рот, а затем отпил несколько глотков сливового напитка из чашки Шэнь Цяо, чтобы запить их.

– Чувствую, как заложенность в моей груди чудесным образом очищается, – Янь Уши потер грудь.

– ...Это ведь не какой-то эликсир бессмертия.

– Я говорю о сливовом напитке! – сказал он со смехом. – Я слышал, что жидкости тела* совершенствующихся на пути Дао можно использовать в медицине. Ты как раз уже пил этот напиток, разве в нем не осталось твоих телесных жидкостей?

*(津液;jīnyè) – кит. мед. относится ко всем жидким выделениям организма (напр. слюна, слёзы, пот); Конечно, слюна Шэнь Цяо не может волшебным образом излечить его раны, но телесные жидкости в самом деле считаются одной из материальных основ жизни человека в китайской традиционной медицине. Думаю, Янь Уши ведет себя особенно непристойно, не говоря «слюна» (唾液;tuòyè), а вместо этого говоря «жидкости тела» (津液;jīnyè), что звучит очень похоже на (精液;jīngyè), которое является... Более специфическим типом телесных выделений.

Что еще мог сказать Шэнь Цяо в ответ на такое бесстыдство? Хотя ему часто приходилось слышать такие непристойные слова в течение дней, его светлые черты лица все равно не могли не окраситься в розовый цвет.

С полными стыда глазами он, не проронив ни слова, оперся о стол, собираясь встать и уйти. Янь Уши крепко придержал его за руку и с улыбкою поправил себя:

– Хорошо, хорошо, это лекарство подействовало, а не жидкости тела. Когда ты ходил готовить пилюли? Почему я не знал?

– Должен ли этот бедный даос обо всем докладывать главе секты Янь? – с каменным выражением лица ответил Шэнь Цяо.

– Конечно нет. Я всего лишь забочусь о тебе. Беспокоюсь, что тебе не хватит денег, или что тебя обманут.

– Оказывается, этот бедный даос в глазах главы Янь такой тугодум и глупец.

«А разве это не так? – подумал Янь Уши. – Не будь ты глупцом, разве позволил бы мне продать себя Сан Цзинсину, даже не подозревая об этом?»

Но вслух сказал с неизменной улыбкой:

– Как раз нет. Ты становишься лучше день ото дня с тех пор, как спустился с горы. Я заметил, что теперь ты намного умнее, чем раньше.

Шэнь Цяо старался перетерпеть, но в итоге ничего не смог с собой поделать:

– Вижу, от внутренних повреждений главы Янь уже и след простыл. Поговори еще немного – может, излечишься быстрее!

– Не поможет. Без превосходного лекарства Шэнь-даочжана мое выздоровление будет идти медленнее. Я слышал, Ян Цзянь выделил тебе некоторую сумму денег?

– Верно. Эти деньги предназначены для строительства храма Сюаньду.

– Так ты действительно собираешься остаться в Чанъане надолго?

– Это еще предстоит выяснить. Сначала я хотел бы вернуться на гору Сюаньду, посмотреть, смогу ли я уладить там некоторые вопросы. Если в будущем гора Сюаньду захочет участвовать в делах светского мира, по крайней мере, у нее уже будет точка опоры в Чанъане. На мой взгляд, Ян Цзянь имеет черты выдающегося правителя с большим талантом и смелым видением. Он не из тех выживших из ума императоров, которые слишком предвзяты или пристрастны к мнению одной стороны. Его отношение к даосам довольно благодушное, и, возможно, это даст даосским сектам шанс обрести подъем.

Янь Уши напомнил ему:

– Он делает все это только ради того, чтобы завоевать сердца людей.

– Знаю, – уголки его губ приподнялись. – Но в этом нет ничего плохого. Хотя я даос, я не смею утверждать, что среди даосов нет подлецов. Если может возникнуть ситуация, подобная соперничеству ста школ*, это было бы благословением для простого народа Поднебесной, и не было бы больше правителей, грабящих частное имущество в пользу одной религии, делая невозможной жизнь людей. Ян Цзянь находится под сильным влиянием буддизма, но при этом справедливо относится к конфуцианству и даосизму. На мой взгляд, именно таким великодушием должен обладать император. Самое главное, что в случае, если гора Сюаньду намерена выйти в мир, сейчас самое подходящее время.

*(百家争鸣;bǎi jiā zhēng míng) – «спор ста школ мысли», относится к появлению различных философских школ в период Весны и Осени (770 г. до н. э. - 476 г. до н. э.) и в период Воюющих государств (475 г. до н. э. - 221 г. до н. э.). Это была эпоха беспрецедентной культурной и интеллектуальной экспансии, которая также известна как Золотой век китайской философии. Это была беспрецедентная ситуация, когда ученые дискутировали друг с другом, открывая блестящую эру идеологического и культурного прогресса.

Янь Уши приподнял бровь и спросил:

– Разве ты не преклоняешься Ци Фэнгэ во всем? Почему сейчас ты хочешь действовать вразрез с его мнением по этому вопросу?

– Времена уже не те, что раньше. Когда мой покойный учитель еще был в этом мире, такой возможности не было. Если бы этот великий старец был жив, он бы наверняка согласился со мной.

– Ох, когда ты так говоришь, этот достопочтенный кое в чем убеждается.

– Убеждается в чем?

– Когда ты хочешь что-то сделать, то говоришь, что Ци Фэнгэ одобрил бы это, а когда не хочешь что-то делать, говоришь, что уважаешь его посмертный наказ. Он ведь все равно мертв и не сможет выпрыгнуть из могилы, чтобы опровергнуть твои слова.

Он сделал это замечание намеренно. Кто бы мог подумать, что вместо того, чтобы вспыхнуть от гнева, Шэнь Цяо на мгновение серьезно задумается, а затем на его губах появится тень улыбки.

– Да, ты прав.

С этой улыбкой его глаза засияли, как наполненная светом комната. Даже Янь Уши, пристальный взгляд которого упал на них, оказался невольно заворожен этим зрелищем.

– Мой покойный учитель был очень понимающим человеком. Он определенно смог бы принять мой образ мыслей.

Янь Уши скептически изогнул бровь. Постоянные разговоры о достоинствах и доброте Ци Фэнгэ ему совершенно не нравились, но он всегда гордился своим великодушием и щедростью, поэтому, разумеется, не стал поднимать шум из-за мертвеца.

Стало ясно, что хотя Шэнь Цяо по природе своей порядочен, он ни в коем случае не связан правилами. Именно поэтому из пяти своих личных учеников Ци Фэнгэ выбрал Шэнь Цяо своим преемником.

– Поскольку ты принял пожалованный императором титул, даже если фактически ты не обязан подчиняться его приказам, номинально ты все равно связан с императорским двором. А раз так, то вопрос о горе Сюаньду – не совсем твое личное дело. Учитывая нынешние отношения между сектой Хуаньюэ и династией Суй, если бы Ян Цзянь узнал, что ты отправляешься на гору Сюаньду, даже если бы я не вызвался, он бы обязательно попросил меня помочь тебе. Я позволю Бянь Яньмэю сопровождать тебя в этой поездке, он более тактичен и всегда найдет, чем помочь.

После того, как он изложил это обоснование, Шэнь Цяо не смог больше отказываться и кивнул.

– Тогда большое спасибо, – сказав это, он на мгновенье замешкался, но все же добавил: – Ты ранен. Тебе лучше восстанавливаться в покое и отдыхе в ближайшие дни.

Только не надо постоянно скакать повсюду без дела.

Улыбка Янь Уши стала еще шире.

– А-Цяо, это ты так заботишься обо мне?

– Нет.

– Ты лжешь.

– ...Тогда зачем спрашивать меня?

Янь Уши вздохнул.

– Хотя я очень тронут, мне суждено подвести твои ожидания. Не забывай, что старый лысый осел все еще ждет, когда я «позабочусь» о нем. Как бы то ни было, он когда-то был достойным государственным наставником династии Чжоу и главой буддистов. Как я могу пренебрегать им слишком долго?