Глава 12

Маверик

Десять месяцев назад

В какой-то момент своей жизни я была увлечена, охвачена похотью, влюблена или просто одержима Киллианом Шепардом. Сложно объяснить, как трудно отключить чувства, которые испытываешь к одному и тому же человеку в течение двадцати с лишним лет. Это похоже на кран, который не можешь закрыть. И, даже если ты попытаешься, все равно останется эта медленная струйка, которую ты не сможешь перекрыть. Он там, постоянно на заднем плане. В конце концов, я думаю, ты просто учишься отключаться от медленного, раздражающего капания. По крайней мере, по большей части. Но иногда звук капель — все, что ты слышишь. Все, на чем ты можешь сосредоточиться. Это все поглощает, пока не сделает тебя невротиком.

Как сейчас.

Кэл уехал из города по делам, и я остаюсь одна, чтобы предаться воспоминаниям. И по какой-то причине я возвращаюсь к тому времени, когда Киллиан находит меня в грузовике Робби Римса. Насколько я знаю, Кэл так ничего и не узнал, и за это я благодарна. Это был не мой звездный час.

Мой семнадцатый день рождения. Кэл учился в колледже, а Киллиан работал у моего отца. За две недели до начала занятий мои друзья по своей бесконечной мудрости решили устроить мне вечеринку с пивом, чтобы отпраздновать не только мой день рождения, но и начало нашего выпускного года.

Отец Кимми Римс был фермером, и она имела доступ к нескольким заброшенным зерновым бункерам в сельской местности, а также к старшему брату Робби, который был слишком счастлив заполучить группу несовершеннолетних с тринадцатью галлонами самого дешевого пива, известного человечеству. Тем более, что он был влюблен в меня.

***

— Какую специализацию ты будешь изучать в следующем году? — невинно спрашивает Робби, протягивая мне бутылку воды. Я открываю ее и делаю глоток, прежде чем ответить.

— Двойную. Бизнес и финансы.

Он вытирает несколько случайных капель, упавших мне на ногу. Его большой палец задерживается. Я позволяю этому случиться, приоткрыв губы, чтобы глотнуть воздуха. Он подбирается к моей короткой юбке и проводит по коже прямо под подолом. Я вздрагиваю, когда он приближается к внутренней стороне моего бедра.

Прикрыв глаза, он берет у меня воду, закрывает ее крышкой и отставляет в сторону. Мы ложимся на траву. Небо темное. Звезды начинают появляться одна за другой. А Робби Римс просто вкладывает свою руку в мою. У меня гудит голова. Мой разум затуманен от всего выпитого пива. Я слышу, как он поворачивает ко мне голову и делаю то же самое. Его глаза сверкают в лунном свете. Они красивые.

— Я всегда знал, что ты умная, Маверик.

Я позволяю себе улыбнуться.

— Спасибо, Робби.

Время идет. Мы пьем еще. Говорим. Флиртуем. Люди начинают объединяться в пары и исчезать. Толпа редеет. Мой желудок сводит. В ушах звенит. Затем Робби губами касается моих, и я целую его в ответ. Он рукой обхватывает мою грудь, и я позволяю ему. Следующее, что помню, это то, что я нахожусь в грузовике Робби. Шорты расстегнуты. Бюстгальтер тоже и задрался. Его голодный рот ласкает мою грудь, а нетерпеливые пальцы двигаются между моих ног.

Я не уверена, что, черт возьми, делаю, но знаю, что это не должно быть так. Почему мне кажется, что я иду по улице с односторонним движением, из которой на многие мили нет выходов?

Я нахожусь на грани нерешительности, но колеблюсь всего несколько секунд, прежде чем мой мозг затуманивается от невероятного удовольствия, которое Робби заставляет меня чувствовать. Я погружаюсь в это, а потом, в одну минуту Робби рядом, доводя мое тело до новых высот, а в следующую его уже нет.

А затем меня поднимают сильные руки. Я замечаю, что Робби Римс лежит на земле, из его носа и рта течет кровь. Ошеломленный. Злой. Но он не делает ни малейшего движения, чтобы заполучить меня. Говнюк.

Клянусь, чей-то голос бормочет:

— Я держу тебя.

Меня осторожно опускают в машину. Я чувствую, как мои шорты снова застегиваются, блузка стягивается вниз. Ремень безопасности застегивается на моей груди. Мне требуется еще пара секунд, чтобы стряхнуть с себя пелену похоти и алкоголя, но в ту минуту, когда мы едем по темной пыльной дороге, я понимаю.

— Какого черта, Киллиан.

— Ничего. Не. Говори. Прямо. Сейчас. — Его команда ровная, обдуманная. Бескомпромиссная. Я открываю рот, чтобы сказать что-то еще, но, когда он поворачивает ко мне голову и пронзает меня взглядом, который выражает не что иное, как ярость, я закрываю его.

Думаю, сейчас не время.

Двадцать минут спустя мы тормозим и сворачиваем на парковку начальной школы. Уже темно. Безлюдно. Жутко.

— Что мы здесь делаем?

— Вопросы задаю я, — цедит он сквозь зубы.

— Как ты меня нашел? — он игнорирует меня весь день, именно в мой день рождения из всех дней, но возникает из ниоткуда, когда я с другим парнем? Какого черта?

— Я сказал, — он поворачивается на своем месте, — я задаю вопросы.

— Ты мне не отец, Киллиан. Я могу о себе позаботиться.

— В смысле забеременеть? — рычит он. Глаза у него дикие. Он крепко сжимает челюсти. Я никогда не видела его таким сердитым. Никогда.

Меня охватывает стыд, и мой кайф начинает ослабевать. Начинается головная боль. Желудок скручивается. Я никак не могу объяснить ему, почему позволяю Робби Римсу оказаться на ничейной территории моего тела. Что мне больно, и я веду себя так, потому что он еще не позвонил мне сегодня. Что все это время я представляю себе, что это был он.

Я тянусь к дверной ручке, покончив с ним. И с этим разговором. Я пройду полмили домой пешком, даже если будет темно и страшно, а животные могут выбежать из канавы. Половина меня снаружи машины, а другая половина все еще внутри, когда меня отбрасывает назад и перекидывает через консоль его салона. Мое бедро задевает переключатель скоростей. Затем я оказываюсь у него на коленях, растянувшись на нем, его эрекция упирается в мой центр.

— Скажи мне, какого черта ты делала, — требует он, грудь вздымается, тон жесткий, а в глазах… не знаю. Может быть, желание?

Мы так близко, дышим воздухом друг друга. Может быть, думаем о том же самом. Киллиан и раньше обнимал меня, но никогда так. Никогда собственнически, как будто я принадлежу ему.

Ничего не могу с собой поделать. Не знаю, то ли от алкоголя, то ли от феромонов, но я двигаю тазом взад-вперед, потираясь о что-то толстое и длинное. Он стонет. Его глаза закрываются, словно от боли. Он делает глубокий вдох и задерживает дыхание, прежде чем выдохнуть. Когда его ладони опускаются на мои бедра, они твердые, но не останавливают меня, поэтому я продолжаю.

Затем его глаза открываются, ловя мои. И когда они это делают, я знаю, что мне ничего не мерещится. Он хочет меня. Святые блинчики, меня хочет Киллиан Шепард. И когда он выдыхает мое имя, как будто возносит молитву во время воскресной мессы, я совершенно теряю голову. Все мои подростковые гормоны выходят на волю.

Я прижимаюсь своим ртом к его. Он мне позволяет. Застонав, он разрешает своему языку познакомиться с моим. Интимно. Основательно. Он сладкий на вкус. Как бренди моего отца. Теплая рука касается моей щеки, и я теряюсь. Думаю, что он теряется вместе со мной, потому что его таз движется вместе с моим. Я уже приближаюсь к оргазму… реальному, намного лучше воображаемого. Но затем его рот замедляется. И он отстраняется. Выглядит измученным. Разбитым. Может быть, раскаявшимся. Рука, обжигающая мое бедро, сжимается, сигнализируя мне остановиться.

Я перестаю дышать. И он тоже.

— Что случилось? — спрашиваю я. Больше похоже на писк.

Его руки обхватывают меня и крепко сжимают, так что я вынуждена либо уткнуться лицом в изгиб его шеи, либо задохнуться в подголовнике. Это очевидный выбор.

— Что случилось? — снова бормочу я, смущенная тем, почему моя одежда еще не наполовину снята.

Не говоря ни слова, он открывает дверь и высовывает ноги. Затем встает, и я цепляюсь за него, не готовая к тому, что это закончится. Он обходит машину, открывает дверцу и сажает меня на пассажирское сиденье. После того, как он пристегивает меня и закрывает дверь, стоит там, наверное, целую минуту, прежде чем врезать кулаком в сталь надо мной, заставляя меня подпрыгнуть.

А потом он снова внутри, заводит машину, а я сижу ошеломленная. Он едет медленно, осторожно. В полном контрасте с напряжением, которое я сейчас чувствую, обрушивающимся на меня с его стороны машины. Подъезжая к моему дому, он оставляет двигатель включенным и ровным голосом говорит:

— Прими аспирин и выпей стакан воды перед сном. Гаторейд утром. Я уже говорил с твоим отцом. Он прикроет...

— Что ты сделал?

— Маверик, — отчитывает он. — Ты понятия не имеешь...

— Ты не имел права, Киллиан.

— Я имею полное право! — его рев пугает меня, и я вжимаюсь в дверцу, впервые в жизни испугавшись его. — Ты чуть не позволила этому ублюдку... — он останавливается, берет себя в руки и хрипло произносит. — Тебе семнадцать гребаных подростковых лет, Маверик. Ты эмоционально незрелая и понятия не имеешь, чего хочешь.

Он часто дышит. Костяшки его пальцев, обхвативших руль, побелели, как воск, расплавленный на солнце.

— Ты ошибаешься, — тихо говорю я ему. — Я точно знаю, чего хочу. — Когда он ничего не говорит, я добавляю. — Тебя, Киллиан. Я хочу тебя.

Он не смотрит на меня. Долгое время смотрит прямо перед собой, медленно моргая. Его грудь расширяется и сжимается, но дыхание меняется. Оно все еще быстрое, хотя уже не от гнева. Это от желания. Может быть, мне всего семнадцать гребаных подростковых лет, но даже я знаю разницу. Вот каким он был всего несколько минут назад, когда его язык был у меня в горле.

Наконец, он смотрит на меня. Мы просто смотрим друг на друга. Я жду, что он что-нибудь сделает, скажет, но он просто сглатывает. Когда Киллиан открывает рот, то только для того, чтобы уничтожить меня.