Глава 39. Разрыв, срыв и прорыв
Наоми
Слишком сложно. Слишком много. Слишком приставуче. Не стоит того.
Мысли вертелись в моей голове как злобная карусель, пока я шагала по тротуару, и Нокемаут расплывался передо мной от непролитых слёз.
Я выстроила здесь жизнь. Я выстроила фантазию в своём разуме. Принимала принесённый в обед кофе и прошёптанные грязные словечки за нечто совершенно иное. Он меня не хотел. Никогда не хотел.
Хуже того, Уэйлей он тоже не хотел. Я взяла свою юную, впечатлительную подопечную и затащила её в свои отношения с мужчиной, который никогда не собирался задерживаться рядом в долгосрочной перспективе.
Я видела это в его глазах. Жалость. Он жалел меня. Бедная, глупенькая Наоми влюбилась в плохого мальчика, который не давал обещаний.
И деньги. Как ему только хватило наглости думать, будто он может разбить мне сердце и вручить наличку, словно я какая-то проститутка, и это всё исправит. Это добавляло новый уровень унижения.
Я собиралась пойти к Лизе, сослаться на мигрень и провести остаток дня в постели. А потом проведу с собой запоздалую беседу о том, что я выбрала не того парня. Опять, бл*дь.
А когда закончу читать себе нотации, убежусь, чтобы Уэйлей никогда не оказывалась в таких ситуациях.
О Боже. Я жила в маленьком городке, который переплюнет все остальные маленькие города. Я буду видеть его. Везде. В кофейне. На работе. Это его город. Не мой.
А есть ли мне вообще место здесь?
— Эй, Наоми! — окликнул Бад Никелби, выглядывая из хозяйственного магазина. — Просто хотел сказать, что я сегодня утром заглянул и починил твою входную дверь.
Я остановилась как вкопанная.
— Правда?
Он кивнул.
— Слышал про проблемы и не хотел, чтобы тебе приходилось беспокоиться о ремонте.
Я крепко обняла его.
— Ты себе не представляешь, как много это значит для меня. Спасибо, Бад.
Он пожал плечами в моих объятиях, затем неловко похлопал меня по спине.
— Просто подумал, что тебе и так дерьма хватает, и тебе не помешает передышка.
— Ты такой хороший человек, Бад.
— Лаааадно, — протянул он. — Ты в порядке? Хочешь, я позвоню кому-нибудь? Могу попросить Нокса забрать тебя.
Я быстро помотала головой, отчего хозяйственный магазин и его владелец размылись перед моими глазами.
— Нет! — гаркнула я. — То есть, спасибо, но нет.
Дверь «Дино» открылась, и моё сердце ухнуло в пятки, когда Нокс ступил на тротуар.
Я повернулась, моля о том, чтобы сделаться невидимой.
— Наоми, — окликнул он.
Я пошла в противоположную сторону.
— Наоми, брось. Стой, — позвал Нокс.
Но буквально несколькими словами он перманентно лишил себя привилегии, по которой я слушалась, когда он говорил мне, что делать.
— Так, Нокс. Не думаю, что леди сейчас хочет разговаривать с тобой, — услышала я совет Бада.
— Отойди, Бад, — зарычал Нокс.
Я была идиоткой. Но хотя бы я была быстро шагающей идиоткой.
Я быстро шла по кварталу, решительно настроившись оставить Нокса в зеркале заднего вида, как и бывшего жениха.
«Если мужчина не подписывается на серьёзные отношения с женщиной, это не просто так. Может, он ищет что получше».
Моя грудь физически болела, когда слова Нокса об Уорнере эхом отдавались в голове.
Есть ли на свете тот, кто сочтёт меня достаточно хорошей? Не чересчур, не недостаточно, а именно той, кого он ждал всю свою жизнь?
Глаза щипало от слёз, и я почти бегом свернула за угол.
Я винила слёзы в том, что не увидела женщину, вышедшую из магазина.
— Мне очень жаль, — произнесла я спустя секунду после того, как врезалась в неё.
— Мисс Уитт.
«О Господи милостивый, нет».
Иоланда Суарез, суровая соцработница, ни разу не видевшая меня в удачный момент, похоже, ни капли не смутилась от контакта всем телом.
Я открыла рот, но с моих губ не слетело ни звука.
— Вы в порядке? — спросила она.
Ложь так и вертелась на кончике языка. Такая знакомая, что она ощущалась почти правдой. Но это не так. Иногда правда крупнее любого намерения.
— Нет, не в порядке.
Через десять минут я смотрела на сердечко, нарисованное на пенке стоявшего передо мной латте.
— Вот и всё. Я притворялась, будто состою в отношениях с мужчиной, который сказал мне не влюбляться в него, а я влюбилась. Мой бывший жених заявился ко мне на работу и устроил сцену. Кто-то вломился в наш дом, и никто не знает точно, был ли это он, Тина или случайный преступник. О, и Уэйлей пыталась отомстить злой учительнице с помощью полевых мышей.
Иоланда, сидевшая напротив, подняла свой зелёный чай, сделала глоток и поставила кружку обратно.
— Что ж.
— Принёс вам печенье, — сказал Джастис со скорбным видом, подвинув тарелку к моему локтю.
— Это были сердечки? — спросила я, поднимая то, что явно было половиной розового сердечка в глазури.
Он содрогнулся.
— Я сломал их пополам. Надеялся, что ты не заметишь.
— Спасибо, Джастис. Так мило с твоей стороны, — ответила я. Перед уходом он сжал моё плечо, и мне пришлось закусить щёку изнутри, чтобы не расплакаться.
— По сути я говорю, что пребываю в таком хаосе, что уже не могу это скрывать, и вы заслуживаете знать правду. Но я обещаю (даже если по моей жизни этого не скажешь), что я чрезвычайно организованная, находчивая и сделаю всё возможное, чтобы Уэйлей была в безопасности.
— Наоми, — произнесла она. — Уэйлей повезло получить вас в качестве опекуна, и любой судья в здравом уме придёт к тому же заключению. Её посещаемость в школе повысилась. Оценки улучшились. Она обзавелась настоящими друзьями. Вы положительно влияете на жизнь этой маленькой девочки.
Впервые в жизни мне не хотелось получить золотую звёздочку. Я хотела, чтобы кто-то меня увидел. Реально увидел, какой у меня в жизни бардак.
— А как же всё то, что я делаю неверно?
Мне показалось, что я уловила капельку жалости в улыбке миссис Суарез.
— Это родительство. Мы все стараемся изо всех сил. Мы вымотаны, сбиты с толку, и нам кажется, будто нас осуждают все остальные, ведь у них-то всё прекрасно. Но это не так. Мы все импровизируем на ходу.
— Правда? — прошептала я.
Она подалась вперед.
— Вчера вечером я наказала своего 12-летнего сына, потому что он исчерпал моё терпение, а потом сказал мне, что фрикадельки мамы его друга Эвана ему нравятся больше, чем мои.
Она сделала ещё один глоток чая.
— А сегодня я извинюсь и освобожу его от наказания, если он прибрался в своей комнате. Несмотря на то, что мама Эвана покупает свои фрикадельки замороженными в супермаркете.
Я робко улыбнулась.
— Просто жизнь намного сложнее, чем я думала, — призналась я. — Я думала, что если у меня будет план, и я стану придерживаться правил, то всё будет просто.
— Могу я дать вам совет? — спросила она.
— Да, пожалуйста.
— В какой-то момент вам придётся перестать так сильно беспокоиться о нуждах окружающих и начать думать о том, что нужно вам.
Я моргнула.
— Я думала, альтруизм — это хорошая черта для опекуна, — я слегка оборонительно шмыгнула носом.
— Как и умение подать пример вашей племяннице, что ей не надо выворачивать себя наизнанку, чтобы её любили. Что ей не нужно сжигать себя заживо, чтобы согреть кого-то другого. Требовать, чтобы с вашими нуждами считались — это не проблема; это геройство, и дети ведь наблюдают. Они всегда наблюдают. Если вы подадите ей пример, который покажет, что она заслуживает любви лишь в том случае, когда будет отдавать всё другим, то она сохранит этот посыл в себе.
Я со стоном уронила голову на стол.
— Заботиться о ком-то, потому что вы их любите, и заботиться о ком-то, потому что вы хотите, чтобы вас любили — это разные вещи, — продолжала она.
Тут действительно существовала большая разница. Одно было искренним альтруизмом, а второе — контролирующей манипуляцией.
— С вами всё будет хорошо, Наоми, — заверила меня Иоланда. — У вас большое сердце, и рано или поздно, когда вся эта драма завершится, кто-то взглянет на вас и увидит это. И этот кто-то ради разнообразия захочет заботиться о вас.
«Ага, конечно».
Я начинала понимать, что единственный, на кого можно положиться в этой жизни — это я сама. И Стеф, конечно же. Но его ориентация определенно заглушила все шансы на роман.
— Насчёт Нокса, — продолжила миссис Суарез.
Я подняла голову со стола. Просто его имя, произнесённое вслух, ощущалось как зазубренная заноза в сердце.
— Что насчёт него?
— Я не знаю ни единой женщины в городе, которая не влюбилась бы в Нокса Моргана, если бы он уделил ей столько времени и внимания, как вам. И ещё скажу вот что — я никогда не видела, чтобы он смотрел на кого-то так, как смотрит на вас. Если он симулировал эти чувства, то кто-нибудь должен вручить ему Оскар. Я знаю его очень долго. И он никогда не делает то, чего не хочет, особенно в отношении женщин. Если он добровольно согласился изображать отношения, он этого хотел.
— Это была его идея, — прошептала я. Во мне зажглась искра надежды. Которую я тут же загасила.
«Если мужчина не подписывается на серьёзные отношения с женщиной, это не просто так».
— Ему хреново пришлось из-за смерти мамы и всего, что последовало потом, — продолжала она. — У него не было перед глазами того примера «долго и счастливо», как у вас. Иногда, если ты не знаешь, что такое возможно, то сложно надеяться на такое для себя.
— Миссис Суарез.
— Думаю, мы можем перейти на ты. Зови меня Иоланда.
— Иоланда, мы практически одного возраста. Откуда у тебя столько мудрости?
— Я дважды побывала замужем, у меня четверо детей. Мои родители прожили в браке пятьдесят лет. Родители моего мужа разводились и снова женились столько раз, что мы все уже сбились с толку. Если я что-то и понимаю, так это любовь и то, какой чертовски запутанной она бывает.
***
— Привет, милая. Как обед? — моя мама была одета в запачканную грязью футболку и соломенную шляпу. В одной руке она держала стакан чая со льдом, а в другой — садовую перчатку.
— Привет, мам, — я старалась отводить глаза и направилась к крыльцу. Аманда Уитт прекрасно чувствовала, когда с кем-то что-то не так, и мне не хотелось вести этот разговор. — Где Уэй?