Глава двадцать вторая

Я моргаю.

— Что?

— Так покажи мне, — повторяет он без всякого выражения.

По мне пробегает холодок. Несмотря на то, что черты его лица полностью лишены юмора, он не может быть серьезным. Он хочет, чтобы я станцевала стриптиз для него?

Это ещё одна игра. Точно такая же, как в та, в которой он загнал меня в телефонную будку своим силуэтом, похожим на затмение, и шелковыми угрозами, эта игра направлена на то, чтобы заставить меня вертеться, как уж на сковороде. Сглотнув комок в горле, я выпрямляю спину и бросаю на него свой лучший взгляд безразличия.

— Ты ешь.

Он опускает стекло на дюйм и выбрасывает бургер на улицу.

Я сглатываю.

— Здесь?

Он кивает.

— Здесь нет места.

Не говоря ни слова, он наклоняется к своему сиденью, и оно с жужжанием отъезжает назад, создавая большое пространство между его коленями и рулевым колесом. Достаточно большое, чтобы я могла засунуть туда свою задницу. Я прерывисто выдыхаю, бабочки порхают у меня в животе. Чёрт, как бы я хотела, чтобы мужчины мафии ездили на Смартах или Мини Куперах.

— Это будет тебе дорого стоить.

И снова он ничего не говорит, только пристально смотрит на меня. Его рука скользит в карман двери, и затем пачка банкнот с глухим стуком падает на мою картошку фри. Я смотрю на стопку стодолларовых купюр, перетянутых резинкой. Господи, да там не меньше тысячи баксов, гораздо больше, чем я когда-либо мечтала заработать за ночь, тем более за один танец.

Но это будет не просто танец для какого-нибудь мужчины.

Стиснув зубы, я расправляю плечи и встречаюсь с ним взглядом.

— Ты серьезно?

— Абсолютно.

Жужжит обогреватель. По радио Wham!⁴⁴ напевает что-то про прошлое Рождество. Я провожу потными ладонями по пиджаку Рафаэля и пытаюсь не упасть в обморок.

Дождь барабанит по стеклу сильнее, чем когда-либо, но я уверена, что мое сердце бьется громче. Каждый толчок внутри грудной клетки, подобно звуковому удару, прокатывается по моей нервной системе и вызывает пульсацию в моем клиторе.

Я скорее вырежу себе глаза, чем проиграю игру Рафаэлю Висконти, так что, похоже, у меня нет другого выбора, кроме как разоблачить его блеф.

— Хорошо, — мое признание срывается с моих губ и расцветает в воздухе между нами. Щелчок отстегивающегося ремня безопасности напоминает мне, что назад дороги уже нет, если только Рафаэль не признает, что пошутил. Но что-то в его напряжении подсказывает мне, что этого не произойдет. — Но никаких прикосновений.

Когда я бросаю свою еду и его пиджак на заднее сиденье и приподнимаюсь, я замечаю, как его большие руки сжимаются в кулаки на бедрах.

— Я знаю, как устроены танцы на коленях, Пенелопа.

Конечно, знает. Это будет не первый его приватный танец, но это не мешает жгучей ревности завязываться узлами у меня в животе. Это также не мешает мне случайно наступить ему на ногу, когда я проскальзываю в щель перед ним.

Он издает шипение, и я чувствую, как это пробегает по всему телу. Даже упиваясь мыслью о том, чтобы снять с себя мокрую одежду для Рафаэля в такой близости, у меня хватает здравого смысла повернуться лицом к лобовому стеклу. Если бы мне пришлось наблюдать, как его взгляд блуждает по моему телу вблизи, я не уверена, что пережила бы это.

Вцепившись в руль одной рукой, другой я поворачиваю регулятор радиоприемника.

— Должно быть что-то, под что можно танцевать, — бормочу я.

Когда музыка наполняет воздух, Рафаэль издает вздох забавы. Я знаю почему: песня Driving Home for Christmas не совсем популярна в стриптиз-клубах.

Понимая, что медлить больше нельзя, я сосредотачиваюсь на конденсате на лобовом стекле, медленно опускаясь, пока задняя часть моих бедер не упирается в колени Рафаэля. Джинсовая ткань шуршит о дорогую шерсть, когда я сдвигаю задницу вперед, к его коленям, и выгибаю спину.

Несмотря на дрожащие руки, мой топ скользит через голову, как растаявшее масло. Бедра под моими напрягаются, и тихое шипение, доносящееся со стороны Рафаэля, заставляет мои соски напрячься под лифчиком.

Подстегиваемая жаром нетерпеливого взгляда на моей спине, я медленно и чувственно поднимаю свою задницу с колен Рафаэля. Все сомнения по поводу того, чтобы смотреть на него, сметаются пьянящей смесью похоти и адреналина, и внезапно мне нужно увидеть выражение его лица.

Я оглядываюсь через плечо, и когда мой взгляд встречается с его, я забываю сделать следующий вдох. Его челюсть сжата, а тело напряжено, как будто он не доверяет себе пошевелить ни единым мускулом. Опасность, пляшущая в его глазах, одновременно возбуждает и пугает меня, в этих радужках нет ни малейшего следа джентльменского нрава. Больше нет.

Сделав глубокий вдох, я не отрываю от него глаз, пока спускаю влажные джинсы по изгибу бедра. Его взгляд прослеживает мои движения до самых лодыжек, а затем поднимается по задней поверхности бедер, прокладывая путь к полоске черных стринг.

Я скидываю кроссовки и джинсы между педалями и опускаюсь обратно к нему на колени. Теперь передняя часть его бедер касается моей обнаженной кожи, и от ощущения теплой, мягкой ткани, касающейся моих самых чувствительных мест, у меня текут слюнки, а низ живота покалывает от предвкушения.

Держась за руль, я выгибаю спину и скольжу попой в направлении паха Рафаэля. Гортанный тон его мычания посылает волну удовольствия к моему клитору. Это так по-животному, так не по-джентльменски, что я отчаянно хочу услышать это снова. Поэтому я отодвигаюсь еще дальше, пока кончик его набухшего члена не упирается между ягодицами моей задницы.

Блять. Он твердый. Действительно очень, блять, твердый. Осознание этого посылает электрический трепет по моему телу и проникает теплым, влажным жаром в ластовицу моих трусиков. Я схожу с ума. Сердце учащает ритм, а я снова и снова двигаюсь вперед и назад, с каждым движением бедер поднимаясь все выше по эрекции Рафаэля. Я могла бы утонуть в звуках его неровного дыхания, выгибаясь от твердости его мышц.

Грубый палец скользит под мои стринги. Щелчок и жжение резинки, встретившейся с кожей, вызывают мой собственный стон.

— Я знал, что твои трусики будут возмутительными, — ворчит он.

Задыхаясь, я запрокидываю голову к крыше и позволяю векам сомкнуться.

— Я думала, у тебя раньше были приватные танцы? Ты должен знать, что за прикосновения полагается штраф.

Прохладный ветерок проносится мимо моего уха, и когда я резко открываю глаза, то вижу, как еще одна пачка банкнот отскакивает от лобового стекла и скользит по приборной панели.

Мышцы подо мной сдвигаются, а затем горячее, прерывистое дыхание касается моего горла.

— Повернись, Пенелопа.

Не в силах придумать остроумный ответ, я поднимаюсь на дрожащих ногах и поворачиваюсь к нему лицом. На этот раз я не готова к тому, как он смотрит на меня. Его взгляд настолько напряженный, что граничит с отчаянным. Он обжигает, поднимаясь по моему бедру и опускаясь ниже живота.

— Красивая, — бормочет он. Это сказано скорее себе, чем мне, но все равно я вздрагиваю под тяжестью этих слов.

Рафаэль Висконти считает меня красивой. Испытывая головокружение от новой волны уверенности, я хватаюсь за спинку его подголовника и медленно опускаюсь к нему на колени. Однако все идет не по плану: моя нога подворачивается на упавшем кроссовке, и я падаю спиной на руль. Я тихонько вскрикиваю, когда раздается сигнал клаксона, но Рафаэль наклоняется вперед и ловит меня, прежде чем я снова упаду.

Большие руки горячим, жадным прикосновением скользят за мою спину, чтобы поддержать меня. Черные волосы щекочут мне горло, и усмешка пробирается вниз по декольте, заставляя соски болеть. Сухой смешок Рафаэля вибрирует у моей ключицы, воспламеняя каждое нервное окончание в моем теле.

— Я начинаю думать, что переплатил.

— Никаких возвратов, — шепчу я в ответ, улыбка кривит мои губы, когда я прижимаюсь клитором к его пульсирующему члену. Господи, он такой теплый и твердый, что я понимаю, что могла бы возбудиться и от гораздо меньшего.

В моей голове проносятся самые грязные мысли, но пальцы, скользнувшие под лямку лифчика, возвращают меня на землю.

Рафаэль смотрит на меня из-под темных ресниц.

— Сними его.

— За дополнительную плату.

Щелчок, когда он вытаскивает большой палец из-под лямки, заставляет мою спину выгибаться от удовольствия. Сжав челюсти, он пробегает глазами по моему горлу и возвращается к приоткрытым губам.

— Я сниму его.

— Это стоит еще дороже.

Снова он издает этот животный стон, моя киска сжимается вокруг него, и, черт возьми, как бы я хотела, чтобы это было осязаемым. Мои пальцы впиваются в подголовник, и хриплое дыхание щекочет мою грудь. Я бросаю полуприкрытый взгляд на крышу и чувствую внезапную тяжесть на коленях.

Я прикусываю нижнюю губу, чтобы подавить улыбку, теперь мне знаком вес его денег.

— Не хватает.

Еще один удар, на этот раз более сильный, приходится на мой живот. Я качаю головой.

— Даже не близко...

Мое нахальство превращается в вздох, когда толстые пальцы Рафаэля находят опору в корнях моих волос и оттягивают голову назад. Я открываю рот, чтобы возразить, но тут что-то холодное и гладкое скользит в него.

Сначала я думаю, что это еще одна игральная карта, но когда я вытаскиваю ее, то понимаю, что это черная Amex.

Мои глаза встречаются с Рафаэлем.

— Пин-код — четыре, восемь, четыре, два, — тихо произносит он, сцепляет пальцы за головой и откидывается на подголовник. Его взгляд вспыхивает, как предупреждающий знак. — А теперь сними его.

По моему телу пробегает оцепенение. Я приподнимаюсь ровно настолько, чтобы бросить его карточку на пассажирское сиденье — только через мой труп я забуду этот пин-код — и снова опускаюсь к нему на колени.

Он выжидающе смотрит на меня. Проходит три прерывистых удара сердца, прежде чем я набираюсь смелости и снимаю лифчик.