Глава одиннадцатая

Когда я босиком пробираюсь по узким коридорам и поднимаюсь по винтовой лестнице, мне легко отбросить на задний план колкие комментарии моих новых коллег, ведь есть куда более насущная проблема, и она ждет меня в комнате за капитанским мостиком.

Зайдешь в мой кабинет, за десять минут до начала работы. Он не сказал «пожалуйста», что могло бы навести на мысль о том, что у меня проблемы, но, с другой стороны, за те несколько раз, когда я имела несчастье столкнуться с Рафаэлем Висконти, он все равно никогда не прибегал к любезностям.

Нервы вибрируют о стенки желудка, когда я робко стучу в дверь из красного дерева. Почти сразу же из-под нее доносится его глубокий, бархатистый голос.

— Входи.

Я сжимаю влажные от пота кулаки и напоминаю себе держать свой умничающий рот на замке и вхожу внутрь.

Рафаэль сидит на краю стола, уперев руки в бедра, и между его толстыми пальцами крутится фишка для покера. Его взгляд отрывается от пола, прочерчивает словно лазером путь вверх по моим ногам и груди, а затем сужается на моем лице.

Покерная фишка перестает вращаться.

— Это та форма, которую выдала тебе Лори?

Моё сердце замирает, и мне удается только кивнуть.

Его глаза снова опускаются вниз по моему телу, темнея с каждым квадратным дюймом. Почему у меня такое чувство, что он молча оценивает каждую мою черту по десятибалльной шкале? И почему мне кажется, что я набрала довольно низкий балл?

И почему я разочарована этим?

Его взгляд останавливается на моих бедрах, он натянуто улыбается, затем отталкивается от стола и бормочет что-то, чего я не улавливаю. Не могу сказать точно, но это звучало как Боже.

Мурашки пробегают у меня по шее, когда он проходит в дальний конец комнаты и встает спиной ко мне, лицом к большим французским дверям, обрамляющим угрюмое море. Он засовывает руки в карманы, широкие плечи напряжены.

Я чувствую, как смесь смущения и раздражения окрашивает мои щеки, потому что с каждой проходящей тяжелой секундой становится все более очевидным, о чем он думает.

Он нанимает людей определенного типажа, а я ему не подхожу. И теперь он задается вопросом, что, черт возьми, с этим делать, чтобы не попасть под дело о дискриминации.

Как раз перед тем, как желание послать его к черту пересиливает мое желание удержаться на этой работе, он оборачивается и застает меня врасплох гораздо более мягким выражением лица и командой из двух слов.

— Иди сюда.

Мой естественный инстинкт — нахмуриться и покачать головой, потому что мне все еще неловко за то, что я поддалась изгибу его пальца на свадьбе. Но в то же время в его тоне есть что-то настолько легкое и очаровательное, что это заставляет мое сердце забыть о следующем ударе.

Нелепо. Интересно, в этом ли его настоящая привлекательность? Не в его внешности или легком остроумии, а в том, что он обладает талантом отдавать грубые команды таким образом, что хочется следовать им, вместо того чтобы дать ему пощечину.

Иди сюда. Сядь мне на лицо. Стони мое имя громче, Пенелопа.

Мои ноги двигаются раньше, чем мой мозг соглашается с этим. Я останавливаюсь перед ним, достаточно близко, чтобы почувствовать тепло, исходящее от его тела.

Я и не знала, что от кубика льда может исходить тепло.

Я замираю, когда он протягивает руку и нежно обхватывает мою челюсть. Моя голова по его воле перемещается вверх и влево, так что я смотрю прямо на луну, ярко сияющую на фоне беззвездного неба. Его рука большая и горячая, если не считать ледяного кольца, прижимающегося к моей скуле. Господи. Тепло разливается внизу моего живота, и, несмотря на мои попытки сохранить нейтральное выражение лица, я знаю, что он чувствует, как мой пульс учащается в горле, как мое дыхание становится все более интенсивным, когда оно скользит по тыльной стороне его ладони.

— Как твоя голова?

— Нормально, — огрызаюсь я в ответ, прежде чем высвободиться из его хватки. Он легко отпускает меня, лишь весело ухмыляясь. Я определенно была не в своем уме, когда думала, что хочу, чтобы он обращался со мной так же, как с другими женщинами. Мне не нравится эта его сторона. Черт возьми, он мне не нравится. Он заставляет меня чувствовать себя сбитой с толку и не в своей тарелке, как будто я вышла на улицу февральским утром и обнаружила, что на улице стоит изнуряющая жара.

— Присаживайся.

— Я бы предпочла постоять.

Делая вид, что не слышит меня, он тянется за листком бумаги на своем столе и изучает его.

— Пенелопа Прайс.

С тяжелым сердцем я понимаю, что он держит в руках мое потрепанное резюме. То самое, которое я набросала ранним утром под белыми огнями закусочной Дьявольской Ямы. Это паутина лжи, напечатанная на одной стороне листа А4, и мои пальцы дергаются, чтобы выхватить его из его рук.

Он делает несколько неторопливых шагов по комнате и наклоняет мое резюме к полоске лунного света, пробивающейся сквозь стекло.

Зеленые глаза сверкают, перебегая слева направо.

— Ты полгода проработала официанткой в казино Ураган в Атлантик-Сити?

В груди все сжимается, я киваю. Блять. Вписать в резюме казино, которое я спалила в Атлантик-Сити, казалось мне гениальной идеей в три часа ночи, когда я упивалась кофе и шоколадным тортом. Казино больше не существует, так что проверить факты некому. Это не самая большая ложь в моем резюме, но самая смелая. Формально я действительно провела там полгода, однако это было по другую сторону бара, пила тропические коктейли из кокосовой скорлупы и обманом выманивала у бизнесменов командировочные с помощью дурацких барных фокусов.

— Интересно, — размышляет Рафаэль, поглаживая челюсть. — Брат владельца — мой хороший друг. Расскажи, каково было работать под началом Томаса? Я слышал, он тот еще тиран.

Он смотрит на меня снизу вверх, в затененных глазах читается вызов. Несмотря на мою тревогу, во мне нарастает жгечее раздражение, потому что я знаю, что он пытается меня подловить.

— Я вижу не настолько хороший, потому что его зовут Мартин.

Прохладный серебряный кулон на моей шее обжигает влажную кожу. Почему я это знаю? Потому что он прорычал это мне в нос в боковом переулке казино, прежде чем ударить меня головой о кирпичную стену.

Рафаэль смотрит на меня с мрачным весельем, а затем возвращает свое внимание на ложь в его руке.

— Так и есть.

Он расхаживает по комнате, продолжая читать. Ненавижу то, насколько остро ощущаю каждый медленный, тяжелый шаг. Как я ощущаю каждый глухой удар, словно биение сердца под моей грудной клеткой. Секунды кажутся минутами, и когда напряжение становится невыносимым, мой отчаянный голос прорезает тишину.

— В чем дело? — выпаливаю я. — У меня уже неприятности?

Он натянуто улыбается и, пользуясь всем временем в этом чертовом мире, опускается в свое кожаное кресло и разворачивает его лицом ко мне. Благодаря лунному свету, падающему на его лицо, я с неудовольствием вижу, как он опускает взгляд на подол моего платья и проводит языком по зубам.

Конечно, неприятно. Но все же, будучи объектом его внимания, у меня слегка перехватывает дыхание.

— Пенелопа, мне кажется, мы начали не с той ноги, — он наклоняется вперед, упирает предплечья в бедра и смотрит на меня из-под полуприкрытых век. — Если ты собираешься работать на меня, то наши отношения должны быть более... — он прикусывает нижнюю губу и снова скользит взглядом по моим бедрам. — Профессиональными.

Я чувствую, что краснею от того, как он обводит пухлыми губами слово профессиональными. Оно содержит намек, как будто мы тайно трахались в течение трех месяцев. Чего, конечно, никогда не случилось бы и за миллион лет. Отчасти потому, что я предпочла бы воткнуть себе в глаз спицу, а с другой стороны потому, что уверена, что Рафаэль с радостью раздобыл бы для меня самую острую из возможных.

К тому же, если этот слух правдив, и он трахает девушек только один раз...

Я отбрасываю эту мысль прочь с затаенной дрожью.

— Я не понимаю.

— Что ж, боюсь, у тебя сложилось неправильное впечатление обо мне.

— И какое же?

— Что я не джентльмен.

Я фыркаю, громко и с недоверием. Это проносится по темному кабинету и приземляется на безупречное покерное выражение Рафаэля. Это лицо с четкими линиями и густыми ресницами, и если бы я увидела его за бархатным столом, то не могу с уверенностью сказать, что не сбросила бы карты, даже если бы у меня был Флеш-Рояль.

— Ты не джентльмен.

В его глазах вспыхивает крошечный огонек веселья.

— Нет?

— У тебя две яхты.

— У королевы Англии их восемьдесят три.

Я щурю глаза.

— Ты — Висконти.

— Как и Нико, и, похоже, он тебе очень нравится.

— Ты носишь пистолет!

Он проводит двумя пальцами по нижней губе, безуспешно пытаясь скрыть ухмылку.

— Пистолет ненастоящий, Пенелопа.

— Я тебе верю, как своей заднице.

— А у тебя и с ней проблемы?

Наши взгляды встречаются. В моем горит раздражение, в его кипит удовлетворение. Я вырываюсь из его магнитной ловушки. Может быть, это и повышает температуру моей крови, но будь я проклята, если меня будет так же легко одурачить, как девушек в раздевалке внизу. Вместо этого я смотрю на золотую дверную ручку, жалея, что не могу открыть ее силой разума.

— Пенелопа.

Я сжимаю зубы от того, как он произносит мое имя, словно оно лежит на шелковой чертовой подушке. Ненавижу ощущение, словно кашемир, прижимается к моим ушам, но при этом он потрескивает и искрится, как электрический ток между моими бедрами.

Я бы скорее выцарапала себе глаза, чем вернула их ему, но я все равно это делаю. Изучая мое лицо, он вытягивает руки в стороны. Сначала ладонями вниз, затем медленным, чувственным движением запястий они разворачиваются к потолку.

Гладкие, загорелые. Толстые, длинные пальцы и кольцо, которое стоит больше, чем моя гребаная душа. Конечно, мне противно, как он произносит мое имя, но еще больше я ненавижу вид его рук. Господи. Дыхание сбивается, и, несмотря на то, что я знаю, что это не так, в голове проносится мысль о пальцах Рафаэля, перебирающих мои пряди. Это отвратительно, но мне любопытно узнать, правдивы ли слухи о том, что он дергает за волосы, когда трахается. Я без проблем могу представить себе часть с вином и ужином — я уверена, что он может включить очарование, словно кран, чтобы помыть руки, но он выглядит слишком изысканным, чтобы трахаться так грубо.