Изменить стиль страницы

Я всегда придерживался правила: если моя рука не дрожит, то и их руки не должны дрожать.

Он сглатывает. Кивает. Но когда его глаза снова поднимаются к моим и сужаются, я вижу, что он не убежден.

— Да блять, это же просто Данте.

Мой протест не разгоняет мрак на его лице, и я опускаю взгляд на свою руку, чтобы убедиться, что в ней нет ни малейшей дрожи. Не могу поверить, что сомневаюсь в себе, но должен признать, что эта рыжая выбила меня из колеи.

Когда она вчера вечером вошла в бар, я услышал ее раньше, чем увидел.

Те грязные туфли топали по лестнице и отдавались в моем теле, заставляя меня дважды перечитывать первую строчку электронного письма. Уже только это заставило меня напрячься, и всё это было еще до того, как она появилась в моём поле зрения.

И когда наконец увидел её, то соврал бы, если бы сказал, что не посмотрел дважды. А потом и в третий раз, потому что она скользнула рядом со мной в бар и сняла шубу, как гребаная стриптизерша.

Конечно, первое, на что я обратил внимание, это её медные волосы. Такие беспорядочные, и их так много. Я не мог сказать, то ли ее только что оттрахали до потери сознания на полиэстеровых простынях, то ли протащили через кусты задом наперед. Второе, на что я обратил внимание — это зеленое платье, которое мало что прикрывало и было не очень свойственно для вечера четверга. А третье? На бирку, все еще прикрепленную к подолу.

Она несла большие неприятности, и я учуял это еще до того, как она открыла свой умный рот.

Обычно мне легко быть джентльменом. У меня есть талант смеяться в нужный момент, отпускать удачную шутку, а затем изящно уходить, когда светская беседа становится настолько скучной, что мне хочется уснуть. Хотя бы один из членов этой семьи должен обладать хорошими манерами, и полагаю, что эта задача легла на меня.

Но Пенелопа заставила меня быть кем угодно, только не джентльменом.

Я остерегаюсь разговаривать с женщинами на этом Побережье, если только у меня не назначено свидание на одну ночь с ними. Нет ничего менее привлекательного, чем смотреть на женщину и видеть, как твоя фамилия вспыхивает огнями в ее глазах.

Но ее глаза были большими и голубыми, в них не было ни малейшей искорки узнавания — во всяком случае, поначалу. Где-то между ее предложением и моим звонком брату она все поняла, и я совру, если скажу, что садист во мне не зашевелился, когда я увидел, как она пытается взбежать по лестнице и вырваться из моих тисков.

Азарт заставил меня бросить в огонь всю свою осторожность и самоконтроль, так что я не должен был так удивляться, когда обжегся. Она не жульничала, она честно выиграла мои Breitling, и то, как она это сделала, только усилило мой интерес к тому, кто она такая и какого хрена делает в Бухте Дьявола с чемоданом и украденным платьем. Я сунул свои часы в её карман вместе с карточкой Анонимных Грешников в надежде, что к концу выходных в ящике голосовой почты меня будут ждать ее секреты.

Я и не думал, что когда-либо ещё увижу ее снова. Поэтому, когда я заметил, как с другого берега озера рыжие волосы развеваются на ветру, разговаривая с моим младшим кузеном, беспокойство закралось мне под воротник. И стало только хуже, когда у нее хватило гребаной наглости снова попытаться развести меня. Говоря что-то о везении.

А потом произошел взрыв.

Инстинкт заставляет меня сжать зубы, но когда я чувствую, что взгляд Анджело становится все пристальнее, я расправляю плечи и придаю ему свой лучший вид безразличия.

— Хочешь посмотреть, не задрожит ли и мой член, или пойдём решим, что делать с нашим тупоголовым кузеном?

Не дожидаясь ответа, я хлопаю его по плечу и прохожу в кабинет Каса. В нем мало что есть, кроме письменного стола с одной стороны и длинного стола для заседаний с другой, где Висконти собрались, как стая волков. Мы с Анджело занимаем места во главе стола.

Я достаю из кармана покерную фишку. Перекатываю ее между большим и указательным пальцами. И вдруг мне становится хорошо от того, что я не смог утопить свое беспокойство в спиртном, потому что адреналин от того, что я сижу рядом с братьями во главе этого стола, намного превосходит его.

Здесь мое место, и я всегда это знал. Не в Вегасе, а в Дьявольской Яме с моими братьями. Несмотря на все мои успехи на Лас Вегас Стрип16, в моей груди всегда оставалась черная пустота, пустота с потребностью быть дома. Я ждал девять долгих лет, пока Анджело вернется на Побережье. Как только мне позвонили, что он возвращается, я вылетел ближайшим самолетом, к ужасу моих инвесторов и службы безопасности.

В комнате воцаряется гробовая тишина. Проходит три тяжелых секунды, прежде чем Габ нарушает ее, стукнув кулаком по столу.

— Никогда не любил этого пиздюка.

Два младших брата Лощины бормочут в знак согласия, но не Кас. Вместо этого он наклоняется со своим шелковым карманным платком в руке и потирает место, по которому Габ только что ударил кулаком.

— Эта семья — причина, по которой у меня не может быть красивых вещей, — пробормотал он.

— Не правда. У тебя их не может быть на случай, если вдруг твоя пугающая русская невеста бросит их тебе в голову, — язвит Бенни. По столу пробегает волна хихиканья.

— Довольно.

Голос Анджело резкий и в то же время простой, прорезает атмосферу в комнате, как нож для стейка. Он ослабляет галстук-бабочку и проводит ладонью по подбородку. Его обручальное кольцо поблескивает в свете встроенных ламп.

— Сегодня моя брачная ночь. Я должен быть дома, трахать свою жену и смотреть, какая погода на Фиджи. А вместо этого я нахожусь глубоко под землей в Дьявольской Лощине вместе с вами, ублюдочные поганцы. Я хочу, чтобы в ближайшие десять минут был разработан план, чтобы я наконец смог вытащить Рори отсюда. Габ, твои мысли?

Габ откинулся в кресле, ударяя по ладони галстуком-бабочкой, как хлыстом.

— Гранаты или ракетная боеголовка.

Стоя в дверях, мой последний новобранец Блейк вполголоса взывает к Иисусу. Я прячу ухмылку за костяшками пальцев, пока Габ не встал и не свернул ему шею.

Все мои люди — бывшие сотрудники отряда «Дельта» или ЦРУ, и они привязаны к своим инструкциям крепче, чем шнурки на боевых ботинках. Они тихие, послушные и держатся в тени, пока я не вызову их на свет. В половине случаев я забываю, что они там есть.

Они сильно отличаются от солдат Габа, которые выглядят так, словно пережили апокалипсис. Гриффин был в ярости и недоумении от моего решения покинуть свой блестящий закрытый комплекс в Вегасе и вернуться на Побережье, и теперь, когда порт взорван, уверен, что на меня обрушится суровый «я же говорил», как только он застанет меня наедине.

Но он никогда не поймет меня так, как эти люди за этим столом. Быть Висконти — это как группа крови, ты не можешь избежать того, с чем родился. Да и не хотелось бы.

Челюсть Анджело сжимается в раздумье. Он с шипением выпустает струйку горячего воздуха, а затем подбородком указал на Каса и других братьев Лощины.

— А вы что думаете?

Я перестаю перекатывать покерную фишку и бросаю взгляд на Каса в предвкушении.

Когда Анджело прострелил голову дяде Алу и развязал гражданскую войну с Бухтой Дьявола, клан Лощины решил не вмешиваться, несмотря на то, что их территория находится прямо посреди нас. Считайте, что Лощина — это демилитаризованная зона, — сказал тогда Кас. Мы не будем выбирать между семьями.

Из всех членов Коза Ностры он больше всего похож на меня. В первую очередь бизнесмен, во вторую — мужчина мафии. Но сейчас я вижу, как дилемма грызет его совесть. В конце концов, он складывает руки домиком и решительно сжимает челюсти.

— Клуб Контрабандистов — это мировой бренд. Мы экспортируем более пятидесяти процентов наших товаров через ваш порт, так что маленькая выходка Данте обошлась нам в миллионы, — он провел большим пальцем по нижней губе, глубоко задумавшись. — Он должен заплатить.

— Ага, гранатой, — хмыкнул Габ.

Кас пожимает плечами.

— Не самая плохая идея, cugino.

— Раф? Что думаешь ты?

Чувствуя на своей коже тяжесть всеобщих взглядов, я поворачиваюсь, чтобы встретить взгляд Анджело. Я подкидываю покерную фишку в воздух и ловлю ее, а затем засовываю обратно в карман.

— Я думаю, это скучно.

Габ фыркает.

— Ты думаешь, граната — это скучно?

Мой взгляд лениво переходит на него.

— Только детей развлекают вещи, которые взрываются, брат.

Анджело разражается саркастичным смехом.

Все эти мафиозные клише меня не привлекают, и теперь, когда я наконец-то вернулся к своим братьям, я отказываюсь связывать себя архаичными традициями и отношением «отправить всех на тот свет». С таким подходом, гребаные фетровые шляпы уже плачут по нам.

Я проверяю время на своих наручных часах, затем поднимаюсь на ноги.

— Джентльмены, мы больше не будем отнимать у вас время, вы все свободны, — я поднимаю руку, пресекая начало ворчливого протеста Габа. — Мы будем держать вас в курсе событий.

На лице Бенни мелькнуло подозрение.

— Свободны? Мы еще не договорились, как уничтожить этого ублюдка.

Я подкалываю его натянутой улыбкой.

— Это проблема Ямы и мы с ней разберемся. А пока, если кому-то из вас понадобятся дополнительные люди, поговорите с Гриффином на выходе. Я буду рад одолжить вам несколько человек из своей личной охраны.

— Но...

— Он сказал, что мы с этим разберемся, — говорит Анджело, и в его тоне звучит окончательность.

Повисло напряжение. Воздух потрескивает от слов, которые лучше не произносить. В конце концов, все поднимаются на ноги, кроме Анджело и Габа, чей взгляд достаточно горяч, чтобы прожечь дыру в противоположной стене.

— Ладно. Но твои люди нам не нужны, — ворчит Бенни, задевая плечом грудь Блейка, когда тот проходит мимо. — Этот выглядит так, будто не знает, как пользоваться оружием, даже если бы к нему прилагалась иллюстрированная инструкция.

— Мне не нужен пистолет. Эти кулаки справляются со всем на отлично, — прорычал Блейк в ответ, заступая Бенни дорогу.