А затем он открыл его и ввел меня в мир азартных адвантивных игр¹¹.

— Это не мошенничество, — прошептал он. — Это использование статистической вероятности и расчетных наблюдений для того, чтобы изменить шансы на выигрыш в свою пользу, — он бросил взгляд в сторону двери, а затем наклонился чуть ближе. — Но все же ты должна пообещать, что никому не расскажешь.

Я никому не рассказала. В течение следующих четырех лет мы встречались в гардеробной три раза в неделю и практиковались в подсчете карт, сортировке по краям и отслеживании тасовки, и ни одна живая душа об этом не знала.

Наша привычная жизнь была прервана убийством моих родителей. Когда пыль улеглась и полиция отступила, мне стало не по себе от ночей, проведенных за разглядыванием потолков гостевых спален в приемных семьях, и я начала тайком ходить в казино. В первый же вечер Нико задал мне еще один простой вопрос.

— Ты хочешь поговорить об этом или хочешь отвлечься?

Я выбрала отвлечься, и тогда он научил меня обчищать карманы. Мы перешли к выходкам у бара и отвлекающим махинациям, и к тому времени, когда мне исполнилось восемнадцать, ученик превосходил мастера.

Я вдыхаю ледяной воздух и наконец нахожу в себе силы посмотреть на Нико как следует. Господи. Я знала, что он будет выглядеть по-другому, но не настолько. Его долговязое тело стало массивнее и крепче, превратившись во внушительный силуэт, а его детская ухмылка превратилась в красивую улыбку. Из чудака, помешанного на цифрах, он превратился в татуированный предупреждающий знак. Все, начиная с его огромного роста и заканчивая драконом, дышащим огнем на его шее, кричит об опасности.

Не три года в Стэнфорде сделали это с ним, это точно.

— Рада тебя видеть, Нико, — говорю я с небольшой улыбкой.

Он кивает, и мы в комфортной тишине ждем барменшу. Она поднимает глаза и роняет бутылку шампанского на стойку.

— Мне очень жаль, мистер Висконти. Что вам принести?

— Клуб Контрабандистов и водку с лимонадом, — он поворачивается ко мне, вскидывая брови. — Если только ты не стала более цивилизованной в наши дни? — я качаю головой, и он улыбается. — Тогда водку с лимонадом.

Слегка дрожа барменша наливает ему виски, а мне водку. Она добавляет дольку лайма, и это напоминает мне о моей матери, потому что именно так она делала в прежние времена — добавляла дольку лимона или лайма или делала сахарный ободок в свои напитки, чтобы придать своему алкоголизму более утонченный вид. Она довольно быстро перестала притворяться, и в конце концов стала пить прямо из бутылки. Я стараюсь не думать о своих родителях, когда пью. Если бы я изменила свои привычки из предосторожности, мне пришлось бы признать, что я похожа на них. А я на них совсем не похожа.

— Итак, — Нико передвигает мой стакан по барной стойке, затем опирается на него предплечьем. — Что ты здесь делаешь?

Я открываю рот, чтобы сказать то же самое, что я сказала Мэтту. Но Нико был для меня как старший брат, я обязана ему чем-то большим.

— Потому что ты был прав, — его сжатая челюсть исчезает за ободком моего бокала, когда я делаю большой глоток.

Когда мне исполнилось восемнадцать лет и я поняла, что невозможно удержаться на работе, не уволившись по собственному желанию или не получив увольнение в течение недели, я решила применить все, чему научился, на практике и засела за столы в Бухте. Блэкджек¹² был моей любимой игрой, а подсчет карт всегда был тем, что у меня получалось лучше всего. Конечно, я избегала Visconti Grand как чумы, но Нико не потребовалось много времени, чтобы понять, чем я занимаюсь. Он был вне себя от ярости. Потому что, хотя подсчет карт и не запрещен законом, в казино он крайне не одобряется. А в казино Висконти? С таким же успехом можно встать на колени и умолять их пустить тебе пулю в лоб.

Он покидал город, чтобы изучать математику в Стэнфорде, и сказал мне, что если я хочу продолжать свои выходки, то мне следует поступить так же. Он отвез меня на автобусную станцию, вручил пачку банкнот и напутственно сказал: — Помни, независимо от того, насколько удачливой ты себя считаешь, твои грехи рано или поздно настигнут тебя, Малышка Пенн. Они всегда настигают грешников.

Теперь Нико осматривает море гостей поверх моей головы.

— Ты в бегах? — пробормотал он, достаточно громко, чтобы я услышала.

— Нет.

Возможно.

— Тебя кто-нибудь ищет?

— Нет.

Надеюсь, что нет.

— Ты планируешь заглянуть в Бухту, раз уж ты вернулась?

Это единственное «нет», которое я могу сказать с уверенностью.

— Я завязала.

Его глаза возвращаются к моим, на губах играет ухмылка.

— Да?

Я киваю.

— Я вернулась в свою квартиру в Дьявольской Яме и ищу постоянную работу.

— Хорошая идея. В любом случае, в Бухте сейчас небезопасно. Так что сделай мне одолжение и избегай ее совсем, хорошо?

— Почему?

Его внимание снова переключается на что-то у меня за головой. На этот раз я проследил за его взглядом и обнаружил Тора Висконти, сидящего на последнем ряду стульев с мобильным телефоном у уха.

— Из-за семейной драмы.

Я залпом выпиваю свой напиток, чтобы подавить дрожь, пробегающую по моей спине. Да, я не хочу знать, даже просто из любопытства. За последнюю неделю у меня было достаточно драм, чтобы хватило на всю жизнь.

Мы беседуем еще несколько минут, догоняя упущения последних трех лет, когда внезапное беспокойство прокатывается по моему телу, как медленный прилив. Анекдот, который я рассказываю Нико, улетучивается. Я слишком хорошо понимаю, что меня отвлекает холодная тень, касающаяся моего затылка.

В тот момент, когда я поняла, что эта свадьба была осквернена Висконти, я поняла, что это только вопрос времени, когда я снова буду иметь несчастье встретиться с Рафаэлем. Очевидно, именно по этой причине он посещает Побережье. Но все же, даже зная, что это неизбежно, я не готова к тому, как его голос окутывает мои плечи, словно шелковое одеяло.

— Нико, церемония вот-вот начнется, так что, боюсь, мне придется увести тебя от твоей подруги.

Я сглатываю, когда холод смещается, а затем он оказывается в моем периферийном поле зрения. Туманное видение темно-синего, белого и золотого цветов. Атласная статуя, на которую у меня не хватает смелости взглянуть. Вместо этого я игнорирую и стук в висках, и взгляд, обжигающий щеку, и смотрю на свои туфли с открытыми носками, медленно погружающиеся в грязь.

— Но, конечно, было бы невежливо с твоей стороны не представить нас сначала.

Представить нас? Раздражение ползет по моей шее, зудящей и горячей. Как он может не помнить девушку, которая сняла с его запястья часы с шестизначной цифрой менее двадцати четырех часов назад? Девушку, за которой он гнался с молотком? Я не только раздражена, но и понимаю, что отчасти оскорблена. Глупо, на самом деле. Но я думала о нем всю ночь, а он, очевидно, совсем не думал обо мне.

— Пенни, Раф. Раф, Пенни, — лениво произносит Нико, проводя вялой рукой между нами двумя. Он прислонился к барной стойке, снова отвлекаясь на что-то позади меня.

Я хочу сказать ему, что мы уже встречались, но тогда он спросит, как это произошло, и я не думаю, что ему будет слишком приятно узнать, что я обманула его кузена прошлой ночью. Особенно этого кузена. Это не очень хорошо сочетается с тем, что я ему сказала, что завязала с мошенничеством.

Не в силах больше откладывать это, я стискиваю зубы для храбрости и поднимаю взгляд вверх. Мой взгляд останавливается на самых блестящих кончиках коричневых кожаных ботинок, которые я когда-либо видела. Они скользят по острым, как бритва, передним складкам темно-синих костюмных брюк, поднимаются по золотым пуговицам жилета и останавливаются на пристальном взгляде, таком пристальном, что у меня перехватывает дыхание

Черт возьми. Может быть, это потому, что его презрительное отношение «свысока» больше не смягчается алкоголем и освещением, но его присутствие еще более внушительно, чем я помню. Возвышающийся надо мной, он представляет собой комплекс чистых, прямых линий, от покроя его костюма до угла наклона скул и челюсти. Каждая складочка в его наряде продумана до мелочей, каждый иссиня-черный волос на его голове на своем месте.

Рафаэль Висконти — воплощение безупречного совершенства. И что-то в этом есть... но также заставляет меня чувствовать себя не в своей тарелке.

Он ухмыляется, и по моему телу пробегает электрическая дрожь.

Он точно помнит, кто я.

— Очень приятно познакомиться с тобой, Пенелопа.

Мои щеки залилась румянцем при звуке моего полного имени. Ему только что сказали, что меня зовут Пенни, а он решил, что это сокращение от какого-то имени. Высокомерный засранец. Я отказываюсь его поправлять, потому что мне кажется, что он что-то выиграет, если я это сделаю. Вместо этого я выдерживаю его взгляд и стараюсь соответствовать его мягкому тону.

— Мне тоже очень приятно познакомиться, Рафаэль.

Триумф. Он вспыхивает в моей груди, когда раздражение сменяется вежливой улыбкой. Она была мимолетной, и если бы я моргнула, то пропустила бы ее.

Я рада, что не моргнула.

Мой кайф улетучивается по мере того, как он дольше удерживает мой взгляд. Он спокоен и непоколебим, но от него исходит тепло, словно я провожу рукой под теплым краном. Он становится все горячее и горячее, пока я не выдерживаю и отвожу взгляд.

Я обращаю свой взор на Нико, отчасти чтобы охладиться, отчасти в надежде, что он меня спасет.

— Мне нужно идти, — ворчит он, ставя стакан с виски на стойку бара. — Бенни скоро обвинят в сексуальном домогательстве, если он ещё сильнее прижмет эту официантку в углу, — он останавливается рядом со мной и сжимает мое плечо. — Давай наверстаем упущенное после церемонии, Малышка Пенн.

— Подожди...

Но уже слишком поздно. Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть, как он пробирается сквозь толпу к своему старшему брату, и мой желудок опускается, как сдувающийся воздушный шарик. Когда этот неумолимый взгляд по-прежнему упирается мне в спину, я понимаю, что у меня нет другого выбора, кроме как отрастить пару женских яиц и развернуться.