Изменить стиль страницы

Консервативная критика либерализма по существу - о том, что либеральные общества не дают сильного общего морального горизонта, вокруг которого можно было бы строить сообщество, -достаточно верна. Это действительно особенность, а не недостаток либерализма. Вопрос для консерваторов заключается в том, существует ли реальный способ отбросить секуляризм современных либеральных обществ и вновь установить более плотный моральный порядок.

Некоторые консерваторы, возможно, надеются, что их общество сможет вернуться к воображаемому христианскому моральному порядку. Однако современные общества сегодня гораздо более разнообразны в религиозном отношении, чем во времена религиозных войн в Европе в XVI веке. Существуют не только конкурирующие религии и религиозные секты, но и глубокие разногласия между религиозными и светскими людьми, которые привели к резкой поляризации в Польше, Израиле и США. В последнее десятилетие в США наблюдается широкое сокращение числа молодых людей исповедующих какую-либо из устоявшихсярелигий, и тем самым США вслед за Европой движутся к секуляризму. Идея отмотать время назад и восстановить общий моральный горизонт, определяемый религиозными убеждениями, не имеет практического смысла. Те, кто, подобно премьер-министру Моди, надеются на такое восстановление, приглашают к притеснениям и межобщинному насилию, за которыми он наблюдал в бытность свою главным министром штата Гуджарат.

Если такого отката не удастся добиться путем убеждения, некоторые консервативные интеллектуалы флиртуют с идеей откровенно авторитарного правления. Так, например, профессор права Гарвардского университета Адриан Вермюле выступает за так называемый "конституционализм общего блага":

качестве отправной точки при таком подходе должны быть взяты основополагающие моральные принципы, способствующие общему благу, принципы, которые должностные лица (включая судей, но ни в коем случае не ограничиваясь ими) должны вычитывать в величественные общие черты и двусмысленности писаной Конституции. Эти принципы включают в себя уважение к авторитету власти и правителей; уважение к иерархии, необходимой для функционирования общества.

Цель конституционализма общего блага- это, конечно, не максимизация индивидуальной автономии или минимизация злоупотребления властью (в любом случае это несовместимая цель), а обеспечение того, чтобы правитель имел власть, необходимую для хорошего правления". Некоторые консервативные авторы считают, что Виктор Орбан из Венгрии или последний диктатор Португалии Антонио Салазар могут служить примером для будущих американских лидеров. Крайне правые заигрывают с насилием как способом остановить прогрессизм. В США всегда было много владельцев оружия, а в пандемическом 2020 году произошел огромный взрыв в приобретении оружия. Все чаще оправдание владения оружием переходит от спорта и охоты к необходимости противостоять тираническим правительствам, к которым эта группа относит любую администрацию, контролируемуюд емократами.

Можно представить себе весьма неприглядные сценарии развития событий в США в связи с будущими спорными выборами, но все же представляется крайне маловероятным, что вооруженное восстание в этой стране когда-либо будет успешным. Не представляется вероятным и то, что американцы когда-либо примут открыто авторитарное правление в том виде, в котором его предлагает Вермюле. Признавая эту реальность, консервативные писатели , такие как Патрик Динен и Род Дреер, рекомендуют уходить в малые общины или даже в монашество, где единомышленники могли бы исповедовать свои убеждения, огражденные от больших течений в либеральном обществе. В современном американском либерализме нет ничего, что мешало бы им делать это сегодня; они не столько выдвигают альтернативу либерализму, сколько используют присущую либерализму открытость к разнообразию.

Консервативные процедурные жалобы на роль неподотчетных судов и бюрократических структур, продвигающих непопулярные культурные программы, отражают реальную проблему демократического выбора. Но, опять же, эта жалоба касается особенности либерализма, имеющей важные исторические корни. Ни одна либеральная демократия не предоставляет демократическому большинству неограниченную власть, поскольку основатели либерализма понимали, что народ сам может сделать неправильный выбор. Особенно это касалось американских основателей, которые потратили немало времени, беспокоясь об эксцессах демократии, и разработали сложную систему сдержек и противовесов для ограничения полного демократического выбора. Кристофер Колдуэлл утверждает, что революция в области гражданских прав1960-х годов положила начало новому конституционному порядку, при котором суды могут регулярно отменять выбор народа, однако это серьезное непонимание как природы системы, так и американской истории.

Центральным вопросом, вставшим перед американцами после основания государства, был расовый. На Юге в эпоху антисемитизма подавляющее большинство избирателей поддерживало институт рабства, право голоса принадлежало только белым мужчинам. В своих дебатах с Авраамом Линкольном Стивен Дуглас отстаивал приоритет демократического выбора: ему было все равно, проголосует ли народ за рабство или нет, главное, чтобы его воля была уважена. Линкольн ответил на этот аргумент тем, что на кону стоят более важные принципы, чем демократия, а именно: постулат о том, что "все люди созданы равными", содержащийся в Декларации независимости. Рабство противоречило этому принципу, оно было неправильным независимо от того, поддерживало его демократическое большинство или нет.

Из-за выбора, сделанного избирателями Юга, отмена рабства не могла быть достигнута демократическим путем, для этого потребовалась кровопролитная гражданская война. Не хватило демократии и для того, чтобы спустя столетие покончить с юридической сегрегацией и законами Джима Кроу. Большинство белых избирателей на Юге поддерживали сегрегацию, и убедить их в обратном было невозможно. Широкое использование судов и бюрократии вместо законодательных органов в эпоху борьбы за гражданские права необходимо рассматривать в контексте расовой истории страны, в которой сами избиратели не всегда выбирали либеральную политику.

Не совсем понятно, есть ли у Колдуэлла реалистичная альтернатива описанным им бедам. Его рассуждения о том, как либерализм перевернул первоначальную конституцию Америки, подразумевают, что он хотел бы вернуться к ситуации, существовавшей до Брауна против Совета по образованию, когда демократическое большинство могло голосовать за ограничение основных прав определенных категорий граждан. Гораздо более реалистично то, что будущие суды и административные органы будут проявлять большую сдержанность в принятии решений, посягающих на прерогативы законодательных органов. В США первые открыли новые фундаментальные права, а вторые расширили простые законодательные формулировки, запрещающие расовую и гендерную дискриминацию, до сотен страниц подробных инструкций о том, как школы и университеты должны регулировать сексуальные отношения. Законы должны развиваться в соответствии с меняющимися условиями, и суды и административные органы призваны способствовать этим изменениям, когда законодательные органы не спешат действовать. Но если они будут слишком сильно опережать общественное мнение, то рискуют лишить себя легитимности. Позволив использовать себя в качестве средства опережения законодательного процесса, суды и ведомства стали объектом резкой критики и политизации.

Критика либерализма со стороны прогрессивных левых имеет как содержательный, так и процедурный характер. По существу, речь идет о том, что огромное неравенство по классовому, расовому, гендерному признаку, сексуальной ориентации и т.п. существовало на протяжении десятилетий. Политики основной массы научились с этим жить, потому что образованные профессионалы могли строить достойную жизнь, отгородившись от остального общества. После революции Рейгана-Тэтчер 1980-х годов многие левые политики, от Билла Клинтона и Тони Блэра до Барака Обамы, сместились вправо и приняли неолиберальные аргументы о необходимости рыночных решений, жесткой экономии и инкрементализма. Проблема насилия полиции в отношении афроамериканцев, замалчивались, хотя разрыв в результатах между расовыми группами оставался неизменным или даже увеличивался. Новые проблемы, такие как изменение климата, породили огромный конфликт поколений и не могли быть серьезно решены из-за власти укоренившихся игроков, таких как компании, производящие ископаемое топливо, и консервативных избирателей, не верящих в реальность изменения климата. Таким образом, либеральный инкрементализм потерпел полное фиаско в выработке решений, соответствующих уровню стоящих перед обществом задач.

Эти критические замечания по существу приводят затем к процедурным претензиям, которые являются источником напряженности между многими активистами поколения Z и их старшими товарищами, родившимися в поколении "бэби-бума". Либеральные демократии построены на сложных правилах, которые требуют обсуждения и компромисса и часто служат для блокирования более радикальных форм изменений. В такой сильно поляризованной стране, как США, это означает, что Конгресс, разделенный поровну, не может договориться о таких простых вещах, как годовой бюджет, и уж тем более о новой радикальной социальной политике, направленной на решение таких проблем, как расовое неравенство или бедность. Более того, со временем правила стали более ограничительными, как, например, в случае с рутинной процедурой филибастера, требующей недостижимого большинства голосов для принятия важных законов. Именно поэтому отмена филлибустера стала одним из главных приоритетов прогрессистов в администрации Байдена. Эти претензии по существу и процедуре заставили многих молодых прогрессивных активистов утверждать, что провальной оказалась не конкретная политика или лидеры, а сама система, которая была заточена против фундаментальных социальных изменений.