Изменить стиль страницы

В основе этого политического вопроса лежит более глубокая философская проблема: является ли человек просто потребляющим животным, благополучие которого измеряется количеством потребляемого, или производящим животным, счастье которого зависит от его способности формировать природу и реализовывать свои творческие способности. Современный неолиберализм однозначно склоняется к первому варианту, однако существуют и другие традиции, утверждающие, что человек является одновременно и потребляющим, и производящим животным, и что счастье человека находится где-то в равновесии между этими двумя вариантами. Философ Гегель утверждал, что автономия человека заключается в труде и способности преобразовывать данную природу; именно это в современном мире придавало достоинство рабу и делало его равным господину. Карл Маркс унаследовал эту идею от Гегеля и говорил, что человек - это одновременно и потребляющее, и производящее животное.

Коммунистические общества, как правило, ценили производство, а не потребление, что приводило к плачевным результатам: у них были "герои социалистического труда", но не было продуктов на полках магазинов. Рост неолиберализма сдвинул маятник далеко в другую сторону. Американским рабочим, потерявшим работу в пользу менее дорогого труда за рубежом, сказали, что они все равно могут покупать более дешевые товары, импортируемые из Китая. Сегодня мало кто захочет вернуться к коммунистическому стилю, когда производство ставится выше потребления. Но готовы ли люди пожертвовать некоторым потребительским благосостоянием ради сохранения достоинства труда и средств к существованию у себя дома? Это выбор, который не был предложен избирателям в условиях гегемонии неолиберальных идей .

Возможно, окажется, что этот компромисс не так велик, как мы думаем. Экономист Томас Филиппон утверждает, что американские потребительские цены сейчас значительно выше европейских по сравнению с тем, какими они были два десятилетия назад, именно потому, что США не обеспечили соблюдение антимонопольного законодательства и позволили крупным корпорациям подавить конкуренцию. Промышленная концентрация имеет и другие негативные последствия: крупные корпорации имеют большие карманы и могут финансировать легионы лоббистов, чтобы закрепить свои преимущества. Это становится острой проблемой для демократии, когда основным бизнесом таких корпораций становятся новости и информация, формирующие политический дискурс, и это одна из причин, по которой крупные интернет-платформы - Twitter, Facebook и Google - оказались под особым контролем .

В конце ХХ века в неолиберальной мысли укоренилось еще одно направление, представляющее альтернативную модель коллективного действия по сравнению с основной неоклассической экономикой, - теория спонтанного порядка, выдвинутая австрийской школой Людвига фон Мизеса и Фридриха Хайека. Хайек, в частности, заметил, что порядок мы наблюдаем в естественном мире , не является результатом деятельности божественного дизайнера, который научил птиц петь или пчел делать мед, а возник в результате случайного эволюционного взаимодействия атомов и молекул, которые в конечном итоге организовались в цепочку существ возрастающей сложности, от клеток до многоклеточных организмов и растений и животных, населяющих наш мир. Он утверждал, что человеческий социальный порядок возник аналогичным образом: отдельные человеческие агенты взаимодействовали между собой, более успешные социальные группы воспроизводили себя не генетически, а культурно, а те, которые приводили к плохим результатам, исчезали. Великим примером этого стала эволюция рынков, где индивидуальные покупатели и продавцы, взаимодействуя незапланированно, устанавливали цены, сигнализирующие об относительном дефиците, и таким образом распределяли товары более эффективно, чем это когда-либо удавалось централизованному планированию. Хайек также утверждал, что английское общее право превосходит гражданское право континента в том, что оно формируется на основе решений бесчисленных децентрализованных судей в соответствии с принципомstare decisis (прецедент), а не диктуется централизованно экспертами-юристами. 7

Хайек был прав в том, что рынки обладают более высокой аллокационной эффективностью; Но он, по сути, выиграл свой знаменитый спор в 1940-х годах с другим великим экономистом того времени, Йозефом Шумпетером, о том, какая экономическая система будет более эффективной - рыночная или централизованная. Его идеи были подхвачены другими. Когда в 1990-х годах появился Интернет, многие технолибертарианцы увлеклись идеей спонтанного порядка и рассматривали зарождающийся цифровой мир как один из его чудесных продуктов. Теория сложности, разработанная в таких институтах, как Институт Санта-Фе, стремилась формализовать идею самоорганизации и пришла к подлинному пониманию, что порядок часто возникает децентрализованно - от стайных птиц до общин коренных народов, соглашающихся делить ресурсы без участия правительств.

Однако теория может быть доведена до крайности. И Хайек, и технолибертарианцы враждебно относились к государству, которое, по их мнению, часто мешало самоорганизации человека. Но эта враждебность была продиктована скорее идеологией, чем эмпирическими наблюдениями. Как признает большинство экономистов, существует множество видов общественных благ, которые рынки просто не смогут обеспечить; даже если жесткое централизованное планирование само разрушительно, государство часто выполняло помогающие, координирующие функции, что, например, способствовало экономическому росту в таких странах, как Япония или Южная Корея, в периоды их высоких темпов роста. Сам Интернет не был продуктом спонтанного порядка; лежащие в его основе технологии были созданы в результате инвестиций правительства США, часто осуществляемых через Министерство обороны, в такие вещи, как полупроводники, интегральные схемы и обязательные сетевых протоколов, таких как TCP/IP. После того как Интернет был приватизирован правительством США, он не остался децентрализованной сетью, а быстро превратился в доминирующую силу двух-трех гигантских корпораций, чья власть могла быть оспорена только правительствами - если вообще могла быть успешно оспорена.

Таким образом, идеи о важности прав собственности, благосостояния потребителей и спонтанного порядка гораздо более неоднозначны по своим экономическим, политическим и моральным последствиям, чем можно было бы предположить, исходя из неолиберальной доктрины. Но есть и еще более глубокие проблемы современной экономики, которые возникли не в Чикагской школе, - проблемы, восходящие к фундаментальной модели, лежащей в основе всей современной неоклассической экономики.

Современная экономика строится на предположении, что люди - это "рациональныемаксимизаторы полезности", то есть они используют свои значительные когнитивные способности для максимизации своих индивидуальных интересов. Не вызывает сомнений, что люди, как правило, жадны, индивидуально эгоистичны и умны, и поэтому они реагируют на материальные стимулы так, как предполагают экономисты. Без индивидуальных стимулов централизованно планируемая коммунистическая экономика была катастрофой. Когда в Китае крестьянам разрешили не работать в колхозах, а оставлять себе доходы от своих семейных участков в рамках системы ответственности домохозяйств, производство пшеницы за четыре года выросло с 55 до 87 млн. тонн.

Однако ключевые части этой модели глубоко ошибочны и противоречат нашему повседневному опыту. Мы обсудим вопрос о том, действительно ли человек рационален, в одной из следующих глав,, а максимизационная часть теории подвергалась сомнению критиками, начиная с Герберта Саймона и заканчивая современными поведенческими экономистами. Но сейчас я хочу остановиться на другом аспекте модели, а именно на предположении, что человек действует прежде всего как личность.

На этой индивидуалистической предпосылке экономисты строят целую теорию социального поведения. Экономическая теория коллективных действий утверждает, что люди объединяются в группы в первую очередь для максимизации своих индивидуальных интересов, а не в силу естественной общительности. Это предположение опять-таки позволяет сделать ряд важных выводов. До выхода в 1965 г. книги Манкура Олсона. Логика коллективных действий" многие наблюдатели полагали, что люди от природы склонны к сотрудничеству. Олсон отмечал, что у людей есть стимулы вступать в группы, чтобы пользоваться теми благами, которые предоставляет группа, например, национальной обороной или стабильной валютой. Но у них также есть стимул пользоваться этими благами бесплатно, особенно когда размер группы растет и трудно контролировать поведение отдельных ее членов. Это объясняет различные формы поведения - от отлынивания от работы до уклонения от уплаты налогов.

После выхода в свет книги Олсона для понимания того, при каких условиях индивидуумы соглашаются сотрудничать в группах, было использовано огромное количество теории игр, и некоторые из них привели к по-настоящему полезным открытиям. Существует большой пласт экономической теории под названием "теория принципала-агента", которая использует эти индивидуалистические предпосылки для объяснения поведения людей в крупных иерархических организациях. Теория особенно применима к узкоэкономическому поведению, например, к тому, как фирмы решают, когда сотрудничать, чтобы зафиксировать цены, или как торговцы облигациями будут реагировать на изменение профилей риска. Но в конечном итоге она оказывается радикально неадекватной для понимания всей совокупности человеческого поведения.