Глава 32

Эмель

Саалим покачал головой, посмотрел на меня, а затем снова покачал головой.

— Что случилось? — спросила я. — Ты в порядке?

Он изменился. Изменилось то, как он выглядел, как разговаривал со мной. И то, как он никогда бы на меня не посмотрел.

— Всё вернулось, — заикаясь, произнёс он. — Я увидел всё.

Он склонил голову между коленями.

— Вообще всё? — спросила я в надежде.

Видел ли он нас?

— Да.

Он мельком взглянул на меня и отвернулся, словно увидел что-то мерзкое. Что из нашего прошлого могло быть настолько отвратительным?

И затем я всё поняла, словно мне дали пощечину. Моё прошлое с мухáми, моя жизнь ахиры. Он знал об этом тогда, но теперь он увидел всё это с тошнотворной ясностью. Я не подумала об этом, когда дала ему пузырек.

— И меня, — сказала я, не желая опускать головы.

Саалим не посмотрел на меня.

Его неприятие начало распространяться, точно яд. Он увидел наше совместное прошлое, и оно ему было не нужно. Вот и всё. Мое будущее с Саалимом исчезло так же быстро, как появилось. Абсолютная радость, которую я испытывала всего лишь несколько мгновений назад, исчезла как по мановению руки, оставив только боль. Я пошатнулась.

— Вина, — застонал Саалим и начал потирать лоб. — Это невыносимо.

Я проследила за его взглядом. Звезды ярко светили, а луна — острый осколок — была ярче всех них.

— Я теперь точно безумец. У меня есть все эти воспоминания, это понимание, недоступное более никому. О двух жизнях, прожитых отдельно друг от друга.

Он повернулся ко мне.

— Но именно так жила ты всё это время.

— У меня не совсем две жизни, но я привыкла к тому, что у меня есть прошлое, о котором никто не знает.

Я не решалась приблизиться к нему, с ужасом ожидая, что он скажет дальше.

— Это объясняет всё. Все мои мысли, недоумение и необъяснимую уверенность в том, что...

Он посмотрел на свои руки.

— А ещё Нассар... Захара... Омар.

Он с отвращением посмотрел на меня. Я отпрянула от него.

— И Алмулихи.

Он почти зарыдал, произнеся последнее слово.

— А затем ты.

Я задержала дыхание, мою грудь больно сдавило. Я подождала.

— Ты заняла самый короткий отрезок моей жизни джинна.

Он споткнулся на этих словах, поднял золотой браслет, а затем сосуд и посмотрел на них с новым пониманием.

— Но воспоминания о тебе такие яркие, такие настоящие по сравнению с остальными.

Он поставил сосуд на пол.

— Мне надо на воздух. Пожалуйста, пойдём со мной.

Я несмело последовала за ним на балкон. Он не взял мою руку, не взглянул на меня. Он подошёл к краю и опёрся на перила. Не так давно я видела точно такую же картину. Мои внутренности начали пережёвывать сами себя в ожидании объяснений.

Наконец, он сказал:

— Я едва могу смотреть на тебя без того, чтобы не видеть то, что я сделал.

Он сложил руки на груди и уставился на землю перед собой.

— Вся твоя жизнь — все эти страдания — были из-за меня.

Это было неожиданно.

— Я тебя не понимаю.

Он покачал головой в темноте.

— Моя жадность...

— Жадность?

— Что было бы, если бы я позволил жениться на тебе самому первому жениху, который захотел это сделать? Ты давно была бы свободна от Алфаара.

Он оттолкнулся от перил и начал расхаживать взад-вперёд.

— Все эти женихи, годы заточения в том шатре... дикое поведение твоего отца, празднества...

Боль в его голосе почти убедила меня в том, что он был прав, и что моя жизнь была такой ужасной из-за того, что он сделал. Но когда я осмотрелась вокруг, я поняла, что он был не прав.

— Саалим, посмотри на то, что ты мне дал. Море, Мадинат Алмулихи, весь мир, который был бы мне недоступен. Здесь так красиво, и эта жизнь... это ни с чем нельзя сравнить.

Он фыркнул.

— Ты читал "Литаб Алмак"? — спросила я.

— Конечно.

— Эйкаб просит прощения у Вахира за то, что осушил его водоёмы. Ты помнишь?

— Да.

— Вахир отвечает ему, что без солнца Эйкаба, он бы не создал водоёмы. И если бы Эйкаб их не осушил, Вахир не стал бы делать их глубже и полными жизни. Ты думаешь, что отнял у меня право выбора, не дал мне пойти по очевидному пути моей жизни. Но ты этого не делал. Ты дал мне право выбора, Саалим. Та девушка, что раз за разом пыталась сбежать из дворца... Она искала путь, который могла бы выбрать сама. Ей отчаянно хотелось выстроить такую жизнь, которую она могла контролировать. Отваживая от меня женихов, ты освободил меня из-под гнёта отца. Если бы я не хотела тебя, я могла бы тебя прогнать, пока была в заточении. Ты ведь теперь это помнишь?

— Помню.

Он взглянул на мою спину, а затем снова перевёл взгляд на город внизу.

Было так странно, что у нас снова были общие воспоминания. Воспоминания о той жизни. Я взяла его за руку и сжала её. Я больше не ходила на цыпочках вокруг прошлого, о котором не знал никто кроме меня.

— Знаешь, когда я спросил тебя о шрамах, я получил самый странный ответ, — сказал Саалим.

Я вспомнила о том вечере на балконе. У меня кружилась голова из-за того, как высоко я находилась над землёй, и так же, как и сейчас, я была потрясена разницей между Мадинатом Алмулихи и моим домом, ошарашена тем, что Саалим был изолирован от тех воспоминаний. Мужчина, которого я любила, стоял передо мной и спрашивал меня о ранах, которые заживил своими собственными руками.

— Тогда ты сказала, что он того стоил.

Мы замолчали, глядя друг на друга.

— Ты того стоил, — сказала я, наконец. — И неважно, что ты чувствуешь по поводу того, что сделал, — я взяла его за руку. — Ты того стоил.

Он не высвободил руку.

Повернувшись к нему, я выставила наши руки вперёд.

— Это, — сказала я. — Того стоило. Поэтому хватит себя винить, Саалим.

Он резко поднял голову. Зажал мою руку между своими ладонями и коснулся губами костяшек моих пальцев.

— Ты сейчас ужасно близка к краю, — сказал он.

Он приподнял брови и ухмыльнулся. Его тон изменился. Он был почти счастливым.

— Я тебе доверяю, — сказала я, хотя и отступила от перил, что не укрылось от взгляда Саалима.

— Не думаю.

А затем лёгким движением он обхватил меня руками за талию, и мои ноги оторвались от земли. Я вскрикнула. А он побежал в спальню и бросил меня на кровать.

Это был тот Саалим, по которому я так скучала. Он был беззаботен, он улыбался, играл и смеялся. Просияв, я сказала:

— Значит, ты не передумал?

Он наклонился вперед.

— Я давно уже принял это решение; только я ещё видел всё с такой же ясностью.

Забравшись на меня, он сказал:

— Боги, как же я хотел, чтобы ты оказалась в моей постели. С тех пор, как увидел тебя в этой жизни и в прошлой.

Обхватив руками его шею, я притянула его к себе. Никаких больше разговоров, никаких воспоминаний. Я хотела получить его так, как это было раньше. Как я всегда мечтала: свободно, без всяких секретов.

Наши губы встретились в неистовом желании. Он опустился на меня и прижал к мягкой кровати так, как он когда-то прижимал меня к мягкому песку. Всё казалось нереальным, и мне тут же захотелось остановить время, чтобы ухватиться за каждую деталь, вцепиться в каждое мгновение и поспешить получить всё, чего я хотела.

— Ванна... Мариам приготовила... — прошептала я, когда он поцеловал меня в висок, в щеку, в шею. — В прошлый раз мы не... Но вероятно... это необязательно...

Он тихонько засмеялся мне в шею, вдыхая мой запах. Проведя губами по моей коже, он сказал:

— Ванна — это прекрасно.

Он стянул через голову тунику и повёл меня в ванную. Каждый вечер Мариам наполняла огромный резервуар тёплой водой, и я нежилась там каждую ночь, утопая в роскоши. Вода была до невозможности теплой, небольшой огонь под ванной совсем недавно догорел. Пар поднимался с поверхности воды, сдуваемый порывами прохладного ветра. Камень под ногами был холодным, поэтому я ступила на большую шкуру, разложенную рядом с ванной.

— Это не похоже на водоём в оазисе, — сказал Саалим, словно был разочарован.

— У тебя высокие требования.

Я опустила пальцы в теплую воду, гадая, какой именно водоём в оазисе он вспомнил.

Неожиданно Саалим опустил руки на мою талию, после чего стянул с меня платье.

Он пристально поглядел на шрамы на моей спине с новым пониманием.

— Ты хотела бы, чтобы они исчезли? — спросил он.

— Мне ничего не нужно, — сказала я, повернувшись к нему.

Его взгляд опустился на мою грудь и на золотую отметину на коже.

— Теперь, когда я знаю, где искать, я её вижу, — сказал он тихо. — Она всё такая же яркая.

— Думаю, она будет такой всегда.

Мы легли в ванну.

Саалим прижал меня к себе, и я прильнула к нему. Ничего не говоря, он обхватил меня руками. Я положила голову ему на грудь и услышала стук его сердца, которое барабанило точно табла⁵. Его тело было напряжено, руки крепко сжимали меня, словно он боялся, что это мгновение скоро пройдёт.

Снаружи слышался лишь шум моря, а в комнате трещали поленья в очаге и раздавался плеск воды, которая лизала края ванной.

— Я надеюсь, — сказал Саалим, и его голос завибрировал во всём моём теле, — Что это тоже навсегда.

Я повернула к нему лицо. Его глаза сделались нежными от удовольствия. Они были приглушённого золотистого цвета, как у обычного человека.

Наши губы снова встретились, и мы врезались друг в друга, как врезаются волны в берег. Наши конечности переплелись, как и наши жизни.

Дом. Наконец-то, мы были дома.

***

— Где ты была прошлой ночью, когда я пришёл к тебе? — спросил Саалим на следующее утро.

Солнце едва встало, и Саалим встал вместе с ним. Я могла бы рассердиться, что он разбудил и меня тоже, но его губы на моей коже прогнали раздражение, точно песок, который высыпали на пламя.

Огонь давно потух, и в помещении было холодно. Я натянула одеяло до самого подбородка и прижалась к Саалиму.

— Я ходила повидать Захару.

Он застыл.

— В тюрьме? Зачем?

Он отпрянул и тут же сделался подозрительным.

— Мне надо было понять.

— И теперь ты понимаешь?

Я кивнула. Я не знала, как рассказать ему о том, что я узнала в ходе своего разговора со знахаркой, но он "притащил" её в нашу постель, и теперь мне казалось, что я должна рассказать ему всё.