— А когда вы собираетесь поехать навестить свою семью?

— Мою семью?

— Разве не к ним вы ездили перед моим приездом?

— Я оказалась здесь из-за своей семьи, которой у меня больше нет.

Она взяла веточку тулси, осмотрела листья, после чего испустила глубокий вздох и бросила её обратно на стол.

— Надеюсь, ты не флиртовала с торговцами?

— Я встретила провидицу, — сказала я.

— Ту самозванку?

Альтаса развернулась на удивление быстро и посмотрела на меня.

Она хорошо отдохнула этим утром — её лицо выглядело ярче, глаза менее уставшими.

— Зачем разговаривать с этой дурой? — ворчала она. — Она и так хорошо зарабатывает, но при этом ходит и болтает о будущем и судьбе, лжёт людям о том, что их ждёт. Люди стекаются к ней, словно она источник магии.

Её пылкость удивила меня.

— А вы думаете, что она не владеет магией?

— Конечно, нет. Ты видела, чтобы она её использовала?

— Она делала всё за занавеской.

— И как она выглядела после этого?

— Выглядела? — переспросила я и запнулась.

— Она выглядела уставшей? Ослабевшей? Изменившейся?

Пожав плечами, я сказала:

— Не думаю, но там было так много людей.

Саалим никогда не был ослабевшим после использования магии.

Альтаса приподняла брови и кивнула, словно это что-то доказывало.

— Вот, что тебе надо знать о магии, чтобы не отдать деньги за простое представление: настоящая магия требует жертв, она всегда забирает что-то у того, кто её использует. Эта женщина не маг, и не может использовать дар Мазиры, — она указала на свои полки со снадобьями, — и манипулировать тем, что находится вокруг нас.

Она начала медленно двигаться в мою сторону, несмотря на то, что её конечности уже чувствовали себя лучше.

Обойдя её, чтобы снять чайник с огня, я сказала:

— Значит, вы верите в то, что она существует?

— Конечно, она существует. Именно так разговаривает с нами Мазира.

Я фыркнула, выразив своё несогласие.

— Да что ты знаешь о магии?

Она рассмеялась, и мне захотелось рассказать ей, насколько много я знала. Больше, чем она могла себе представить.

— Достаточно, чтобы знать, что я не хочу иметь с ней дела. Никто не должен иметь с ней дела.

Не желая больше разговаривать о магии, я сказала:

— Король попросил ещё мази.

Она фыркнула.

— Почему бы тебе не убедить его принять тоник? Его проще готовить, и он эффективнее.

— Я спрошу его, когда принесу ему мазь.

Налив немного воды в миску, я потянулась к листьям тулси.

— Эти листья подойдут или нет?

Она забрала их у меня.

— Нет. Ты сделаешь, как я сказала, когда их корабль вернётся через двенадцать дней.

Она подошла к огню и выбросила листья.

* * *

Несколько дней спустя я начала просматривать книгу рецептов Альтасы, чтобы понять, могу ли я приготовить какие-то ещё лекарства без её помощи. И хотя я всё ещё плохо читала, я стала делать это гораздо лучше с тех пор, как начала читать "Литаб Алмак", принадлежавший Альтасе, вспоминая истории, которые рассказывала мне оттуда мама.

Знахарке как будто становилось лучше, и по мере улучшения здоровья, она всё чаще уходила. Но меня не беспокоило то, что я реже с ней виделась. Она задавала мне так много вопросов о доме и моей жизни до Алмулихи, что я начала волноваться, что она подловит меня на лжи.

Я принялась ворошить анис на сите, чтобы его окутал дым, и я смогла добыть побольше капель масла. Осторожно переворачивая толстые страницы, я дошла, наконец, до одной не подписанной. Я прочитала рецепт от каких-то шишек на коже — в нём использовались семена тмина и ещё какой-то ингредиент, который был мне незнаком. Там также был рецепт для загноившихся ран. И ещё один рецепт средства, способного... изменить нерождённого ребенка. Я, должно быть, неправильно его прочитала. Дальше шёл список ингредиентов, которые можно было жевать от зубной боли. Я снова перевернула страницу и замерла. "Дхита". Я произнесла это слово, почти уверенная в том, что оно означало "смерть". Зачем лекарю рецепт того, что может вызвать смерть?

Но затем я вспомнила о тех днях нашего путешествия, когда мы не могли нигде найти воду. Тогда смерть могла стать самым милосердным концом. Возможно, Альтаса помогала тем, кто чувствовал себя так же? Я вспомнила свой сон о птице со сломанным крылом, которую я убила кулаком. Вспомнила Сабру, которая умерла без боли. Могла ли смерть быть милостью?

* * *

Тени деревьев тянулись вдоль сада и прудов. Я закрыла глаза, увидев яркий оранжевый свет, который просачивался сквозь листья. Дверь Альтасы была раскрыта, когда я вернулась с базара, её трость стояла у стола, плащ висел на стуле. В коридоре было слышно бормотание, доносившееся из её комнаты. Должно быть, она опять разговаривала сама с собой.

Когда дверь громко закрылась за мной, я услышала шёпот мужчины. Дверь в комнату Альтасы распахнулась и снова закрылась, после чего она вошла в комнату, шаркающей походкой.

— Ты вернулась, — сказала она.

— Кто здесь? — спросила я, заметив, что она почти выпрямилась. Я улыбнулась ей. — Мужчина?

Она усмехнулась.

— Я слишком стара для этого! Мужчинам больше нравится в байтахире.

Альтасу так развеселил мой вопрос, что она рассмеялась и покачала головой. И я тоже не смогла сдержать улыбки.

— А где находится байтахира?

Она прищурила глаза.

— Я тебе недостаточно плачу?

— Альтаса!

Она снова рассмеялась, после чего села и вытянула ноги перед собой.

— Вашей спине лучше?

— Мои лекарства работают!

Она наклонилась вперёд и начала растирать колено.

— Так зачем тебе понадобилось знать, где находится байтахира?

— Мои друзья отправились туда, когда мы приехали. Чтобы найти работу и место, где можно остановиться. Я бы хотела их навестить.

— А у этих друзей есть имена, или это тоже секрет? — она поиграла бровями.

Я назвала их имена, а она рассказала мне, как добраться туда. Она сказала, что я могу сходить туда сегодня ночью, несмотря на то, что на рассвете мне надо было срезать тимьян.

— Вы и без меня справитесь с этой задачей, — сказала я, надевая сандалии.

— А зачем ещё я тебе плачу, если не затем, чтобы я могла сидеть и ничего не делать?

— Вы ничего мне не платите.

Мне платил дворец.

— Ты действительно лучшая работница, что у меня когда-либо была. Я ни черта тебе не плачу, и работаю меньше.

* * *

Байтахира оказалась дальше, чем я предполагала. К тому моменту, как я добралась до неё, солнце село, и мне пришлось чуть плотнее закутаться в плащ. Завернув за угол, я поняла, что уже проходила по этой улице, когда мы только вошли в город. Байтахира отличалась от той, что была у нас дома, где стонущие люди с обессиленными конечностями и уставшими глазами сидели рядом с шатрами.

Улицы были заполнены шумными и бойкими людьми, которые обнимали друг друга и что-то пили из кубков и фляг. Другие стояли, прислонившись к стенам, курили или дремали. Вдоль улицы располагались здания с огромными открытыми окнами, и я заметила, что внутри тоже было много людей. Большинство из этих зданий были похожи на места для сборищ — там сидели компании, которые смеялись, ели и пили, обмениваясь картами и деньгами. Из окон вылетал дым, который окутывал часть улицы.

Но я не увидела мужчин и женщин, которые спали друг с другом за деньги. Я поискала их глазами — людей, которые были одеты так, чтобы их одежды было легко снять, или тех, кто, наоборот, пытался прикрыть большую часть тела — но я их тут не нашла.

В дальнем конце байтахиры было тише, и людей было меньше. Заведения начали сменяться домами. Развернувшись, я снова прошла по оживлённой улице. А потом ещё раз. Я ходила по ней туда-сюда и не знала, где мне искать Фироза и Рашида.

— Ты, наверное, потерялась, — сказала мне какая-то женщина.

Посмотрев в ту сторону, откуда донёсся голос, я увидела её, сидящую перед ярким зданием. Рядом с её домом находилось тихое заведение с приглушённым освещением. Она сидела с мужчиной гораздо младше себя, на столе перед ними лежали карты.

Она, должно быть, заметила, как я заглядывала в окна заведения на силуэты людей, сидящих на подушках. Внутри висел такой густой дым, что я вспомнила о Хаф-Шате и Хаф-Альсафе, — зимних и летних фестивалях моего отца. Я понюхала воздух — жжёный мёд. Мои кулаки сжались, когда я начала бороться с желанием своего тела вдохнуть ещё.

— Моё логово буры, — сказала она, кивнув головой в сторону заведения.

— Буры?

— Буракская роза. Единственный цветок, который растет в...

— Я знаю.

Этот цветок был назван в честь летящего скакуна. Если человек курил её, он чувствовал себя таким лёгким, что был готов взлететь. Я вдыхала её сладкий дым перед встречами с мухами.

— Ты прошла мимо нас уже несколько раз. Что ты делаешь?

Она встала со стула и тут же оказалась рядом со мной.

Я узнала её.

— Вы провидица.

Она улыбнулась и качнула головой. Толстые цепи на её шее зазвенели.

— Кахина, — сказала она. — Я тебя видела. Ты тоже из пустыни.

Я сдвинулась и посмотрела на людей в конце улицы, которые о чём-то спорили.

— Я ищу своих друзей. Фироза и Рашида.

— Я так и поняла. Ты Эмель?

Я кивнула, а она наклонила голову набок и уставилась на меня.

— Все чужаки, что прибывают сюда, приходят ко мне.

Она указала на дорогу, и ткань её рукава, расшитая золотыми, красными, серебряными и зелёными нитями, закачалась под её рукой.

— По крайней мере, те, кому не советуют держаться от меня подальше.

Оторвав взгляд от её сверкающих одежд, я спросила у неё, что она имеет в виду.

— Я помню, каково это — быть как ты. Чужестранкой. И как меня принимали. Когда я встретила своего мужа, и мы открыли наше заведение, я хотела, чтобы у нас были рады всем. А теперь я владею половиной всех этих заведений. Теми же, что мне не принадлежат, владеют люди, которым я помогла. Меня зовут хозяйкой отверженных. Мне это льстит, но я этого не заслуживаю. Я просто не хочу, чтобы люди чувствовали себя так, словно им не рады.

— О, — тупо проговорила я. — А почему кому-то советуют держаться от вас подальше?