2

Я кладу письмо в дальнюю часть ящика с нижним бельем и оставляю его там, решив забыть о нем. Если придет еще одно, я могу позвонить милому детективу, который допрашивал меня после аварии, и узнать, что он думает по этому поводу. Может быть, я попрошу его разобраться, кто вообще такой этот Данте и посмотреть, что он сможет выяснить.

Данте Алигьери, судя по имени на обратной стороне конверта, и имя звучит как полнейшая выдумка.

А пока у меня есть другие причины для беспокойства.

Помимо новой протечки крыши также выяснилось, что в доме проблемы с электричеством.

Люстра в столовой мерцает. Я слышу хлопки и потрескивание, когда нажимаю на выключатель в главной спальне. Время от времени сам по себе срабатывает дверной звонок.

Я пыталась дозвониться трем разным местным кровельщикам, но мне никто не перезвонил. Так что теперь я жду мастера по дому, какого-то парня по имени Эд. Я наткнулась на его карточку на дне ящика с кухонным хламом, когда искала ручку.

Не знаю почему, но я ожидаю увидеть пожилого мужчину с лысеющей головой и пивным животом, и с поясом для инструментов через бедра. Вместо этого, когда в ответ на стук я открываю входную дверь, вижу улыбающегося стройного молодого человека с длинными каштановыми волосами, убранными с лица плетеной кожаной повязкой. На нем футболка с Джоном Ленноном, выцветшие джинсы-клеш и сандалии, в руке он держит ржавый металлический ящик с инструментами.

От него разит травкой.

— Привет. Ты Кайла?

— Я.

Ухмыляясь, он протягивает руку.

— Я Эдди.

Я улыбаюсь в ответ, и мы пожимаем друг другу руки. Он кажется милым и безобидным — две вещи, которые я ценю в любом мужчине, которого впускаю в свой дом, когда я одна.

— Входи. Я покажу тебе все.

Эд следует за мной на кухню, отпуская комментарии по поводу того, каким классным, по его мнению, является этот дом.

— Да, он классный, но с каждым днем все больше разваливается на части, — я указываю на два коричневых пятна от воды на потолке кухни.

— Да, этим старым домам нужно много внимания, — он вытягивает шею, чтобы посмотреть на пятна. — Особенно с учетом здешней влажности. Плесень беспокоит?

— Больше нет. Позаботилась об этом несколько лет назад. Прямо сейчас меня беспокоят протечки крыши и электричество, — я даю ему краткий обзор того, что происходит со светом и дверным звонком. — К тому же, когда я включаю сушилку, начинает вонять горелым. И телевизор иногда выключается сам. О, и недавно взорвалась пара лампочек.

Внезапный холодный сквозняк заставляет встать дыбом волосы на моих руках и задней части шеи и посылает мурашки по спине. Дрожа, я потираю ладонями руки, покрывшиеся гусиной кожей.

Я должна попросить Эдди проверить герметичность окон, пока он здесь. Но сначала о главном.

— Давай-ка я покажу, где находится щиток.

Эдди следует за мной в подсобное помещение в задней части дома рядом с гаражом. Там же находятся стиральная машина, центрифуга и шкафы, в которых хранятся всевозможные хозяйственные принадлежности.

Поставив ящик с инструментами на пол, Эдди открывает металлическую дверцу на щитке и быстро просматривает переключатели.

— Сначала я проверю напряжение, посмотрю, работает ли выключатель на нужной мощности. Затем проверю целостность проводки. Возможно, есть повреждения от воды или проводка износилась, от этого и могут быть все проблемы. Затем я проверю розетки, удостоверюсь, что они не сломаны. Где счетчик?

— Прямо за дверью гаража.

Он кивает.

— Сделаю. Мне потребуется час или около того, чтобы со всем разобраться, затем я составлю смету на ремонт. Как, устраивает?

— Устраивает, спасибо. Чтобы попасть на чердак, нужно подняться на второй этаж через гардеробную главной спальни. Лестница в гараже.

— Круто.

— Кричи, если я тебе понадоблюсь. Я буду рядом.

— Ладно.

Я оставляю Эдди наедине с счетчиком и направляюсь в свой кабинет. Я успеваю немного поработать, прежде чем начинается головная боль — тупая пульсация в висках и внутриглазное давление такие сильные, что они слезятся. Я лежу на маленьком диване с задернутыми шторами и выключенным светом, пока Эдди не появляется в дверях со своим набором инструментов.

— О, извини, подруга. Не знал, что ты спишь. Я просто собирался проверить здесь розетки.

Дезориентированная, я сажусь.

— Я не спала. Просто даю отдых глазам. У меня ужасно болит голова.

Он сочувственно кивает.

— Раньше у меня были сумасшедшие мигрени.

Раньше, в прошедшем времени. Я чувствую странный укол надежды.

— Ты нашел что-то, что помогло от боли? Мне ничего не помогает.

— Ты будешь смеяться. Не возражаешь, если я включу свет?

— Продолжай. И я не буду смеяться, обещаю. Я слишком отчаялась.

Когда Эдди нажимает на выключатель и комнату заливает свет, я вздрагиваю. Пытаюсь встать, но обнаруживаю, что у меня слишком кружится голова. Поэтому я опускаюсь обратно на диван, закрываю глаза и осторожно щиплю себя за переносицу.

Когда я в последний раз ела? Не могу вспомнить.

Эдди бродит вокруг в поисках розеток. Он такой худой, ходит почти бесшумно. Я встречала кошек, которые производили больше шума.

— После того, как я начал посещать психотерапевта, головные боли прошли. Прямо «пуф». Просто прошли. Оказывается, у меня было много подавленных эмоций.

Я открываю глаза и вижу, что Эдди скорчился под моим столом с маленьким измерителем мощности в руке. Он вставляет его в электрическую розетку, ждет мгновение, читая показание, затем встает и переходит к следующей розетке, где повторяет процесс.

— Они называют это психосоматикой. Ваш мозг в буквальном смысле делает вас больным. Стресс и в самом деле настолько токсичен. Офигеть, да?

— Офигеть, — соглашаюсь я. Интересно, Эд живет в коммуне или где-то в социальном доме? Они есть по всему Вашингтону и Сиэтлу, этакие группы совместного проживания, созданные в шестидесятых — в годы свободной любви, где люди делят жилье и ресурсы и избегают современных вещей, таких как мобильные телефоны и продукты с ГМО.

Я слишком переживаю за свое личное пространство, чтобы жить в такой тесноте с людьми, с которыми у меня нет секса, но не осуждаю ничей жизненный выбор.

Встав, Эдди поворачивается, чтобы посмотреть на меня.

— Я могу назвать тебе имя своего доктора, если хочешь. Конечно, если ты не считаешь, что стресс не может вызвать никаких проблем.

— Считается ли потеря мужа стрессом?

Я не знаю, почему это сказала. Или почему я сказала это так язвительно, как сказала. Обычно я не показываю всем и каждому свои чувства, и я не саркастична, как Майкл. Он справлялся с депрессивными или болезненными вещами с помощью черного юмора, который иногда воспринимался как бесчувственность, но я знала, что это всего лишь механизм преодоления. На самом деле Майкл был мягким человеком.

Эдди в замешательстве смотрит на меня.

— Ты потеряла мужа?

Нет, он не может быть настолько глуп.

— Он умер.

Теперь он как будто поражен.

— О, подруга. Мне так жаль.

— Спасибо.

— Это случилось недавно?

— В канун Нового года.

— Вот дерьмо! Всего пару недель назад!

Мне нужно сейчас же замолчать. С каждым моим словом бедный Эдди расстраивается все больше и больше.

У меня всегда была проблема с чрезмерным сопереживанием другим людям, и это одна из причин, по которым я стараюсь держаться особняком. Чужие эмоции, нагроможденные поверх моих собственных, иногда могут стать удушающими.

— Да, — на этот раз мне удается встать, затем, избегая взгляда Эдди, я спрашиваю: — Итак, каков вердикт?

Во время паузы я чувствую как Эдди оглядывает меня, замечая и скованность в моем теле, и искусственно бодрый тон моего голоса. Может быть, у него тоже выражена эмпатия, потому что Эдди жалеет меня и меняет тему.

— Ну, эта протечка в крыше – настоящая боль. Вода поступает из дыры рядом с башенкой, а это значит, что придется снять черепицу и обрезать дерево, чтобы устранить течь. С учетом фронтонов, башенки и крутого ската самой крыши, прости, но работа тут нужна серьезная. Тебе придется пригласить специалиста.

Мое сердце замирает. Каждый раз, когда приглашается специалист, цена растет.

— Я пыталась дозвониться трем разным кровельщикам, прежде чем нашла тебя, но ни до кого не смогла дозвониться.

Он хихикает, качая головой.

— Да, не знаю почему, но ребята-кровельщики все немного того. Я бы дал рекомендацию, но не знаю никого, кому бы я доверил подобную работу.

— Ладно. В любом случае, спасибо. Я просто буду звонить дальше. Я надеялась, что не придется звонить в ту фирму в Сиэтле, уж очень они дорогие, но, видимо, выхода нет.

После паузы он мягко говорит:

— Если хочешь, я могу посмотреть чек, который ты получишь. Ну, знаешь, чтобы тебя не надули.

Потому что я одна, вот что он имеет в виду. Потому что рядом со мной не будет мужчины, который мог бы договориться за меня.

Потому что человек в моем положении — скорбящий, дезориентированный, отчаявшийся — всегда привлекает мошенников.

Эдди улыбается, и я знаю, что это не флирт. Эдди просто хороший парень, пытающийся помочь человеку, который, как он видит, оказался в беде.

Если бы только весь мир состоял из таких добрых людей.

— Это очень мило с твоей стороны, Эдди. Но я могу с этим справиться. Я происхожу из длинной династии джерсийских девчонок, которые не стесняются врезать по яйцам.

Его улыбка превращается в смех. У него кривой передний зуб, что, как ни странно, вызывает симпатию.

— Когда-то я знал такую. В ней было всего сто сорок семь сантиметров роста, но она напугала меня до чертиков.

Я улыбаюсь ему.

— Даже маленькие драконы могут дышать огнем.

— Это правда.

— Так, а как насчет электричества? Все плохо, не так ли?

Он пожимает плечами.

— Нет. Все в норме.

Я недоверчиво смотрю на Эдди.

— Что ты имеешь в виду под этим «в норме»?

— Я имею в виду, что нет никаких проблем. Ток сильный, пробки не выбивает, и я не могу найти никаких повреждений в проводке, дуговых замыканий, точек перегрева и неработающих розеток, да и все контакты на месте… — он снова пожимает плечами. — Все путем.