Изменить стиль страницы

Удовлетворенный собственным завтраком, я начинаю складывать все тарелки и убирать беспорядок, пока она занимается своими делами. Подбираю салфетки, кладу все обратно в тележку для обслуживания номеров, затем толкаю ее к двери, чтобы она не мешалась. Делаю большой глоток воды, которая там стояла, и поласкаю во рту.

Мне тоже определенно следует почистить зубы.

Джорджия проводит немного времени в ванной, поэтому я проскальзываю в ванную вслед за ней, чтобы отлить и почистить зубы, недоуменно разглядывая щель во рту с другой точки зрения.

Несовершенство — это то, что нравится Джорджии во мне.

Я стискиваю зубы и смотрю в зеркало.

Синяки почти все прошли, порезы зажили. Несколько легких шрамов тут и там, но в остальном я в порядке.

На прилавке есть жидкость для полоскания рта, и я кручу ее в руках — хочу почувствовать мятную свежесть, когда, наконец, трахну ее снова.

Утренняя сексуальная прелюдия затянулась так надолго, что мое тело начинает гудеть от предвкушения, зная, что скоро я получу кайф.

Опустив голову, открываю кран с холодной водой и ополаскиваю лицо.

Промокаю кожу насухо полотенцем.

Снова стиснув зубы, бросаю на себя еще один беглый взгляд, прежде чем выключить свет и присоединиться к ней в спальне.

— Эй, незнакомец, почему так долго? — спрашивает Джорджия, похлопывая по месту на кровати рядом с собой.

Она лежит на боку поверх одеяла, игриво заигрывая со мной взглядом.

Я на четвереньках заползаю на кровать, чтобы присоединиться к ней, поднимаясь над ее телом, когда она ложится на спину, чтобы приспособиться ко мне.

— Ты — мечта, Джорджия Паркер. — Я целую ее в плечо.

Она краснеет.

— Мечта? Меня никогда так не называли.

Бьюсь об заклад, есть много вещей, которые ей никогда не говорили и которые она упускала за все эти годы. Но опять же, девушка ни с кем по-настоящему не встречалась, так что любая мелочь, которую я говорю, это искренне. Хочу, чтобы у нее никогда не было повода сомневаться во мне. Убираю волосы с ее плеча после поцелуя, чтобы освободить место для своих губ у основания ее шеи. Я заметил, что ей это нравится — каждый раз, когда подношу свой рот к линии ее подбородка, Джорджи начинает мурлыкать, как котенок.

Легкие поцелуи, слегка прикасающиеся к ее коже, заставляют ее дрожать.

— Держу пари, есть вещи, которые я мог бы сказать, которые заставили бы тебя покраснеть сильнее, чем сейчас.

— О, да? Например, что?

— Например... В первый раз я увидел тебя не тогда, когда ты подошла ко мне на той вечеринке.

Ее глаза расширяются от этой информации.

— Я видел, как ты вошла. — Как я мог ее не заметить? Она на голову выше большинства женщин и вдобавок красива со своими длинными каштановыми волосами и большими невинными глазами. — Видел, как ты оглядывала комнату.

— Я искала тебя, — бормочет она.

Она искала меня; просто не знала этого. Но разве не так все это работает?

Судьба, предначертание и прочая чепуха?

— Ты вошла, и я подумал, что ты такая чертовски красивая.

Джорджия снова краснеет, слегка наклоняя голову.

Застенчиво.

— Правда?

— Почему тебя это удивляет?

На улице светло, и мы переживаем этот момент совершенно трезвыми.

Что, если мы отложим в сторону соседей по комнате и дружбу и повеселимся в эти выходные, не думая об этом?

Что, если… что, если… что, если…

Я бы ни за что на свете не сказал ничего из этого, если бы мы не были в Вегасе.

— Никогда бы не подумала, что я в чьем-то вкусе физически.

— Чушь собачья. — Я смеюсь, целуя ее в губы. — Ты, наверное, во вкусе каждого мужчины.

— Ты так говоришь, просто потому что я тебе нравлюсь.

Джорджия права; может быть, я говорю это просто потому, что она мне нравится, но это не делает это заявление менее правдивым.

— Что еще у тебя есть? Это не заставило меня покраснеть.

Она лжет — это реально заставило ее покраснеть. Джорджия обычно краснеет, когда на нее обращено внимание.

— Одна из моих любимых вещей в тебе, как я недавно обнаружил, — это твои сиськи. — Слово «сиськи» легко слетает с моего языка, но я не хочу быть излишне грубым.

— Ты любитель женской груди?

Оказалось, что да.

— И аппетитных задниц, и длинных ног. — Говоря это, я провожу рукой по каждой части тела. — Я любитель Джорджии.

— Прекрати, — возражает она, поджимая губы, приглашая к поцелую.

Я опускаю голову, опускаясь над ней, прижимая наши тела друг к другу, мой твердый член трется о ее киску.

— Куда ты положил презервативы? — Такая нетерпеливая.

— Э, они где-то здесь, — поддразниваю я, зная, что они на виду на прикроватной тумбочке рядом с нами.

Джорджия приподнимает свой таз, чтобы потереться об меня.

— Может быть, тебе стоит надеть один сейчас.

Она мокрая — я это чувствую.

— Прямо сейчас? Ты не хочешь, чтобы я... — Я склоняю голову и смотрю вниз, сквозь наши тела, на ложбинку между ее бедер.

— Тебе необязательно ублажать меня ртом, просто... — Джорджия снова трется обо меня. — Я уже чертовски возбуждена.

— Может, вместо этого рассказать тебе о веселом дне, который мы запланировали? — Я провожу своим членом вверх и вниз по ее киске, улыбаясь ей на ухо. — Время в бассейне — ты в сексуальном купальнике.

— Это действительно звучит мило.

Она вздыхает, когда я дразню ее вход.

— Выпьем немного, потом вернемся и переоденемся к ужину.

Ее губы надуты.

— Перестань дразнить меня, или я перевернусь на другой бок и снова засну.

Никто не хочет снова засыпать.

Она никого не обманет.

Тем не менее, не желая разоблачать ее блеф, я подскакиваю и тянусь к тумбочке, достаю из коробки презерватив в синей упаковке, разрываю фольгу зубами.

Никаких церемоний.

Никакого сексуального способа надеть его.

Нет, просто раскатываю его по своей плоти, проверяю, чтобы убедиться, что Джорджия влажная, прежде чем проникнуть внутрь.

Мы стонем одновременно, когда я это делаю.

Девушка откидывает голову назад.

— Почему это так приятно?

Я не знаю — у меня нет ответа для нее, потому что тоже сбит с толку. Секс с ней должен был быть просто трахом, а не буйством чувств, но, очевидно, эта связь заставила нас усомниться в нашем здравомыслии.

Ни за что на свете мы не сможем, вернувшись домой, вернуться к тому, как все было до этих выходных.

Это невозможно.