- Не пинает, это верно, - согласился Юрий Антонович. - Но родившимся здесь гражданство дать должны были. И разговоры про какую-то историческую родину - это чепуха!

- Для тебя, - угрюмо уточнил Артур, поймал на себе четыре вопрошающих взгляда и пояснил: - Как-то раз сидели мы с Витьком в одном баре. К нам подсел эстоха - давний Витькин приятель. Малость побазарили, ничего парнишка оказался - даже с юмором. Ну, по пьяному делу разоткровенничался я, стал на законы да на правительство жаловаться. Эстоха тот кивает, во всем со мной соглашается. Но когда я заговорил о видах на жительство, о гражданстве, круто насупился и заявил, что они - эстохи - русских сюда не звали, а раз уж они добились независимости (хотя добиваются только чеченцы, а эти на халяву получили), то остальные должны считаться с требованиями коренной нации. Я по первости взбеленился, хотел ему врезать, но потом решил уделать культурно на словах. Спрашиваю: а делали с вами, чмошниками толопонскими, что-нибудь такое при советской власти? Он про лагеря песню завел, так я на это моментально отвечаю, что у самого дед не один год отсидел, говори про то время, в которое сам жил. Ему сказать-то и нечего - затарабанил, как автомат, что чужаки по-любому обязаны подчиняться местным законам. Объясняю тогда, что родился здесь так же, как и он. Так этот йоннакас, знай себе, твердит: не нравится - чеши на свою историческую родину! Спрашиваю: на какую именно? В Россию, говорит, твою лапотную - куда же еще? После чего я образец терпимости - объясняю, что отец мой родился на Украине, а мать вообще из Латвии. Толопоша похлопал зенками и зарядил, что мне, мол, даже лучше, чем другим, так как имею офигенную возможность выбора между Россией, Латвией и Украиной, и что я здесь делаю, ему совершенно непонятно! - Артур окинул родню вопрошающим взглядом. - Есть ли толк говорить с ними о чем бы то ни было? Наверное, прав был тот, кто сказал: "Хороший индеец - это мертвый индеец".

- Типун тебе на язык! - ужаснулась Илга Дайнисовна. - Разве можно говорить такое?

- А им можно? - глаза Артура зло сверкнули. - Страдальцы поганые! Выставляют напоказ свои лакейские синячки, возмущаются: "Какой грубый был у нас хозяин!" Рожа с трудом в дверь протискивается, на каждом сарделистом пальце по перстню, выглядывая из своего "Мерседеса", плачет сальными слезками: "Как нас в советское время притесняли! Житья не было от этих оккупантов! Мы и теперь бедные, несчастные". А у самого в дальнем углу холодильника на всякий случай партбилет припрятан... - он ткнул пальцем в сторону отца. - Ты, старый оккупант, хоть что-то заимел от своей Империи Зла?

Юрий Антонович понуро махнул и отвернулся.

- А они... - Артур скривился, взялся за виски и заговорил чуть тише: Весь Пирита застроен частными домами, и большинство хозяев там еще с советским стажем. Среди них только одна десятая - наш брат, притеснитель, а остальные - самые что ни на есть коренные. Лихо же мы их притесняли!

- Да они всегда на нашей шее сидели! - закивала Елена Антоновна.

- На твою не больно-то сядешь, - урезонил сестру Юрий Антонович, с надеждой посмотрел на сына. - И все-таки жизнь потихоньку налаживается. Так ведь?

Артур ответил ему кислой, ироничной улыбкой, потом завертел головой.

- Куда это Пашка подевался?

- И в самом деле, - забеспокоилась Зинаида Антоновна. - Пойду разыщу.

Юрий Антонович сделал залихватский мах рукой.

- Эххх!.. Что-то мы раскисли. Расскажу-ка я для поднятия настроения один очень жизненный анекдот. Трахнул мужик королевну и говорит...

Павел по-прежнему сидел на кухне, любовался в полумраке огоньком сигареты и смаковал второй бокал "Чинзано".

- Ты чего? - удивилась мать.

Павел сделал пару затяжек, стряхнул пепел в используемое в качестве пепельницы блюдце.

- Боюсь, достанет меня сегодня дядька Юра. Как я ненавижу эти тупые сальные истории про виденные им сиськи-письки!

- Тебе-то что? - вздохнула Зинаида Антоновна.

- Стыдно. Он же дядька мне!

Зинаида Антоновна покачала головой.

- Все равно надо идти. Не будешь же ты сидеть здесь до конца.

Павел молчал.

- Ну что еще? - насторожилась мать.

- Помнишь, как мы в последний раз были в Хворостовке?

- Это когда Ванька на второе утро приполз с фингалом под обоими глазами?

- Угу! - усмехнулся Павел.

- Всего три года прошло, а кажется - целая вечность, - с грустинкой сказала Зинаида Антоновна.

Павел одним глотком допил "Чинзано", со вкусом затянулся.

- Как-то раз я, Артур и Регинка до утра отрывались на дискотеке в клубе. Регинка была в ударе - вытанцовывала так, что все вокруг глазели на нее, как на столичную звезду.

- Ну, она ведь четыре года на бальные танцы ходила.

- После дискотеки, по пути домой я сказал Артуру, что из Регинки наверняка могла бы получиться классная балерина, - Павел чуть помолчал. - А он глянул на нее и говорит: "Больно сиськастая для балерины".

Зинаида Антоновна рассмеялась, легонько шлепнула сына по спине.

- Ладно, пошли. Перед гостями неудобно.

- Пошли, - Павел потушил сигарету и, идя за матерью, едва слышно запел: - Над Канадой небо синее, меж берез дожди косые...

- Дождь был лютый!.. - одиноко хохочущий Юрий Антонович сладко поежился. - Платье у Катьки к груди прилипло... А соски-то!..

- Вот и Паша! - почти крикнула пунцовая Илга Дайнисовна. - От кого прячешься?

Павел и Зинаида Антоновна с грустной усмешкой глянули на все еще посмеивающегося в кулак Юрия Антоновича, переглянулись.

- От него не спрячешься, - хмыкнул Павел, садясь.

- Сейчас ни от кого не спрячешься, - сказал Артур, взял новую бутылку. - Давай, братан, дябнем за нас, - он наполнил обе рюмки, косо глянул на отца. - Будешь, батя?

Юрий Антонович кивнул.

- Половину.

- О'кей! - посветлел Артур. - Может, еще кому?

Женщины отказались.

- И правильно, - кивнул Артур. - Путь эта рюмка будет чисто мужской. Вздрогнули?

После этой порции стало заметно, что Артур, в отличие от отца и брата, немного захмелел. Мало того, словно стремясь быстрее опьянеть, он и закусывать не стал.

- Интересно, - Елена Антоновна призадумалась. - А что эстонцы пьют на Рождество?

- Пиво хлещут, - Артур поморщился. - А закусывают квашеной капустой и кровяной колбасой.

- Жуть какая!

Глянув на брезгливо скривившихся теток, Павел развеселился.

- Кровопийцы - что с них взять?

В это время Юрий Антонович осмотрел стол и зафиксировал взгляд на коробке с пирожными.

- Шоколадные?

- Они самые, - кивнула хозяйка, приподнялась. - Чайку?

Юрий Антонович протестующе помахал рукой, надкусил пирожное и, традиционно чавкая, пояснил:

- Шоколад с чаем не сочетается. А кофе я больше не хочу.

Артур в очередной раз потянулся к бутылке.

- Хватит, Артур! - крикнула Илга Дайнисовна.

- Отвали.

- Ты как с матерью разговариваешь? - грозно проговорил Юрий Антонович, но с вымазанным ртом выглядело это довольно комично.

Артур брезгливо посмотрел на него, наполнил рюмку и тут же выпил.

- Чтоб им всем!..

Родители ошарашенно уставились на быстро пьянеющего сына.

- Ну, че вылупились? - протянул Артур. - Дайте хоть вмазать спокойно!

- Всему есть предел...

- Да знаю я свои пределы! - раздраженно оборвал Артур отца. - Ты за собой следи - извраще...

- Хватит вам, - встревожилась Зинаида Антоновна. - Рождество ведь!

Артур победоносно глянул на отца.

- Слыхал?

Юрий Антонович побледнел от напряжения, но удержал эмоции в себе.

- А ты, Артур, не пей больше, - сказала Зинаида Антоновна. - Я тебя очень прошу!

Племянник посмотрел на нее мутноватыми глазами, посопел и нетвердой походкой удалился из гостиной.

- Куда ты? - забеспокоилась Илга Дайнисовна.

- В сортир! - рявкнул сын уже из прихожей.

- Во бешеный! - поразилась Елена Антоновна, скрестила руки на груди. Упиться, видите ли, не дали.