Ответил мне не Стасов.
— Малыш, какого черта? Ты абсолютный профан в инженерной биотике, а встреваешь в военный эксперимент! И встреваешь на стороне китайцев! Нет войны и нет мира, малыш, есть лишь успешная или неуспешная дипломатия. Не проще ли сразу отдать им Сибирь? А заодно Урал и Поволжье, а? Они будут совсем не против, и япошки с ними заодно, не откажутся.
Еще один голос:
— Вонг, это и есть твой протеже, что собирался ликвидировать пробои? Я бы ему не доверил выгребать дерьмо!
— Ты не слышишь, что тебе говорят! — Опять Стасов. — Тебе же намекнули, что без аппаратных средств вирус не оживет! Он навсегда остался бы фольклором, как и искусственный мозг! Я вынужден выносить на общую дискуссию сверхсекретные сведения, надеюсь, коллеги, посвященные в проект, меня извинят. Кто тебе внушил идею, что инфекция передается через харды? Мы апробировали лишь первичный шлейф, с достижением мозгового нэта вступает фаза самоликвидации, чтобы пресечь возможность расшифровки. Любое оружие на сегодня является фактором сдерживания, и даже среди нас, — он сделал жест в сторону зала, — нет полного единства в отношении спорных российских территорий.
— Спорных?! — Мне показалось, я ослышался.
— Управленцы, Максим, генерируют общую идею и воплощают ее технически, но даже самые сильные криэйторы не способны написать программы такого уровня сложности, для этого необходимо многомесячное состояние сенсорного голода, достижимое только здесь. Нет никакого мозга, Молин, а вирус есть! А знаешь, почему нет мозга? Потому что если его создам я, то он невольно отразит прототип, с его видением причинно-следственных механизмов. А если его породишь ты, он станет тобой, вот так, он вберет в себя твой бестолковый детский нонконформизм, и никак иначе… Ему нужна готовая модель! Как тебе мир, управляемый сплошными Молиными, а? И подобный социум не может показаться привлекательным, пока демократия держится на полифонии суждений, в том числе относительно равных прав людей на землю. Но ты не сумеешь создать кибер-двойника с набором этических аксиом, ты зверь, а не ученый, а я могу, не один, конечно, и не сегодня. Ты запаниковал, ты наплел репортерам такой чепухи, они теперь раздуют истерику, будто все Мудрые планеты подчиняются группе монстров под Брюсселем!
— Стой, стой! — Я просительно поднял ладони. — Конечно, я виноват. Техническая поддержка! Я не учел, что есть кто-то наверху, кто собрал маяк с вирусом…
— «Кто-то»?! Это не кто-то, дружочек, а ведущий институт микроорганики российского Министерства обороны…
Я испытал ощущение, словно меня отхлестали по щекам.
Мудрые молчали. То есть они не молчали, а общались между собой, но на запредельной для меня скорости. Я воспринимал их спор как ровный свист в ушах.
— Институт Мудрых создан как команда исполнителей, Макс, а ты сделал из нас хищников. Ты лишь облегчил задачу разработчикам боевой органики. Военные ломали бы голову, как скрыть секреты, но ты помог. Во всем обвинят тех из нас, кто участвовал в проекте.
— Да, малыш! Шестеро работали, а отключен весь брюссельский Город…
— И, возможно, навсегда…
— Они убьют и тебя, а свалят на нас…
— Чего ради тебе позволили спуститься? Ты отбегал, зверек!..
Возле Стасова появилось интеллигентное лицо пожилой женщины в высоком завитом парике.
Я давно не встречал столь пронзительного, проницательного взгляда; за высоким лбом, когда она имела лоб, несомненно, таился острейший аналитический ум.
— Почетный академик, почетный председатель Всемирного общества физиологов Марта Деннис Грей, седьмой дан в области общей физиологии, восьмой дан в области физиологии воспроизводства…
— Изабель, достаточно меня расхваливать. — Марта выбрала для общения глубокое контральто. Мне показалось, что за короткую паузу соседи перекинулись огромным объемом данных.
Поднял руку толстяк в клетчатом шарфе:
— Мы посовещались и решили, что хуже не будет, если поставить вас в известность. Госпожа Грей последние полгода работала по поручению Демо-департамента…
— Не я одна, Хаскин, — уточнила Марта.
— Не одна, — согласился толстяк. — Правительство поручило команде госпожи Грей заниматься исключительно нарушениями генома дальней памяти.
— Пробои…
— Да, пробои. И минуту назад Марта закончила работу.
— Минуту назад?..— До меня начало доходить. — Вы… вы нашли?
Марта изобразила улыбку:
— Мы отрезаны от общей сети, но не от собственных баз данных. Речь идет о веществе, которое вы называете «барабан». В том виде, в котором вы ее разместили в нэте, химическая формула нигде не встречается, но ее производная, в гораздо более сложном виде, лежит в основе плазмы псевдоматок.
Думаю, задолго до того, как она мне это донесла медленным человеческим языком, высокое собрание уже прожевало информацию и сделало свои выводы. Тем не менее Мудрые пересвистывались, скидываядруг другу мегабайты соображений. Я прикинул, сколько осталось времени. Бог мой, мы шли неверным путем…
— Мы провели весьма грубую экстраполяцию, — угрюмо продолжала Грей. — Нет точных данных. До сих пор считалось, что первая псевдоматка начала функционировать серийно в две тысячи сто тридцать втором, в Токио. Параметры плазмы совершенствовались и улучшались многократно, ничто не говорило о вероятности отклонений, даже в десятом поколении…
— Там, наверху… — я обвел глазами аудиторию, — они способны догадаться без вас?
Свист в затылке. Остекленевшие глаза. Они совещались чудовищно долго, почти семь секунд, и, когда закончили, мне показалось, что-то сдвинулось. Что-то между ними произошло — нестыковка, раскол.
— Звучит парадоксально, — сказал Стасов. — Но единственное доказательство — это ты сам. За последний час, болтаясь в небе, ты сделал все возможное, чтобы это доказательство разрушить, ты убедил всех, что получил формулу из банковской ячейки, что нет и не было никакого Молина. Кто поверит опухшему от допинга монаху из твоей тройки?
— Естественно, догадаются, — хмыкнул толстый Хаскин. — В мире не одна Марта занималась пробоями. Но Изи прав, ты теперь ничего не докажешь, а нас никто не станет слушать. Город в карантине, правнуки нынешних Смотрителей снимут карантин, когда умрут последние, самые молодые из нас, а вояки ни за что не подтвердят, каким образом спасали тебя на Марсе.