11

ДЕЙМОН

Дверь нашей камеры захлопывается, и я откидываюсь в угол комнаты, когда боль пронзает мое слабое, избитое тело.

Я никогда не подчинюсь этим засранцам. Я никогда не сломаюсь и не дам им никакой информации о моей семье, о моих братьях. Но черт возьми, если идея не заманчива.

Ант снова повис на крюке, кровь сочится из его ран, когда он борется с болью, прерывисто дыша.

Честно говоря, я не знаю, сколько времени ему осталось. Его тело искалечено. И хотя я мог бы попытаться спасти его после того, что он сделал для меня, для Калли, прямо сейчас я чертовски бесполезен, чтобы делать что-либо, кроме как погрязнуть в жалости к самому себе.

Его глаза закрываются, когда он проигрывает битву со своим телом, а мои тяжелеют, угроза тьмы накрывает меня.

Я борюсь с этим, не желая кошмаров, ярких образов моего прошлого ада и обещаний будущего, которое никогда не будет моим.

— Привет, это ты? — Зовет Калли, ее мягкий голос проникает в меня и мгновенно заставляет расслабиться.

Моя девочка.

Моя, черт возьми, девочка.

Я мчусь на ее голос, едва замечая окружающее. Я слишком сосредоточен на том, чтобы снова увидеть ее лицо, крепко прижать ее к себе, почувствовать мягкость ее губ на своих.

Но когда я добираюсь до нее, я вижу, как она идет прямо в объятия другого.

Алекс.

Мое сердце начинает учащенно биться, кровь бежит по венам с пугающей скоростью, когда я наблюдаю за ними двумя.

Он держит ее так, как будто она самая драгоценная вещь в мире — что, конечно, так и есть. Но она моя драгоценная вещь. Не его.

Боль пронзает мою грудь, когда он утыкается носом в ее шею, впитывая ее сладкий аромат, утопая в нем, прежде чем отстранился, чтобы посмотреть на нее.

Все вокруг меня расплывается. Я сосредотачиваюсь только на них, когда Алекс смотрит в ее светло-голубые глаза.

Почему они меня не видят?

— Калли? — Я пытаюсь позвать, но с моих губ не слетает ни звука.

— Калли? — Я пытаюсь снова, только на этот раз громче. Но снова. Я нем.

Рука Алекса обхватывает ее щеки, его большие пальцы касаются ее нежной кожи, и он наклоняет голову.

— Нет, — кричу я, видя, что он собирается сделать, но это бессмысленно.

Они меня не слышат, они меня не видят.

Как будто… как будто меня здесь вообще нет.

Но я такой.

Боль слишком реальна. То, как мое сердце обливается кровью из-за нее, мое тело ноет из-за нее, это должно быть по-настоящему.

— Нет, — выдыхаю я, весь мой мир уходит из-под ног, когда его губы встречаются с ее.

Она с головой погружается в поцелуй, точно так же, как и он, и я вынужден стоять там и смотреть, как он крадет то, что принадлежит мне.

Я пытаюсь пошевелиться, но мои ноги не слушаются. Я пытаюсь закричать, остановить их, но из меня не выходит ни звука.

Единственное, что я могу сделать, это стоять там и смотреть, как мой мир рушится вокруг меня, и я теряю единственное хорошее в своей жизни.

Так и должно быть. Я знал это очень, очень давно.

Алекс был бы лучше для нее. Добрее, милее, романтичнее. Он верный и честный, умный. Все, чем я не являюсь, и—

Мое тело вздрагивает, когда сквозь меня раздается взрыв, и я открываю глаза, инстинктивно забиваясь в угол.

Мое дыхание прерывается, когда образ, который только что так ярко разыгрывался в моем сознании, остается.

Я сказал ему присматривать за ней. Я доверял ему убедиться, что она сможет уйти от меня, если я не смогу когда-либо вернуться к ней.

Но, черт возьми. Увидев их вместе, даже если это было вымышлено, я, блядь, чуть не сломался.

Мне требуется несколько секунд, чтобы оторваться от своих мучений и осознать, что никто не входил в дверь. Что этим итальянским ублюдкам не скучно сидеть там, и они решили, что сегодня тот день, когда они нанесут своим пленникам слишком много жестоких ударов и положат конец всему этому дерьму.

— Ч-что происходит—

— Тебе нужно снять меня, — произносит слабый голос с расстояния в несколько футов.

— Э-э…

— Д-Деймон. — Он делает паузу, как будто просто разговор причиняет ему такую сильную боль, что он едва может это пережить. — О-они не придут. Это б-был сигнал.

— С-с-с-сигнал? — Я заикаюсь, ненавидя себя за это, но слишком слабый, чтобы пытаться бороться с этим.

— Энзо. Он—

— Черт, — весь воздух вырывается из моих легких.

— Он помогает нам.

Первый проблеск настоящей надежды, который я почувствовал за… то, что кажется целой жизнью, которую мы провели здесь взаперти, разливается по моим венам.

— Ну, он мог бы относиться к этому немного лучше, — бормочу я, трогательно перекатываясь на четвереньки и переводя дыхание от агонии, которая разрывает мое тело. Цепи, прикрепленные к моим лодыжкам, зловеще гремят, указывая на один серьезный недостаток в его плане. — Как именно это будет работать? — Спрашиваю я, глядя на сверхпрочные замки, удерживающие меня прикрепленным к стене.

Я абсолютно уверен, что смог бы сломать их, если бы смог найти что-нибудь полезное, но в этой бетонной камере нет ничего, кроме пола, стен и потолка.

— У меня есть ключи. Просто… опусти меня.

Мои ноги дрожат, когда я поднимаюсь на ноги, серая, унылая комната вокруг меня кружится, пока я пытаюсь обрести равновесие.

Мои ребра ноют, мышцы горят, а голова раскалывается. Но я не могу позволить этому остановить меня. Если Ант прав и у нас есть хоть какой-то шанс, то мы должны им воспользоваться.

— К-как я… я-я… — Мысль о том, чтобы взвалить на себя его тяжесть, вызывает у меня мурашки страха по спине. Но я знаю, что у меня нет выбора.

Я шаркаю вперед, мои ноги начинают чувствовать себя немного более полезными по мере того, как проходят секунды, пока моя цепь не натягивается туго.

— Где ключ? — спрашиваю я, вздрагивая. Мы оба все еще голые. Конечно, есть всего несколько вариантов того, где он может быть спрятан.

— Затянутый в веревку, — хрипит Ант, и мой взгляд устремляется к его связанным запястьям.

Я знаю, что это бесполезно, но я все равно протягиваю руку, чтобы посмотреть, смогу ли я добраться до него. Кончики моих пальцев далеко, но я могу дотянуться до его тела. И если я смогу поднять его, тогда я смогу отцепить его, и мы сможем это сделать.

Мое сердце учащенно бьется в груди, когда надежда и страх сливаются воедино. Если нас поймают, это будет концом для нас обоих. Но если мы выберемся…

— Тебе нужно… тебе нужно поднять меня, — говорит он, и в его глазах уже светится страх.

В ту секунду, когда я обниму его, будет чертовски больно, потому что не может быть, чтобы у него не было сломано больше нескольких ребер.

Я киваю, пытаясь откуда-то почерпнуть немного внутренней силы.

Мое тело слабее, чем я когда-либо знал. Неоднократные избиения, нехватка еды и воды, все это серьезно сказывается. Но я не могу позволить им победить. Я отказываюсь.

У нас есть шанс — у меня есть шанс вернуться к моей девочке — и нет ни малейшего гребаного шанса, что я не воспользуюсь им наилучшим образом. Даже если это закончится тем, что мы оба умрем от рук этих ублюдков. По крайней мере, я буду знать, что пытался.

— Ты уверен насчет этого? — Спрашиваю я, нуждаясь в уверенности, что Энцо действительно на нашей стороне.

— Он мой лучший друг, чувак. Он просто… он где-то там пытается доказать, что это не так.

Я киваю, понимая, что сделал бы то же самое для Алекса или любого другого из парней.

Это всего лишь средство для достижения цели. И у меня нет другого выбора, кроме как верить всему, что он говорит. Черт возьми, ему еще предстоит доказать, что он не заслуживает доверия.

— Хорошо. Тогда тебе нужно попытаться подойти немного ближе.

Он делает глубокий вдох, который заставляет его морщиться от боли, но что-то подсказывает мне, что это только верхушка айсберга, когда речь заходит о том, чем закончится сегодняшняя ночь, как бы она ни сложилась.

Ему удается набрать обороты, и в ту секунду, когда он оказывается достаточно близко, я протягиваю руки, обнимая его.

Воздух прорезает крик боли, когда я раздавливаю его сломанные ребра, но в остальном он держит себя в руках, пока я заставляю свое тело поднять его.

Мои мышцы напрягаются и дрожат от напряжения, которое я на них накладываю.

Я не чувствую, что добиваюсь чего-то другого, кроме как снимаю с него вес его тела и, вероятно, причиняю ему больше боли, чем он когда-либо испытывал в своей жизни. Но через несколько секунд его вес становится тяжелее, и мы вдвоем рушимся на неумолимый пол в куче дрожащих конечностей и болезненных стонов.

— Черт, — ворчу я, перекатывая тело Анта поверх своего так нежно, как только могу, в то время как мое бедро болит от того места, где я на него приземлился.

Его стон разрывает воздух.

— Ты в порядке, чувак?

Его глаза открываются, удерживая мои, пока он медленно вдыхает и выдыхает.

— Ты ведь сможешь пройти через это, верно? — Мысль о том, чтобы довести этот план до конца без него, вызывает во мне волну паники. Я не оставлю его после всего этого.

Он медленно кивает. — Да. Я справлюсь.

Подползая к тому месту, где его связанные руки покоятся на животе, я быстро развязываю их и вытаскиваю два серебряных ключа оттуда, где они были зажаты между его кожей и веревкой.

Мое сердце учащенно бьется при виде этого.

Итак, многое могло пойти не так. Если бы они вернулись, развязали его и обнаружили, что…

Я содрогаюсь. Мысль об этом невыносима.

Я держу эти два ключа в руке, как будто они самые драгоценные вещи в мире. Это не так, но они могут привести меня к человеку, который таковым является.

Я быстро освобождаюсь от пут одним из ключей, прежде чем отбросить цепь в угол.

Еще через несколько секунд Анту наконец удается оттолкнуться от пола, и с моей помощью он встает на ноги. Хотя, он выглядит чертовски шатким.

— Что теперь?

— Там есть запасной выход. Ведет в деревья. У меня есть… — Подняв руку, он прижимает ее к ребрам. — Спрятанная машина.

— Машина? — Спрашиваю я, впечатленный уровнем его планирования. Но как бы мне ни хотелось обсудить, что именно он задумал, я осознаю, что у нас нет всего времени в мире.