— Было бы лучше, если бы у меня было немного света. Могу я одолжить твой телефон?

Телефон. Просто так, странное заклятие, которое пало на меня, рассеялось. Неужели моя кратковременная память действительно была такой короткой? Я вздёрнула подбородок.

— Зачем спрашивать, когда ты можешь просто взять это?

На секунду он, казалось, опешил. Затем он прищурился:

— Сначала ты взяла у меня кое-что, мисс О'Салливан. Или ты забыла?

— Я ничего не брала.

— Ты делала фотографии без разрешения.

— Это не даёт тебе права грубо обращаться со мной!

Он издал звук недоверия:

— Я не приставал к тебе.

— Тогда как ты это называешь? — мой голос повысился. — Ты схватил мой телефон. Ты положишь на меня свои руки.

— Поверь мне, если я положу на тебя свои руки, ты узнаешь это, — последнее он произнёс чуть громче рычания, которое эхом разнеслось в маленьком пространстве.

Между нами возникло напряжение – примерно на десять процентов драка и на девяносто процентов секс. Этого нельзя было отрицать. Я поняла, что это такое. Судя по выражению его лица и тому, как быстро поднималась и опускалась его грудь, он тоже так думал.

Но мы застряли в лифте. И менее чем десять минут назад он обвинил меня в воровстве и вышвырнул из своего кабинета. Он также подразумевал, что кто-то нанял меня для... чего? Отвлечь его своими сиськами, чтобы я украла его рисунки? Воспоминание о его насмешливом взгляде на мою грудь было подобно ведру ледяной воды в лицо.

Мои глаза достаточно привыкли, чтобы я могла разглядеть свою сумку, и я подняла её с пола и рылась в ней, пока не нашла свой телефон. Я протянула его ему:

— Вот. У него есть фонарик.

Он выглядел так, словно хотел что-то сказать. Затем его челюсть напряглась, а взгляд остыл. Он взял телефон и повернулся к панели управления. Секундой позже вспыхнул фонарик, отбрасывая жутковатый белый отблеск на обшитые панелями стены.

Это позволяло мне свободно изучать Джонатана, пока он работал, и я позволила своему взгляду блуждать. В мужчине в простой белой рубашке было что-то такое, что всегда задевало меня за живое. Ткань была дорогой, я почувствовала её мягкость, когда он обнимал меня, и, вероятно, стоила больше, чем весь мой наряд, да и то немного. Она натянулась у него на плечах, когда он наклонился и вгляделся в панель управления.

Я прикусила губу, когда мой взгляд опустился ниже. Ноги у него были длинные и мощные, парадные брюки чуть тесноваты на икрах.

«Его портному, вероятно, пришлось их расшить», — подумала я, проводя рукой по губам.

Потом была его задница. Я сглотнула. Большинство мужчин, какими бы привлекательными они ни были, не дотягивали до уровня задницы. Только не Джонатан Барнс. С того места, где я стояла, с его видом сзади ни черта не было не так. Брюки, явно сшитые на заказ, подчёркивали подтянутые мужские ягодицы, характерные для рекламы нижнего белья Calvin Klein.

Я снова сглотнула.

— Блять.

Его мягкий выдох заставил меня поднять взгляд:

— Есть успехи?

Он повернул голову достаточно, чтобы я увидела его разочарование:

— Не сдвинется с места.

Моё собственное разочарование росло. Может быть, в глубине души я просто предполагала, что он всё исправит.

Фонарик телефона мигнул и погас, снова погрузив нас в темноту.

Он выпустил ещё одну невнятную бля-бомбу.

Тонкие волоски у меня на затылке встали дыбом, когда я заставила свои глаза привыкнуть, чтобы я могла видеть его.

— Иногда так бывает, — сказала я, и ложь сорвалась с моих губ. Потому что это не так. Во всяком случае, чёртов фонарик включался при малейшем ударе или смещении пальца, обычно ослепляя меня в процессе.

На мгновение воцарилась тишина, затем до меня донёсся его тихий голос:

— Батарейка села.

Я покачала головой, хотя он и не мог меня видеть:

— Это невозможно. Когда я прибыла сюда, он был полностью заряжен, и с тех пор я им не пользовалась.

Разве что для того, чтобы делать фотографии.

Он тяжело выдохнул, затем положил руку на решётку и встряхнул её. Она не сдвинулась с места.

Когда моё ночное зрение снова включилось, я смогла разглядеть большую комнату в промежутках между металлической решёткой. Замысловатый паркетный пол вёл к ряду французских окон, выходивших на длинный балкон. Ледяной палец дурного предчувствия пробежал у меня по спине.

— Что находится на этом этаже?

— Бальный зал. Во многих домах этого периода на верхних этажах располагался бальный зал. Они поместили их сюда из-за...

— Высоты потолков. Я знаю.

Он бросил на меня изучающий взгляд.

— Да, — пробормотал он. — Я полагаю, ты знаешь.

Это бормотание, и вспышка интереса в его взгляде, заставили мой желудок сделать небольшое сальто. Но у меня была более насущная проблема, чем безудержное влечение моего тела к Джонатану Барнсу. Я глубоко вздохнула и спросила:

— Есть ли какой-нибудь другой выход?

— Нет, — он прислонился к решётке и скрестил руки на груди. — Если ты ничего не придумаешь, мисс О'Салливан, то, похоже, ты проведёшь Хэллоуин в этом лифте со мной.