Глава 303. Пик Сышэн. Сюэ Мэн из прошлой жизни

После того как Чу Ваньнин применил технику Разрывания Трупа, перед Дорогой Мученичества образовалась бездонная пропасть. Словно шумный водопад, дождевая вода стекала в это ущелье.

Над пропастью спиной к ним стоял мужчина в черно-золотом одеянии. Сжимая длинный меч в вытянутой руке, он направлял бьющую из него энергию в небесную высь.

Услышав движение за спиной, мужчина чуть шевельнул пальцами и медленно повернул голову.

Это был Мо Жань!

Под завывания северного ветра сердце Чу Ваньнина словно разрубили топором. Все еще не веря собственным глазам, он уставился на человека перед собой… Как такое возможно?!

Бах!

Сверкнула молния и по небу прокатились мощные раскаты грома.

Бледный свет выхватил из тьмы окровавленное лицо Тасянь-Цзюня. Его вид был настолько ужасен, что Ши Мэй, не удержавшись, сделал шаг назад.

Чу Ваньнин же невольно сделал два шага вперед.

Кровавые пятна везде.

Не только все лицо было в крови, вся не скрытая одеждой кожа была рассечена так, что была видна окровавленная плоть. Он был похож на труп, который хотели расчленить, но из-за того, что лезвие было недостаточно острым, просто покромсали. С ног до головы, все тело Тасянь-Цзюня было в рваных ранах, и только брови и глаза напоминали о том красавце, каким он был когда-то.

— …

Губы Чу Ваньнина побелели до мертвенной синевы. Стоя под проливным дождем, он смотрел на зверски порубленного его божественным оружием живого мертвеца.

Мертвец тоже смотрел на него черными глазами, в которых стояли кровавые слезы.

Сознание Тасянь-Цзюня было затуманено: в нем воспоминания сражались с воспоминаниями, душа сражалась с душой и, возможно потому, что это было слишком больно, он невольно прикрывал половину лица той рукой, в которой не было меча.

Смешиваясь с дождем, черно-красная кровь просачивалась между пальцев и стекала вниз.

Его густые ресницы задрожали, когда с негодованием Тасянь-Цзюня и растерянностью образцового наставника Мо он спросил:

— Зачем ты так со мной?

Чу Ваньнин: — …

— Почему хочешь убить меня? — в глазах этого человека застыло отражение Чу Ваньнина. Постепенно растерянность на его лице сменилась беспомощностью и смирением. — Учитель, я снова сделал что-то не так? — пробормотал он.

— Нет…

— Я опять расстроил тебя?

Стоило Чу Ваньнину услышать этот голос, и мир перед его глазами разлетелся на куски и превратился в хаос.

В итоге осталась лишь одна мысль: «А Тасянь-Цзюнь ли это за завесой дождя? Нет… нет, это ведь Мо Жань!»

Неважно император Тасянь-Цзюнь или образцовый наставник Мо, потому что это все равно Мо Жань.

Истекающий кровью Мо Жань неверной походкой шел к нему. Он видел иссеченное кровавыми полосами мертвенно-белое лицо мертвеца и широко открытые глаза, в которых не было ничего, кроме безбрежной скорби.

— Этот я снова в чем-то подвел тебя? Тебе пришлось сделать это со мной.

Дождевая вода, казалось, проникла даже в кости Чу Ваньнина. Дрожа от сковавшего его холода, он смотрел, как Мо Жань шаг за шагом приближается к нему.

Мо Жань рыдал в голос, алые слезы текли из переполненных кровью глаз:

— Не надо снова стегать меня плетью… я тоже чувствую боль… даже если снова повел себя как дурак, даже если опять сглупил… если ты ударишь меня… мне тоже будет больно… Учитель…

Чу Ваньнин был почти раздавлен. Едва заметная дрожь усилилась и в конце концов стала такой сильной, что он не смог устоять на ногах. Упав на колени, Чу Ваньнин свернулся калачиком под проливным дождем. Казалось, все его нутро было разорвано и раздроблено острыми когтями. Сейчас он больше походил на мертвеца, чем стоявший перед ним Мо Жань.

— Прости… — горестно прохрипел Чу Ваньнин, — …прости меня…

«Твои шрамы также глубоки, как моя боль.

Твоя мертвая кровь в итоге пала на меня и терзает мое тело».

Сгорбившись и сжавшись, он встал на колени перед Мо Жанем. Собрав почти все мужество, что у него осталось в этой жизни, Чу Ваньнин поднял голову, но стоило ему вновь увидеть тело, что он сам подверг линчеванию, и он захлебнулся рыданиями:

— Да, я виноват перед тобой…

Он не знал, что пошло не так. Возможно потому, что сохранивший частицу души живой мертвец все еще не мог считаться настоящим трупом, Разрывание Трупа не сработало в полную силу.

Мо Жань не умер, но стремительно сходил с ума. Воспоминания о боли, безумии, неясности и горестях двух его жизней захлестывали его разум.

Он был и Мо Вэйюем, и образцовым наставником Мо, и императором Тасянь-Цзюнем, и малышом Жанем.

Бесчисленные осколки его личности на глазах Чу Ваньнина складывались в этого невероятно изломанного человека.

— Мо Жань…

При звуке его голоса зрачки Мо Жаня едва заметно двинулись. Он остановился как вкопанный. Дождевая вода под его ногами была алой, земля вся в крови.

После секундной паузы этот мужчина с расщепленным божественным сознанием вдруг вспылил. Казалось, в этот момент его тело заняла другая личность. Он начал расхаживать взад-вперед, выражение его искаженного злобой лица становилось все более свирепым и страшным.

— Чу Ваньнин! Так ненавидишь этого достопочтенного, что любой ценой хочешь отнять его жизнь, не так ли? Достопочтенный тоже ненавидит тебя! Не могу дождаться, когда смогу разорвать твое тело на тысячи кусочков, выдрать твои кишки и сожрать твои потроха, чтобы погребенный со мной ты во веки веков не смог обрести покоя в посмертии! Ты не можешь винить достопочтенного, ведь это ты убил меня!..

Рукава черных одежд трепетали на ветру, глаза округлились от гнева.

Тасянь-Цзюнь был вне себя от ярости и напряжен, как до предела натянутая струна. Казалось, еще мгновение и он безжалостно вцепится в горло Чу Ваньнина и разорвет его на куски.

Дальнейшее было похоже на то, когда лук ломается, прежде чем из него была выпущена стрела, или на переломленный в ножнах меч.

С громким хлопком луч голубого света проник в грудь Тасянь-Цзюня. Он тут же замолк, и его глаза потускнели. Через несколько мгновений мертвец медленно выпрямился и с равнодушным лицом встал на обочине Дороги Мученичества.

Чу Ваньнин обернулся и увидел Ши Мэя, который, с трудом стоял, опираясь на скалу в той же позе, в которой метнул заклинание. Его переполненные злым огнем и ядом ненависти персиковые глаза ярко сияли.

— Вспомнили старую дружбу и хватит, — процедил Ши Мэй и поднял два пальца, рисуя в воздухе печать. После этого он уставился на истекающего кровью Тасянь-Цзюня. — Ты ведь знаешь, что самое важное. Раз уж не сдох, то поторапливайся: собери для меня эти последние тридцать марионеток! Быстрее, — переведя дух, он с трудом закончил, — больше нельзя медлить!

Под воздействием его заклинания изначально растерянное лицо императора, на котором переплелись добродетель и порок, постепенно стало таким же спокойным, как стоячая вода, и холодным как лед.

Будь то безумие или ненависть, все эмоции исчезли из его глаз.

Без лишних слов Тасянь-Цзюнь кивнул Ши Мэю, и длинный меч в его руке ярко вспыхнул.

— Да, хозяин, — почти бездумно ответил он.

Подняв руку, он сотворил магический барьер для защиты Ши Мэя, после повернулся в сторону дворца. Его черное одеяние взметнулось, словно крылья коршуна, но не успел он подняться в воздух, дорогу ему преградила чья-то тень.

Чу Ваньнин не дал ему пройти.

Все его тело промокло от дождя, сердце было раздавлено и втоптано в грязь. Он и сам жаждал превратиться в пыль, чтобы эта буря разбила его кости вдребезги и развеяла прах.

Но прежде ему все же нужно было это остановить.

«Было бы так хорошо, если бы как можно больше людей смогли жить немного лучше...»

Именно эти слова сказал ему Мо Жань, когда еще был в ясном сознании, так что пусть ему снова придется испытать эту невыносимую боль, пусть силы его на исходе, он тоже будет держаться до последнего.

— Призываю Хуайша, — хрипло сказал Чу Ваньнин.

Тасянь-Цзюнь слегка нахмурился, когда увидел хорошо знакомый золотой свет в его ладони.

Хуайша.

Проливной дождь.

Разрушающийся мир и безбрежное море крови.

Много лет назад у них уже был похожий день. В тот день они отдали друг другу весь свой праведный пыл, всю свою кровь и все силы. Поставив на кон свои жизни, они бились до тех пор, пока небо и земля не поменяли цвет, и золотой ворон не утонул в западном море[303.1].

Кто мог подумать, что годы спустя битва между учителем и учеником из прошлой жизни может повториться вновь в этом бренном мире.

Может и правда в жизни человека все предопределено, и точно также, как Наньгун Сы было суждено умереть в расцвете юности, Е Ванси стать человеком чести, а Пик Сышэн не мог избежать своего падения, так и Тасянь-Цзюню с Чу Ваньнином было предопределено вновь скрестить мечи в битве не на жизнь, а на смерть.

Будь то ненависть или любовь.

От судьбы не сбежать.

— Призываю Бугуй.

Голос был глубоким и густым, низким и плавным. Изумрудный свет ярко вспыхнул в тусклых глазах Тасянь-Цзюня. Теперь, когда он находился под полным контролем Ши Мэя, в его глазах не было ни капли эмоций. Словно в адском зеркале, в них отражался лишь одиноко стоящий под дождем безучастный ко всему Чу Ваньнин.

Блеск мечей прорвался сквозь облака, наперекор дождю скрестились клинки!

В эпицентре бури две фигуры, белая и черная, сплелись в смертельной схватке. Столкнулись духовные потоки!

Посреди проливного дождя и ураганного ветра они стремительно атаковали друг друга. В одно мгновение земля и песок взметнулись вокруг них, превратившись в смерч. Капли воды разлетелись во все стороны, словно белоснежные брызги морской пены или поднятое взмахом копья облако пыли. На всем пути от горы Хоу до Пагоды Тунтянь они сражались с друг другом, бросив на это все свои силы, и никто не дал слабины.

Этот бой потряс затянутые облаками небеса и заставил дрожать земную твердь. Люди у подножья горы были поражены и напуганы. Один за другим они в изумлении поднимали головы и переглядывались…