Глава 242. Гора Лунсюэ. Императорская наложница[242.1] Чу 18+

Чу Ваньнин еще не определился в своем отношении к событиям, связанным с Наступающим на бессмертных Императором, и ничего не сказал и не спросил.

На самом деле, выражение тревоги на лице Мо Жаня и было лучшим ответом на любые вопросы, так что не было нужды ни о чем его расспрашивать. Кроме того, после стольких ударов, что ему пришлось принять один за другим, он чувствовал себя совершенно разбитым, и разум его погрузился в оцепенение.

Прошло довольно много времени, прежде чем Чу Ваньнин высвободился из объятий Мо Жаня и медленно поднялся на ноги. Не в силах вынести направленный на него пристальный взгляд Мо Жаня, он закрыл глаза и пугающе спокойным голосом произнес:

— Я хочу войти в эту пещеру.

— …

— Раз уж мое другое «я» так усердно потрудилось, чтобы все это организовать, я хочу войти и посмотреть.

— …Ты возненавидишь меня, если узнаешь правду? — это был такой до невозможности наивный вопрос, но Мо Жань все равно не удержался и задал его, а потом и сам пробормотал ответ. — Ты будешь ненавидеть меня.

Зрачки Чу Ваньнина чуть расширились. Наконец, он все-таки повернулся и посмотрел на него:

— Тасянь-Цзюнь… в конце концов, что именно он сделал?

Он не смог сказать «ты», поэтому сказал Тасянь-Цзюнь.

Однако этого хватило, чтобы подарить Мо Жаню проблеск надежды. Однако этот слабый лучик все еще был слишком тонким: с одной стороны, ему хотелось изо всех сил ухватиться за него, а с другой — от страха его душа ушла в пятки.

Губы Чу Ваньнина чуть шевельнулись, глаза слегка сощурились.

— Убил человека?

Мо Жань не ответил.

— Вырезал целый город?

Мо Жань закрыл глаза, продолжая хранить молчание.

Чу Ваньнин вспомнил те странные сны, что видел раньше и считал просто абсурдными эротическими кошмарами, потом подумал о том мужчине в Зале Духа Дракона, о его речах и поведении по отношении к нему, и смутно начал понимать подоплеку всего этого дела. Слова вертелись на кончике его языка, но он все еще не мог задать прямой вопрос и, в конце концов, сказал лишь:

— А я? Разве я рядом с ним[242.2]?

Кадык судорожно дернулся. Он хотел бы ответить, но был не в состоянии ничего сказать.

Мо Жань так долго трусливо бежал от неизбежного, и вот сегодня небесные сети, наконец-то, поймали его и на этот раз в них не было дыры, через которую он мог ускользнуть. Он чувствовал себя преступником, что, преклонив колени, стоял на помосте для казни в ожидании смерти и уже видел тень от палача, который занес над ним свой палаш.

Когда упадет голова? Когда упадет голова…

Внезапно он понял, что больше не желает ждать и снова убегать. Жить вот так, все время ожидая, когда опустится меч, слишком тяжело и изматывающе. Уж лучше он сам разобьет голову о стену, забрызгав все вокруг своей кровью.

Мо Жань открыл глаза и сказал:

— Войдем в пещеру.

Пальцы его шевельнулись, словно он хотел взять Чу Ваньнина за руку, но в конце концов, он лишь потеребил уголок своей одежды и пошел впереди.

Прежде чем войти в эту горную обитель отшельника, он на мгновение замешкался, а после, обернувшись к Чу Ваньнину, растянул рот в широкой улыбке:

— Учитель.

Чу Ваньнин посмотрел на этого молодого человека, который улыбался ему так ярко и пылко, словно хотел в один миг растранжирить все надежды и счастье, что были ему отмерены.

И больше не использовать до конца жизни.

При виде этого улыбающегося лица сердце Чу Ваньнина пронзило отрезвляющей разум болью. Он подошел ближе, но нужные слова так и не пришли ему в голову, душа пребывала в полном смятении, поэтому он просто поднял свою холодную, как лед, руку и погладил такое же холодное лицо.

— … — на миг Мо Жань потрясенно застыл на месте. Медленно его глаза широко открылись.

Чу Ваньнин же закрыл глаза и вздохнул. Крепко схватив и притянув к себе руку Мо Жаня, который больше не смел проявить подобную инициативу, как будто одновременно говоря это самому себе и обращаясь к Мо Жаню, он сказал:

— Я… своими глазами видел, как ты вырос и стал таким, как сейчас. Так что ты — не он. Ты совсем не похож на Тасянь-Цзюня.

Мо Жань, который по-прежнему напряженно вглядывался в его глаза, словно одеревенел. Потребовалось время, чтобы он нашел в себе силы улыбнуться. Горло перехватило, но он смог с трудом выдохнуть:

— Да.

Слезы застлали глаза.

Почему же не похож?

Он самый отвратительный человек в мире, сбежавший из прошлой жизни призрак демона.

Получив такую поддержку и одобрение еще до того, как была поставлена последняя точка, Мо Жань подумал, что Небеса в самом деле благоволят к нему. Что бы ни случилось, после того, как Чу Ваньнин восстановит свою память, он не будет роптать.

Закрыв глаза, Мо Жань взял Чу Ваньнина за руку и, сделав глубокий вдох, вошел в пещеру горы Лунсюэ.

Стоило им зайти внутрь, все, что было снаружи, как будто растворилось и исчезло.

Когда они осмотрели пещеру, то обнаружили, что она очень маленькая, примерно такого же размера, как спальня ученика на Пике Сышэн. Кроме голых стен, внутри был лишь один маленький столик, на котором стояла ржавая и обшарпанная курильница — точно такая же, как в свитке воспоминаний Хуайцзуя. Над курильницей вился слабый дымок. Обычно Мо Жаню не нравились запахи благовоний, однако запах из этой курильницы был не слишком резким и напоминал слабый аромат яблони в цвету.

— Что это за заклинание?

Чу Ваньнин покачал головой. Его голос звучал низко и ровно:

— Я не знаю. Создавший его «я» — не тот человек, кем я являюсь сейчас. Возможно, по воле собственной судьбы он овладевал заклинаниями, которых я не знаю. Это как и у тебя: вряд ли Тасянь-Цзюнь сможет воспользоваться твоей ивовой лозой как оружием.

Он перевел взгляд на струйку дыма, поднимавшуюся от курильницы:

— Может, надо прикоснуться, чтобы она могла опознать нас? — сказав это, он поднял руку и кончиком пальца легонько постучал по курильнице, однако и после этого так ничего и не произошло.

С того момента, как они вошли в пещеру, Мо Жань с нежностью и грустью наблюдал за Чу Ваньнином. Хотя ему совсем не хотелось, чтобы Чу Ваньнин вернул свои воспоминания, он все равно предложил:

— Поскольку эта иллюзия оставлена тем «Учителем» для нас двоих, возможно, одному прикасаться нет смысла. Нужно дать понять, что мы оба уже здесь.

— Хм… давай попробуем.

Одновременно — один слева, другой справа — они осторожно коснулись ажурного узора[242.3] на крышке курильницы. Яблоневый аромат в пещере тут же усилился и струящийся дым хлынул, словно волна, в одно мгновение заполнив всю пещеру так, что теперь невозможно было разглядеть даже пальцы на вытянутой руке. Не ожидавший такого бурного развития событий Мо Жань хотел схватить Чу Ваньнина за руку, но того в один миг поглотили клубящиеся облака дыма.

Мо Жань испуганно позвал:

— Учитель!

Но было слишком поздно. Это клокочущее облако дыма было наполнено необыкновенно мощной и чистой духовной силой, совсем не похожей на силу, рожденную из обычного духовного ядра. Казалось, что за пару мгновений его тело воспарило в небеса и тут же онемело так, что он не мог двинуть ни рукой, ни ногой. Прежде чем и голос отделился от бренной оболочки и перестал слушаться его, Мо Жань изо всех сил попытался окликнуть:

— Учитель, как ты?

Но все, что он услышал, прежде чем окончательно утратил контроль над своим телом, это сорвавшееся с его быстро немеющих губ неясное бормотание.

На самом деле, в этот момент положение Чу Ваньнина мало чем отличалось от его собственного. В густом тумане он снова и снова повторял имя Мо Жаня и поначалу даже смог расслышать, как тот откликнулся, но вскоре наступила мертвая тишина.

— Мо Жань?

В этой непроглядной туманной мгле Чу Ваньнин вытянул руку, пытаясь хоть что-то нащупать, но, похоже, на курильницу было наложено какое-то заклинание, из-за которого пространство вокруг бесконечно расширялось, так что в итоге он так и не смог найти ничего осязаемого.

— Мо…

Внезапно он почувствовал, как что-то сдавило горло. Точно так же, как и Мо Жань, Чу Ваньнин вдруг почувствовал, что не может издать ни звука и практически сразу же обнаружил, что не только лишен возможности говорить, но и пошевелиться не может… вплоть до того, что теперь он был не в состоянии контролировать собственное тело. Сами ощущения были очень похожи на те, что он испытывал прежде в своих снах. Там он также был в сознании, однако мог только смотреть, не в силах двигаться, говорить и хоть что-то изменить.

Его и без того пребывавший в полном хаосе разум совсем запутался. Если нужно было что-то рассказать, то почему бы просто не оставить свиток воспоминаний? К чему все эти сложности?

Прошло довольно много времени, прежде чем туман начал рассеиваться и постепенно исчез совсем.

Он открыл глаза и увидел, что стены пещеры исчезли, и теперь в его зрачках отражался огонек медленно оплывающей красной свечи. Он сидел перед зеркалом за хорошо знакомым столом из желтого сандала. Стол был непривычно чистым, на нем почти не было вещей, так что глубокая царапина на поверхности столешницы была хорошо видна... Ну конечно, это же он сам по неосторожности оставил ее, когда работал пилой, изготавливая Ночного Стража.

…Неожиданно пещера стала выглядеть в точности как Павильон Алого Лотоса.

Чу Ваньнин сидел неподвижно. Похоже, его тело по-прежнему не подчинялось ему. Происходившее слишком напоминало иллюзорный мир Персикового Источника, за одним отличием: оставаясь внутри иллюзии, не в силах контролировать происходящее, он мог лишь снова переживать некоторые уже прожитые кем-то другим события.

Но зачем было использовать именно эту магию? Чего добивался тот Чу Ваньнин? Какие события его прошлой жизни он должен был увидеть своими глазами и что повторно совершить?

Снаружи уже вечерело. Двое служанок, которых прежде он никогда не видел, стояли за его спиной, помогая ему причесаться.