Чу Ваньнин услышал свой срывающийся голос:

— Я… не хочу… тебя…

Похоже, он почти сорвал горло и, если бы Чу Ваньнин не чувствовал, как двигаются его губы, то не поверил бы, что это говорил он сам. По его щеке скатилась слеза.

— Мо Жань… пощади[243.3] меня…

Близкий к безумию мужчина перед ним яростно взвыл и проорал ему в лицо:

— Тогда кто пощадит меня? А? Чу Ваньнин, сам-то ты когда-нибудь думал о том, чтобы кого-нибудь пощадить! Кто может пощадить меня?!

Прижав его к кровати, Мо Жань вытащил из его тела какой-то твердый предмет и отбросил его в сторону. Судя по звуку было похоже, что это рукоятка напильника или трубка подсвечника[243.4]. Кто бы мог подумать, что одной из этих вещей он только что утешал[243.4] себя…

Мужчина коснулся его лица. Возможно, это была лишь иллюзия, но в его голосе, переполненном нетерпением, жаждой и безумием, ему послышались нотки горечи и печали:

— Чу Ваньнин, я так ненавижу тебя… Ты свел в могилу того единственного человека, которого я любил, и что же мне теперь делать? Скажи, как мне поступить? Я могу лишь позволить тебе отплатить мне… забрать остаток твоей жизни и позволить тебе сгореть дотла в моих руках… Чу Ваньнин…

Мужчина сжал в руке свое «убийственное орудие» и направил ко входу в его тело, но то ли пьяное безумие помутило его разум, то ли он был слишком нетерпелив — первый раз обжигающе горячий ствол прошел мимо цели, ударившись о внутреннюю поверхность бедра. Тяжело дыша, он выпрямился и, обхватив Чу Ваньнина за талию, снова попытался войти.

— Ах…

Чу Ваньнин услышал собственный глухой стон. В этот момент его, казалось, растянули до предела. Он слышал тяжелое дыхание мужчины, который заполнил своей горячей плотью его смазанную афродизиаком кишку. Растянутый и наполненный, Чу Ваньнин не смог сдержать дрожь. Капельки пота покрыли его тело с головы до ног, взгляд затуманился… и, в конце концов, страсть захватила и поглотила его.

Перед глазами опять потемнело.

Когда вновь начало светать, он чувствовал бесконечное блаженство.

Тело в мире грез и реальное тело стали неразделимы, так же как он и этот мужчина сплелись телами настолько крепко, что, казалось, разделить их может только смерть. Придавив его к кровати, Мо Жань самозабвенно и яростно трахал его. И каждый раз, вставляя ему до основания, с удовольствием наблюдал, как он, задыхаясь, тихо плачет и судорожно сжимает пальцами мех покрывала из звериных шкур.

Всякий раз, когда мужчина на нем, не сдерживаясь, безжалостно толкался в его тело, прижимая к постели так сильно, словно хотел раздавить насмерть, Чу Ваньнин чувствовал, как его пот, собираясь на животе, капает ему на спину и стекает в ямочки между ягодицами.

— Скажи… ты ведь хочешь, чтобы я трахал тебя? Так распутно втягивая меня в себя, все еще упорствуешь? Блять, да пошел бы ты на хуй[243.5]…

В этот момент, похоже, Чу Ваньнин потерпел полное поражение: ужасающе безумная похоть убила его душу, и все, что осталось — развратное, сверхчувствительное и ненасытное тело, которым играл этот человек.

— Скажи, ну?.. — одержимый дикой похотью, мертвецки пьяный мужчина за его спиной, тяжело дыша, резко и грубо вбивался в него.

— О-о!..

Он толкнулся еще глубже. Обхваченный влажными стенками кишечника огромный член пульсировал, дыхание участилось, глаза покраснели. С низким стоном он обхватил бедра Чу Ваньнина, чтобы, подняв его еще выше и втиснувшись как можно глубже, немного подвигаться внутри, стимулируя этого намазанного изнутри афродизиаком неуступчивого праведника.

На самом деле Мо Жань знал, что проиграл именно он.

Только после того как он использовал самый сильный в мире афродизиак, жирно смазав его на всю глубину проникновения, Чу Ваньнин согласился подчиниться ему.

Это он проиграл.

Но что с того?

Он получил то, к чему так стремился: его непорочный и высоконравственный учитель в конце концов превратился в тяжело дышащую и потерявшую разум от похоти наложницу Чу.

Нет зрелища более возбуждающего и захватывающего, чем это.

Стоило этой мысли сформироваться, и, казалось, его и без того возбужденный член стал еще больше.

— Скажи! Скажи, что хочешь, чтобы я трахал тебя! Скажи, что ты мой человек!

Чу Ваньнин услышал, как сломленное этими бесконечными страданиями и унижениями, его собственное тело снова и снова хрипло и бессвязно бормочет:

— Да… я твой…

Его сознание разлетелось на мелкие кусочки, честь была разорвана в клочья, гордость растоптана, остался лишь пульсирующий и бурлящий внутри тела ужасный водоворот безудержного вожделения.

— Не надо повторять за мной. Ты должен сам сказать, что хочешь, чтобы я выебал тебя, – пусть и не без злого умысла, настаивая на этом, Мо Жань также почти достиг своего предела. Его кадык судорожно дернулся. Не в силах сдержаться, он с ожесточением схватил Чу Ваньнина за ягодицы и с истинно звериной свирепостью яростно толкнулся вглубь его тела.

Под его напором Чу Ваньнин настолько ослаб, что у него не хватило сил удержаться на коленях. Тело стало мягким как глина, отяжелевшие веки чуть прикрыли глаза феникса, частое дыхание прерывалось лишь тихими стонами, которые он больше не мог сдержать.

«Яд Вечной Любви[243.6]» — даже в самой низкой дозировке этот афродизиак мог превратить праведника в похотливое животное.

Мо Жань же выдавил в него больше половины тюбика.

— Хорошо тебе, да? Счастлив, что я тебя трахаю? — держась одной рукой за столбик кровати, другой Мо Жань непрерывно поглаживал грудь и поясницу Чу Ваньнина.

Кровать под ними все сильнее скрипела и ходила ходуном. Глаза пьяного от вина и страсти Мо Жаня горели безумием и похотью.

— Скажи, что хочешь, чтобы я тебя выебал.

Когда Мо Жань снова взял его жестко, быстро и безжалостно, кипящее в крови наслаждение заставило Чу Ваньнина содрогнуться всем телом, потерять контроль над собой и испугаться. В конце концов, он полностью сломался и, тяжело дыша, почти рыдая в голос, прохрипел:

— А-а… а-ах!..

— Кричи это! — Мо Жань закрыл глаза, запрокинул голову и тяжело сглотнул. Безжалостно ударив Чу Ваньнина по ягодице, он приказал. — Громко прокричи это, и я позволю тебе почувствовать себя еще лучше.

— А-а… а-ах… я хочу…

— Чего ты хочешь?

Измученный до потери сознания, отчаявшийся и дрожащий Чу Ваньнин жалобно всхлипнул:

— Выеби меня…

Темная волна, что поднялась в глазах Мо Жаня в этот миг, тут же захлестнула все его тело, отдавшись внизу невыносимо жарким возбуждением. Сколько раз после этого он скользил туда и обратно, то ускоряясь, то увеличивая размах, засаживал на всю длину и полностью вытаскивал, отстранялся, сжимая в кулаке обжигающе горячую и липкую от спермы головку, вставлял, снова безжалостно врывался и шел напролом. В конце концов, накрыв и подавив Чу Ваньнина своим телом, он вошел в него до самого основания и, задыхаясь, пробормотал:

— Учитель, внутри тебя так приятно и тепло, так влажно и жарко, что твой ученик очень скоро пристрастится к тому, как хорошо ты его втягиваешь в себя.

— Ах… да… не останавливайся… ах, немного сильнее, еще… а-а-ах! — тяжело дыша, бессвязно повторял Чу Ваньнин. — Еще быстрее… немного глубже… а-а-а…

Его дрожащие руки оказались схвачены, когда мужчина обнял его сзади и притянув к себе, с непонятно откуда взявшейся какой-то бесконечно отчаянной нежностью вдруг зашептал ему на ухо:

— Ваньнин, сегодня день нашей свадьбы. Как же я хочу, блять, трахнуть тебя так, чтобы ты кончил, и сам хочу кончить в тебя, оставив свое семя в твоем животе… Учитель… ты такой возбуждающе тесный…

— А-а…

— Зачем ты вынуждаешь меня использовать снадобья, чтобы ты тоже захотел делать это? — с этими словами мужчина провел языком по родинке за его ухом. — Ведь очевидно, что тебе тоже нравится, когда я так с тобой обхожусь… верно?

— Я… а-ах…

Когда длинный и толстый член проник до самого конца, почти разорвав его кишечник, в уголках глаз Чу Ваньнина выступили слезы. Лишившись дара речи, он мог только без остановки трясти головой.

— Так тебе нравится или нет?

— …

— Не нравится или нравится? — он вдруг перестал яростно вторгаться в него, просто замерев, все еще глубоко погруженный в его тело. Чу Ваньнин чувствовал, как его член пульсирует от гнева и неудовлетворенного желания в том же ритме, как их горящие от ярости и возбуждения сердца. Это едва осязаемое ощущение многократно усилило его страдания, в горле пересохло, тогда как душа словно промерзла насквозь.

Мо Жань еще пару раз слегка подвигался внутри его хорошо смазанного тела. Подобно корням мощного дерева, что, пробив твердую землю, дают весенним водам пробиться наружу, это движение открыло путь для его плотских желаний.

Чу Ваньнин содрогнулся всем телом и обмяк на кровати.

Мужчина же прошептал ему на ухо:

— Если тебе не нравится, тогда закончим на этом!..

Чу Ваньнин тут же широко распахнул глаза. Хотя сердце его сдавило от боли, он был настолько близок к отчаянию, что взмолился:

— Нет… не надо…

Его веки опять задрожали и медленно сомкнулись:

— Я больше не вынесу….

В самом деле, мог ли он устоять против афродизиака, если доставшаяся ему доза была в сотни, а то и в тысячи раз выше той, что обычно используют люди?

Голос Мо Жаня был таким невнятным и низким, что было довольно сложно различить, что именно он бормочет:

— Тогда чего ты хочешь от меня?

— Войди… я больше не вынесу. Помоги мне…

Человек за его спиной, казалось, тяжело выдохнул. В конце концов, в целом, получив все, что хотел, он притянул его к себе и, усадив сверху, начал яростно двигать бедрами. Никогда еще Мо Жань не входил в него так глубоко. Они буквально склеились плотью и кровью и каждый раз, когда он вскидывал бедра, его мошонка почти наполовину входила в податливое тело. Не в силах сопротивляться собственному желанию, Чу Ваньнин только и мог, что тяжело дышать и стонать, превратившись в руках Мо Жаня в мягкую глину. Что же касается мужчины, что без остановки трахал его, то в какой-то момент он схватил его за подбородок и, повернув его голову, накрыл влажным ртом его губы. Казалось, в этот момент между их губами и зубами зародился неясный вздох, похожий на стон.