Глава 225. Гора Цзяо. Смех безумца

Чу Ваньнин вышел первым. Когда он шагнул на последнюю каменную ступеньку, перед ним появилась огромная открытая платформа, разительно отличающаяся от маленького тесного тоннеля. Подняв взгляд, он понял, что не может рассмотреть, где заканчивается эта платформа, отчего создавалось впечатление, что краем она упирается в Небеса[225.1].

В это время уже светила полная луна. На каменной поверхности не росло ни травинки, ни мха, и лишь присмотревшись, можно было разглядеть человека, сидящего на фоне бегущих облаков под порывами яростного ветра, в самом центре этого грандиозного сооружения.

Сюй Шуанлинь.

Люди, что поднимались на поверхность следом за Чу Ваньнином, увидев Сюй Шуанлиня, ошеломленно замирали. Сюэ Чжэнъюн не удержался от вопроса:

— Что... это... что происходит?

Кто-то позади него испуганно выдохнул:

— Боже мой, как такое возможно?

— Он жив или мертв?

Мо Жань направился прямо к человеку в центре платформы, и чем ближе он подходил, тем более ужасающей и пробирающей до костей казалась открывшаяся перед ним сцена... Сюй Шуанлинь с закрытыми глазами, скрестив ноги, спокойно сидел на земле. Правая сторона его тела полностью разложилась. Гниение достигло таких масштабов, что стало уже практически невозможно различить какие-либо человеческие черты. Зловоние было невыносимым, из тела непрерывно сочился гной, кровь и темная жижа. Со всех сторон вокруг него располагались пять распространяющих зловещую ауру непревзойденных божественных оружий.

Пальцы Мо Жаня непроизвольно сжались, когда он увидел среди них Бугуй.

Его меч был глубоко воткнут в землю. Исходившее от него светло-зеленое сияние стелилось по земле и, соединившись со свечением от остальных четырех оружий, единым потоком вливалось в сердце Сюй Шуанлиня. Неровное призрачное сияние освещало истощенное, лишенное красок жизни лицо живого мертвеца.

За спиной Сюй Шуанлиня клубилась черная дымовая воронка, которая, казалось, вот-вот сформирует магический круг призыва.

Между тем один за другим все больше людей поднималось на платформу.

Хуан Сяоюэ недоверчиво пробормотал:

— Так это... это и есть Техника Боевого Духа[225.2]?

Не знавший, что такое Техника Боевого духа, Сюэ Мэн повернул голову, чтобы спросить у отца, и увидел, как лицо Сюэ Чжэнъюна побледнело. Очевидно, он не мог поверить, что кто-то в здравом уме посмеет использовать подобную магию.

— В конце концов, что это такое?

Сюэ Мэн был не единственным, кто не знал о Технике Боевого духа. Один из молодых людей все же решился вполголоса задать волнующий многих вопрос.

Вглядываясь в лицо Сюй Шуанлиня, Чу Ваньнин ответил:

— Техника Боевого духа — это клятва на крови посвятить свою душу божественному непревзойденному оружию. Согласно этому договору, после смерти душа человека будет разорвана в клочья и поглощена божественным оружием, став жертвой для его закаливания.

— Живой человек приносится в жертву оружию? — удивился Сюэ Мэн. — Зачем это делать?

— Затем, что иногда для реализации поставленной цели заклинателю не хватает собственных духовных сил, — ответил Чу Ваньнин, — при помощи этой техники можно быстро и значительно увеличить духовный потенциал, обменяв свою душу на мощь, которую может одолжить непревзойденное оружие.

На его последних словах внезапно раздался тихий вздох.

Почти все тут же сделали шаг назад. Сюэ Мэн вытащил Лунчэн из ножен и пристально уставился в лицо Сюй Шуанлиня.

В свете луны тот медленно открыл глаза и поднял лицо, одна половина которого оставалась нормальной, а другая — уже превратилась в вонючую грязную жижу.

— Образцовый наставник Чу… милостивые государи, вы все-таки смогли дойти сюда.

Оттолкнувшись одной рукой от земли, он, пошатываясь, поднялся. Его взгляд заскользил по лицам, на которых читалась настороженность, отвращение или страх.

Сюй Шуанлиню было явно наплевать на то, какое впечатление он произвел на них. Единственный оставшийся глаз надменно закатился, демонстрируя весь его сарказм и злобу на мир. Однако, когда он дважды обвел взглядом всех поднявшихся на платформу и не увидел «того самого» человека, его злобная улыбка застыла, а потом и вовсе медленно увяла.

Сюй Шуанлинь содрогнулся и внезапно севшим голосом позвал:

— Е Ванси?!

Сюэ Мэн сердито ответил:

— Думаешь, заслужил право упоминать ее имя?

— Что вы с ней сделали?!

Сюэ Мэн разозлился еще больше:

— А ты можешь как-то на это повлиять? Бессердечный недочеловек, как у тебя совести хватает делать вид, что ты беспокоишься о Е Ванси?

— Беспокоюсь? — казалось, это слово отрезвило Сюй Шуанлиня. На мгновение опешив, он зло прищурился, как будто медленно успокаиваясь, после чего заявил. — Нет, зачем мне о ней беспокоиться? И правда смешно…

Куда более рациональный Цзян Си мрачно сказал:

— Какой смысл с ним разговаривать? Убьем его!

С этими словами он тут же поднял правую руку, и в его ладони появился божественный меч Сюэхуан. Он уже собирался одним махом обезглавить Сюй Шуанлиня, как перед ним возникла черная тень, которая с быстротой молнии пресекла его атаку.

Приподняв брови, Цзян Си процедил сквозь зубы:

— Почему образцовый наставник Мо помешал мне?

— У меня есть к нему вопрос! — поджав губы, Мо Жань отвернулся. В его глазах отразились очень противоречивые эмоции. Казалось, изначально он хотел сказать что-то еще, но, в конце концов, его рот выплюнул только три слова:

— Где твой сообщник?

Сюй Шуанлинь не стал спешить с ответом. Неторопливо, будто специально растягивая время, он потер друг о друга пальцы ног.

Только теперь Мо Жань заметил, что на его ногах опять нет обуви.

— Говоришь, у меня есть сообщник, — Сюй Шуанлинь обнажил в усмешке ровные белые зубы. Со здоровой стороны его улыбающееся лицо все еще выглядело очень выразительным. С намеком на сарказм он продолжил. — Тогда все вы должны понимать, что я не могу говорить о нем. Все-таки я урожденный Сюй и для меня кодекс чести[225.3] боевого братства не пустой звук. Так что, милостивые господа, выдающиеся герои, люди чести и прочие благородные мужи, не тратьте свое время на расспросы.

Бросив красноречивый взгляд на Цзяньгуй в руке Мо Жаня, он продолжил:

— Не стоит пытаться допросить меня. В худшем случае я могу просто откусить себе язык… при желании всегда найдется способ не сказать правду.

Ошеломленный Сюэ Мэн в изумлении воскликнул:

— Ты... такому человеку, как ты, хватает наглости говорить о кодексе чести…

— Странно, а почему мне нельзя о нем говорить? — ответил Сюй Шуанлинь. — Друзья помогают друг другу; старший брат должен быть добр к младшему, а младший брат — почтителен к старшему; учитель должен быть добр к ученику, а ученик — почитать учителя, как отца; хорошие люди должны наслаждаться миром и покоем, а злые — наказаны по грехам их[225.4] — именно так должен быть устроен мир. Думаешь, что эти принципы могут понять только такие люди, как ты?

Сюэ Мэн вытаращил глаза, пораженный его бесстыдством. Ткнув в его сторону, он только и мог что повторить за ним:

— Старший брат должен быть добр к младшему, а младший брат почтителен к старшему? Учитель должен быть добр к ученику, а ученик — почитать учителя, как отца?.. Ты?!

Сюй Шуанлинь медленно и неспешно ответил:

— Да, а что не так?

— Тебе не стыдно? Ты, человек, который искалечил своего брата Наньгун Лю и подстрекал его съесть духовное ядро вашего учителя Ло Фэнхуа… после всего сотворенного зла, ты в самом деле… можешь в полный голос заявлять... «именно так должен быть устроен мир»?

Услышав эту серию риторических вопросов в исполнении Сюэ Мэна, Сюй Шуанлинь оскалился в улыбке и не стал их опровергать. Вместо этого он вдруг спросил его:

— Юноша, сколько тебе лет?

— А ты с какой целью интересуешься?

— Ладно, не говори, — Сюй Шуанлинь смерил его оценивающим взглядом с головы до ног и объявил, — думаю, тебе чуть больше двадцати. В двадцать лет молодые люди с огнем в крови и открытым сердцем смотрят на жизнь широко открытыми глазами. Расправив плечи, они гордо стоят между небом и землей, чувствуя, что в этом мире нет ничего, с чем нельзя справиться, — сделав паузу, он со смехом добавил, — действительно, это лучший возраст.

Сияние от непревзойденных божественных оружий непрерывно струилось по земле, продолжая вливать в него огромные духовные силы. Смешав их в равных долях с собственной духовной мощью, он использовал этот духовный поток, чтобы управлять многотысячной армией камней Чжэньлун, подавляя сопротивление некоторых особенно сильных марионеток. От этого его тело гнило и разлагалось так быстро, что это можно было видеть невооруженным глазом.

Но Сюй Шуанлиню было все равно. Похоже, он даже не замечал, как зло пожирает его тело. Он медленно расхаживал взад-вперед вдоль клубящегося за его спиной магического барьера:

— Двадцать лет… Знаешь, чем я занимался, когда был примерно твоего возраста?

— Что еще ты мог делать? — Сюэ Мэна распирало от благородного гнева. — Кто не знает о той дичи[225.5], что ты тогда творил? Отобрал перстень главы у своего старшего брата, чтобы узурпировать его место и возглавить Духовную школу Жуфэн, убил двух уважаемых глав других орденов, а когда люди потребовали у тебя ответить за это по справедливости, ты выколол им глаза… Ты отбитый на голову извращенец, беспринципный и бессердечный недочеловек, глухой к мнению и чувствам других людей тиран! Если бы мне суждено было натворить такое в двадцать лет, то я предпочел бы скоропостижно скончаться в двенадцать!

Увидев, как распалился его сын, Сюэ Чжэнъюн испугался, что если Сюэ Мэн в самом деле спровоцирует Сюй Шуанлиня, то может и не справиться с последствиями. Понизив голос, он шепотом попытался его урезонить:

— Мэн-эр, поменьше говори.

— Ой, да ладно, — к всеобщему удивлению, услышав его замечание, Сюй Шуанлинь лишь с улыбкой махнул рукой. — Пусть продолжает, почему бы ему не высказаться?