Глава 177. Учитель притворяется спящим

Чу Ваньнин два дня до этого не смыкал глаз и уснул очень крепко. Движения Мо Жаня были нежными и осторожными, поэтому он не проснулся, даже когда тот поднял его и отнес на кровать.

Мо Жань положил Чу Ваньнина на середину кровати, осторожно придерживая под шею рукой, подложил под голову подушку и укрыл одеялом.

Покончив с этим, он как зачарованный уставился на умиротворенное лицо спящего, изучая каждый миллиметр кожи и каждую черточку красивого лица, от черных как смоль бровей до бледных тонких губ.

Такой красивый.

Его Учитель, его Ваньнин, как он может быть настолько красив?

Подобная красота может убить. От одного взгляда его сердце стало мягким, как масло, а нижняя часть тела твердой, как сталь.

Кожа на голове онемела, волосы на загривке встали дыбом, мысли смешались. Мо Жань прекрасно понимал, что это неправильно, но любимое лицо было так близко, а исходивший от тела тонкий, еле уловимый аромат яблони дразнил, царапая сердце множеством мягких когтистых лапок. Он страстно желал прямо сейчас наброситься на Чу Ваньнина, сорвать с него эту одежду и любить его нагое тело, переплетясь с ним на этой теплой постели.

Возможно из-за того, что кровь Мо Жаня вскипела и забурлила в венах, а сердце стучало так громко и сильно, как зовущий в бой барабан, или, может, его пылающий неудовлетворенной страстью взгляд был слишком обжигающим, но крепко спящий мужчина вдруг проснулся.

Чу Ваньнин открыл глаза, и сон вмиг слетел с него.

— …

Какое-то время оба молчали. Пойманный на месте преступления Мо Жань ошеломленно замер, а только что очнувшийся от сна Чу Ваньнин был растерян и напуган. Широко открытые глаза феникса встретились с пылающим взглядом Мо Жаня.

Наконец, сбросив оцепенение, Чу Ваньнин строго спросил:

— Что ты делаешь?

Выражение, которое он видел на лице этого внушающего трепет молодого мужчины сложно было описать словами. Когда тот начал медленно наклоняться и низко навис над ним, от испуга Чу Ваньнин забыл как двигаться и дышать.

— Ты…

Тело Мо Жаня склонялось все ниже и ближе…

Сердце билось все громче и быстрее... Бам-бам-бам.

Пшшш…

Стоявшая в изголовье кровати оплывшая свеча зашипела, и слабый свет померк, после чего напряжение между ними только усилилось, а атмосфера стала еще более неоднозначной.

Мо Жань еще немного наклонился и задернул плотный полог, затем выпрямился и пересел на край кровати.

Опустив голову, он исподлобья посмотрел на лежащего в кровати Чу Ваньнина, после чего низким и ровным голосом произнес:

— Я видел, что Учитель крепко уснул, и хотел задернуть полог, но не подумал, что могу разбудить вас.

Чу Ваньнин не издал ни звука. Используя подушку для опоры, он чуть наклонил голову и посмотрел на него.

Висящий на металлических кольцах темно-желтый полог тихо колыхался за спиной Мо Жаня. Пламя от горевшей на столе свечи, казалось размытым и отдаленным, словно она находилась за покрытым изморозью окном. Из-за полумрака красивое лицо сидевшего рядом молодого мужчины было почти не различить, и только черные глаза ярко блестели в темноте словно две падающие звезды.

Мо Жань вдруг позвал его:

— Учитель.

— А?

— Есть кое-что, о чем я хочу спросить вас.

— …

Похоже, под покровом темноты его ученик стал куда смелее.

Сердце Чу Ваньнина тревожно сжалось: неужели он хочет спросить о том парчовом мешочке?

На его спокойном как гладь пруда лице не отразилось ничего, но в груди поднялся девятый вал.

…Еще ведь не поздно притвориться спящим?

Но Мо Жань спросил:

— Где мне лечь спать?

Чу Ваньнин: — …

И пусть Мо Жань усердно трудился большую часть ночи, теперь ему нужно было принять тот факт, что в итоге придется довольствоваться подстилкой на полу…

— Хотя, кровать слишком маленькая, – на самом деле, он сразу же пожалел о своем вопросе. Учитывая то, что он был полон сил и желания, да еще и знал вкус тела Чу Ваньнина, ложиться вместе с ним было плохой идеей. Учителю лучше не знать, какой ужасной может быть его сорвавшаяся с поводка похоть. — Лучше уж посплю на полу.

— …У тебя есть, что постелить?

— Есть какая-то лежанка.

— Ты не замерзнешь?

— Нет, просто подложу побольше соломы.

Мо Жань тут же отправился за рисовой соломой и, вернувшись с целой охапкой, аккуратно разложил ее на полу. Окончательно проснувшийся Чу Ваньнин больше не хотел спать. Повернувшись на бок, он приподнял полог и тихо наблюдал, как молодой человек быстро и умело подготовил место для сна.

— …

— Спокойной ночи, Учитель, добрых снов.

Мо Жань, не раздеваясь, лег в свою импровизированную постель и укрылся тяжелым ватным одеялом. Черные глаза мягко и спокойно взглянули на лежащего в кровати Чу Ваньнина.

Чу Ваньнин прочистил горло:

— Кхм.

Глядя на Мо Жаня, который всем видом демонстрировал послушание, Чу Ваньнин внутренне облегченно выдохнул. Натянув на лицо привычное надменно-холодное выражение, он с показной небрежностью опустил полог и устроился поудобнее в своей постели.

Но вдруг Мо Жань опять поднял голову, а потом и сел.

— Что случилось?

— Нужно погасить свет.

Он встал и задул свечу.

Комната погрузилась в тишину. Терзаемые страхами и надеждами, учитель и ученик лежали каждый в своей кровати, наблюдая, как во мраке ночи тускло мерцают созданные ими бабочки и яблоневые цветы.

— Учитель.

— Что опять? Ты будешь спать или нет?

— Буду спать, — этой ночью тихий голос Мо Жаня был наполнен какой-то особенной кроткой нежностью. — Просто я вдруг понял, что мне нужно поговорить с вами кое о чем.

Чу Ваньнин сжал губы. Несмотря на то, что его испуг не был таким сильным как в первый раз, сердце забилось быстрее и в горле пересохло.

— Я тут подумал… Учитель, когда вы спите, всегда забиваетесь в самый угол. Не стоит так стеснять себя, ложитесь на середину кровати.

В низком, приятном слуху голосе чувствовалась едва заметная улыбка.

Чу Ваньнин поспешно отмахнулся:

— Я так привык.

— Почему?

— В моей комнате вечный беспорядок. Как-то я ворочался во сне, упал с кровати и поранился о валявшийся на полу напильник.

Выслушав его объяснение, Мо Жань долго не подавал голоса.

Не дождавшись ответа, Чу Ваньнин спросил сам:

— Что не так?

— Ничего, — ответил Мо Жань, но теперь его голос прозвучал гораздо ближе. Чу Ваньнин повернулся и сквозь полог в тусклом свете, который отбрасывали бабочки и цветы, разглядел, что тот подтаскивает свою подстилку ближе к его кровати.

Наконец, Мо Жань снова улегся и с улыбкой сказал:

— Пока я здесь, Учителю не о чем беспокоиться. Теперь вы точно не поранитесь, если упадете, — чуть помолчав, он добавил, — я буду здесь.

— …

После небольшой паузы Мо Жань услышал, как человек, лежащий на кровати, тихо фыркнул и пробормотал:

— У тебя такие твердые мышцы на руках, что если я свалюсь на тебя, вряд ли это будет лучше, чем упасть на напильник.

Мо Жань рассмеялся и ответил:

— У меня есть часть тела и пожестче, просто Учитель ее еще не видел.

Изначально он имел в виду свои грудные мышцы, но еще до того, как последнее слово слетело с его губ, он понял, насколько пошло[177.1] прозвучала эта фраза, оцепенел и тут же поспешил оправдаться:

— Я не это имел в виду.

Услышав первое предложение, смущенный Чу Ваньнин просто промолчал, но когда прозвучала вторая фраза, между ними словно разверзлась пропасть неловкости.

Конечно, он знал, что у Мо Жаня есть невероятно твердое и обжигающее орудие, более устрашающее, чем рукоять огромного меча созданного им механического воина. Даже если не вспоминать об этом злополучном рейтинге размеров заклинателей мира совершенствования, он и сам смог убедиться в этом, прочувствовав его мощь даже через одежду. Неудивительно, что это грандиозное орудие страсти внушало людям страх и трепет.

Взволнованный Чу Ваньнин строго сказал:

— Спи!

— …Да…

Но как тут заснешь?

Страсть и любовь, подобно расплавленной лаве, терзали и томили этих двух человек в надежде излиться, ласково облизывая трещины в их сердцах. В комнате стало так тихо, что они слышали не только каждое движение, но и слабый звук дыхания друг друга.

Заложив руки за подушку под головой, Мо Жань широко открытыми глазами следил за огненно-красными бабочками, порхающими по комнате. Одна из них спланировала вниз и села на полог, осветив его мягким алым светом.

В этой звенящей тишине Мо Жань вдруг кое-что вспомнил…

Человек, спасший его в кошмарной иллюзии Чжайсинь Лю на озере Цзиньчэн, шепнул ему кое-что на ухо.

В тот момент его сознание было затуманено, и он не был уверен, что эти слова не пригрезились ему. Но теперь, хорошо все обдумав, Мо Жань был готов поверить, что, скорее всего, тогда он не ослышался.

Возможно, это правда… и он слышал, как Чу Ваньнин тогда сказал: «Я тоже люблю тебя».

Сердце Мо Жаня билось все быстрее и быстрее. Пробившийся росток в его груди превратился в нежную веточку, на которой появились первые листья и бутоны. Подпитываемая его волчьим сердцем, щедро политая его порочными желаниями очень быстро эта веточка выросла в пышное дерево, закрывшее небеса.

В голове загудело, перед глазами мелькали цветные круги. Чем больше он об этом думал, тем больше чувствовал, что что-то тут не так…

«Я тоже люблю тебя».

Я тоже люблю тебя…

Если он в самом деле тогда просто ослышался, почему, после того как они очнулись от кошмара озера Цзиньчэн, Чу Ваньнин отказался признаться в том, что именно он спас его?

Но, что если он все же не ослышался?!

Если Чу Ваньнин и правда сказал тогда именно это…

Мо Жань резко сел. Он был так взволнован, что не смог сдержаться и хрипло позвал:

— Учитель!

— …

Несмотря на то, что человек за пологом даже не шевельнулся, Мо Жань все же продолжил:

— Сегодня, когда стирал одежду, я нашел одну вещь. Это…

За пологом было тихо.

— Вы знаете, что это? — стоило ему произнести эти слова, и он сам испугался своей смелости. Надо же быть таким глупым, чтобы настолько бестактно спрашивать об этом Чу Ваньнина.