С грустью в сердце Мо Жань вспомнил, как в прошлой жизни Сун Цютун поняла, что он втайне испытывает чувства к Чу Ваньнину, она сразу же прониклась ненавистью к нему и, воспользовавшись отсутствием Мо Жаня во дворце, из ревности вырвала ему все десять ногтей на руках.

Что будет, если Е Ванси окажется во власти такой женщины? Ответ тут совершенно очевиден.

Злые дела Сун Цютун не были чем-то глобальным и напоминали острый гвоздь, впившийся в пятку, или наживую выдернутый ноготь. Она умела прятать свои мелкие пакости за непростительными преступлениями других людей и, усугубляя агонию жертв истинных злодеев, продлевала свою жалкую жизнь.

В этом мире у величайших героев и злодеев один удел: когда Небеса падают на землю, они ломают самое высокое дерево. Сначала они уничтожили самого достойного и доброго героя, такого как Чу Сюнь, вытолкнутый вперед парой слабых рук. Потом раздавили самого порочного деспота, такого как искупавший мир в крови миллионов людей Тасянь-Цзюнь.

Но если бы более мелкое зло в течение дней, месяцев и лет не копилось под небесами, не было бы тех шрамов, что один за другим легли на тело и душу Мо Жаня, сотворив из него величайшего злодея.

Иначе разве мог бы в этом мире родиться Наступающий на бессмертных Император, Мо Вэйюй?

— Вмешавшись в это дело, ты не боишься попасть под перекрестный огонь? — спросил Чу Ваньнин.

Мо Жань понимал, что на этот раз он в самом деле хватил через край[162.3] и показал больше, чем должен был.

В прошлой жизни Е Ванси была утоплена им в море крови, в этой, даже если слава или упадок школы Жуфэн не были связаны с ним, Мо Жань помнил, что задолжал Е Ванси целую жизнь, поэтому, даже если это выходило за рамки приличий и могло навлечь на него подозрения, он без колебаний вмешался в это дело и сделал все, что от него зависело.

Мо Жань хотел, чтобы не только Чу Ваньнин, но и все те люди, с которыми он плохо обошелся в прошлом, эту жизнь прожили намного лучше. В глубине души он все еще надеялся, что сможет искупить собственные грехи.

— Боюсь, кто бы не боялся, — ответил Мо Жань, — но раз уж я узнал эту правду, в конце концов, мне пришлось найти способ успокоить свою совесть.

Хотя Чу Ваньнин по-прежнему считал, что в этом деле Мо Жань повел себя излишне самонадеянно, но выслушав его доводы, с оговорками принял их. Тем более, что ветер донес до них странный тошнотворно-сладкий запах, и тут же перед ними внезапно поднялся мощный духовный поток.

Прежде, чем Чу Ваньнин успел среагировать, побледневший Мо Жань прошептал:

— Плохо дело. Это Вэйци Чжэньлун!

— Там впереди?

Поднявшийся ночной ветер разнес трупную вонь по всей округе. Вырвавшиеся из трещины в небесах злые духи уже вовсю бесчинствовали и продолжали прибывать. Точно так же, как когда-то в Цайде, из земли в небо поднялись пять путей[162.4] — столбов света, соответствующих пяти основным элементам: металл, вода, дерево, огонь и земля.

Взгляд Чу Ваньнина заледенел:

— Это он.

Мо Жань, естественно, сразу понял, о ком речь... Озеро Цзиньчэн, Персиковый Источник, город Цайде… Исчезнув на пять лет, он вновь вернулся, тот самый закулисный злодей, фальшивый Гоучэнь!

Вот только в глубине души Мо Жань смутно чувствовал, что эта партия Вэйци Чжэньлун полностью отличается от всего, с чем они сталкивались прежде. На этот раз не было никакого прикрытия или маскировки… такое чувство, что их противник действовал очень нагло, с полной уверенностью в победе.

Испуганные лесные птицы вспорхнули с веток и разлетелись кто куда. Мо Жань одним рывком догнал Чу Ваньнина, и вместе они взмыли навстречу Небесному Расколу.

В непосредственной близости от дыры можно было разглядеть выползающих из клокочущего огня адской трещины демонов и чудовищ. Увидев это, Мо Жань пробормотал:

— Последний Круг Ада…

На этот раз, как и пять лет назад в Цайде, открылся Последний круг ада!

Мо Жань тут же развернулся и вцепился в запястье Чу Ваньнина:

— Учитель, не ходите туда!

— …Глупости не говори.

Мо Жань и сам понимал, что ведет себя глупо, но за две свои жизни он дважды видел, как раскалываются небеса, и оба раза последствия для него стали воплощением самого страшного кошмара. Увидев в Небесах эту Адскую пасть третий раз, как он мог не волноваться?

Вот только его слова «не ходи туда» и в самом деле не имели никакого смысла.

Природу людей трудно изменить, особенно когда речь идет о таком человеке как Чу Ваньнин. Дай ему хоть десять тысяч выборов и шансов спастись, перед лицом опасности он не будет прятаться, не убежит и не отступит. Поэтому сейчас, беспомощно глядя на Чу Ваньнина, Мо Жань не знал, как ему подобрать правильные слова.

Взглянув на него, Чу Ваньнин тихо сказал:

— Не беспокойся, я буду осмотрителен.

После этого он поднял руку и призвал Тяньвэнь. Усиленная влитой в нее духовной силой золотая лоза засияла, заструилась и засверкала вокруг него, словно взорвавшийся в ночи фейерверк.

Мо Жань восхищенно вздохнул, не в силах отвести взгляд от Чу Ваньнина. Между его пальцами тоже возник ослепительный свет, исходящий от явившегося на его призыв Цзяньгуя. Сияющее очищающим алым огнем оружие Мо Жаня идеально дополнило[162.5] божественный золотой свет Тяньвэнь. Разлученные века назад, вновь воссоединившись в бою, эти две божественные ивовые лозы стали несокрушимым оружием.

— Да… понимаю, я не буду вас отговаривать. Учитель, что бы вы не делали, я буду с вами.

В их горящих решимостью глазах отражалось божественное золотое сияние, оттененное греховным алым пламенем.

— Я вместе с Учителем.

Чу Ваньнин оказался застигнут врасплох жаром и исступленным желанием, что он увидел во взгляде Мо Жаня. В глазах его ученика отражалось слишком много эмоций, и часть из них, определенно, выходила за рамки того, что можно было назвать любовью к своему учителю, но даже сейчас он не осмелился попытаться разобраться, что это за неопознанные чувства.

Подняв руку, он ткнул Мо Жаня пальцем в лоб:

— Благодарности не жди.

Мо Жань на мгновение оцепенел, затем обхватил его руку и потянул вниз. Сжимая ладонь Чу Ваньнина, он изо всех сил сдерживал себя, чтобы не наброситься на него с поцелуями, и только со смехом сказал:

— Ну, нет так нет. Тогда пора идти.

Две тени бессмертных воителей, подсвеченные сиянием готового к бою божественного оружия, быстро достигли сердца охотничьих угодий ордена Жуфэн.

Это было озеро Ганьцюань.

Прибыв на место, Чу Ваньнин и Мо Жань укрылись в мандариновой роще. Питающий озеро духовный поток исчез, и в эту холодную зимнюю ночь на поверхности озера уже появился толстый слой льда. Вокруг озера по сторонам света был выстроен периметр с четырьмя ключевыми точками, в центре каждой из которых блестела рукоять оружия.

Чу Ваньнин тихо уточнил:

— Четыре божественных оружия четырех разных атрибутов?

Мо Жань сначала замер в изумлении, но быстро пришел в себя и ответил:

— Значит, все те кражи божественного оружия последние пять лет, действительно, его рук дело…

— Но в Цайде он использовал живые человеческие сердца, так почему сейчас вдруг поменял тактику?

Мо Жань собирался ответить, но тут Чу Ваньнин прервал его, кивнув на что-то:

— Тихо, посмотри туда.

Проследив за направлением его взгляда, Мо Жань увидел группу личных телохранителей Духовной школы Жуфэн, которые медленно брели по поверхности замерзшего озера. Среди них были и те молодые совершенствующиеся, которые этим вечером отправились на охоту. Из груди у всех непрерывным потоком струились тонкие ручейки духовной энергии, стекающиеся к божественному оружию сродственному духовному элементалю каждого из заклинателей. Именно эти многократно усиленные мощью божественного оружия чистые духовные потоки, собравшись вместе, пронзали Небесный Свод, образуя разлом между мирами. Эта стремительно увеличивающаяся, непрерывно исторгающая нечисть пасть вела прямо на Последний Круг Ада.

Широко открыв глаза, Мо Жань изумленно спросил:

— Что они делают?

— Все выглядит так, будто все охранники уже утратили сознание и находятся под полным контролем камней Вэйци Чжэньлун. — Чу Ваньнин нахмурился, его блуждавший по толпе взгляд, вдруг замер. Обычно бесстрастное лицо исказилось и смертельно побледнело. Когда он судорожно стиснул плечо Мо Жаня, его пальцы дрожали.

— В чем дело? — Мо Жань обернулся. Заметив в толпе бредущих людей хорошо знакомую фигуру, он в ужасе воскликнул:

— Сюэ Мэн?!