Глава 159. Учитель, больше всего я боюсь Тяньвэнь

Хотя Наньгун Лю сохранял внешнюю невозмутимость, на лбу у него выступили капельки пота. Он уже успел оценить духовную мощь незваного гостя и понять, что его слова не пустой звук, поэтому не сразу смог справиться с волнением и страхом. Только ради сохранения репутации Главы самой могущественной в мире духовной школы он взял себя в руки и смог выдавить:

— Милостивый государь, кто вы? Зачем ворвались в орден Жуфэн посреди ночи?

— Я ведь все уже сказал. Просто хочу предостеречь от непоправимой ошибки. Не позволяй своему сыну жениться на той, кто того не стоит.

Как только он произнес эти слова, все гости начали украдкой переглядываться.

Сплетня о тайной интимной связи Е Ванси и Сун Цютун давно уже разлетелась по всем окрестностям и, похоже, была известна всем, кроме Наньгун Сы, который был ее неотъемлемой частью, и Наньгун Лю.

Но приглашения на свадьбу были уже разосланы, да и брачное обязательство подписано. Разве удастся ордену Жуфэн сохранить лицо, если сейчас они пойдут на попятную? Губы Наньгун Лю на миг дрогнули, но он, презрительно хмыкнув, заявил во всеуслышание:

— Только мой сын может решать, на ком ему жениться. В этом деле помощь посторонних нам не нужна.

Человек в черном со смехом ответил:

— У Главы такая широкая душа. Оказывается, для него даже не важно, а принадлежит ли сердечко Сун Цютун семье Наньгун, или оно так и осталось в семье Е.

Сун Цютун задрожала от ярости, ее лицо стало бледным, как у покойницы, а прекрасные глаза широко распахнулись.

— Ты клевещешь! — крикнула она.

— Почему это я клевещу? Неужели ты уже успела позабыть все те скандальные вещи, которые прежде творила вместе с Е Ванси?

Е Ванси, не ожидавший, что его имя будет упомянуто, был так ошеломлен, что на мгновение впал в ступор. Когда же до него дошло, о чем говорил человек в черном, ко всеобщему удивлению, первой его реакцией был совсем не гнев, а совершенно искренний смех.

— Что за бред ты несешь?

— И вовсе не бред. Я не стал бы говорить, если бы не видел все своими глазами, — убежденно возразил человек в черном. — Не жалея денег, Е Ванси выкупил Сун Цютун на аукционе Сюаньюань. Это общеизвестный факт, ведь тогда свидетелями торга стали многие заклинатели. Потратив целое состояние, чтобы заполучить эту красавицу, господин Е, какие цели ты преследовал?

— Я увидел ее бедственное положение и не мог не вмешаться.

— Значит «не мог не вмешаться»? Но если даже ты просто решил спасти деву в беде, что помешало впоследствии отпустить ее на свободу? Почему ты оставил ее при себе, да еще привел в орден Жуфэн и взял в услужение?

— Сун Цютун — костяная бабочка, и это уже стало известно всем. Если бы я просто отпустил ее, боюсь, она сразу же стала бы жертвой непорядочных людей. Поэтому я и привел ее в школу Жуфэн, чтобы дать возможность где-то осесть и начать новую жизнь.

— Возможность где-то осесть? Да господин Е у нас добрый самаритянин[159.1], раз, проводя дни напролет в компании несравненной красавицы, он ни разу не вышел за рамки приличий.

Речь человека в черном была полна насмешки и грязных намеков, но Е Ванси совсем не смутился. В ответ на все обвинения он лишь спокойно ответил:

— Моя совесть чиста.

Несмотря на его слова, никто ему не поверил. Так уж повелось, что люди мерят поступки других по своей мерке. Большинство гостей были заклинателями Верхнего Царства, и выпади им удача заполучить прекрасную костяную бабочку, они бы скорее позволили проломить себе голову и переломать кости, чем выпустили такой трофей из рук. Никому из них и в голову не могло прийти, что кто-то может захотеть защитить костяную бабочку вместо того, чтобы заняться с ней двойным совершенствованием или просто потушить и съесть. Как эти люди могли поверить в искренность Е Ванси?

Поэтому собравшиеся в зале гости переглядывались и практически на всех лицах читались презрение и насмешка. Тревожная атмосфера испорченного праздника была щедро сдобрена низменным удовольствием от подглядывания за грязными подробностями чужой личной жизни.

Наньгун Сы хмуро сказал:

— По-моему, ты просто ищешь проблем на свою голову и, пользуясь ситуацией, пытаешься очернить орден Жуфэн. Какое тебе дело до того, на ком я женюсь? Знать не хочу кто ты и откуда, катись туда, откуда пришел.

— Молодой господин Наньгун, как же плохо ты разбираешься в людях, — в процессе всего разговора человек в черном расхаживал по залу и вдруг остановился прямо напротив Сун Цютун. Насмешливо хохотнув пару раз, он обратился к ней, — барышня Сун, твой жених так слепо верит тебе. Неудивительно, что после всего ты можешь позволить себе сидеть здесь без тени волнения и краски на лице и вести себя как жена наследника ордена Жуфэн.

Однако Сун Цютун вовсе не была так спокойна, как люди рядом с ней. Полным напряжения голосом она крикнула:

— Не смей ставить под сомнение мою чистоту!

— После того, что у тебя было с господином Е, о какой чистоте ты говоришь? — голос человека в черном зазвучал еще более убежденно, — почти сразу после того, как он спас тебя, ты сама вызвалась прислуживать ему. Когда вы двое стали встречаться тайком, то были уверены, что никто ничего не узнает, однако все это время я был рядом и следил за вами из темноты. Если ты не хочешь, чтобы другие люди узнали о твоих постыдных поступках, не совершай их, иначе ты…

Тут Сун Цютун внезапно вскочила на ноги и перебила его криком:

— Ты все врешь!

— Если я вру, почему ты так дрожишь?

— Я… меня оскорбляют… я… — она испуганно взглянула на Наньгун Сы. — Господин…

Наньгун Сы привлек ее к себе и заслонил свой спиной. Пара свирепых волчьих глаз мрачно уставилась на человека в черном:

— Не смей обливать людей грязью.

— Я обливаю людей грязью? Чтобы до тебя, наконец, дошло, я расскажу тебе кое-что, — со смехом сказал человек в черном. — Молодой господин Наньгун, ты ведь уже знаешь, что у красавицы Сун на бедре левой ноги есть приметная красная родинка, не правда ли?

Услышав это, Наньгун Сы словно окаменел:

— Ты…

— Размером она где-то с рисовое зернышко, ярко-красного цвета, но не темно-красная, а кроваво-алая. Если бы я своими глазами не видел, как эта девица развлекается с господином Е, откуда бы мне было знать об этой пикантной детали?

— Это…

— Молодой господин!.. — Сун Цютун в панике схватилась за рукав Наньгун Сы и со слезами на глазах пыталась оправдываться, — это неправда, все не так! Меня оболгали!.. Должно быть, он подсматривал за мной во время купания…

— Что интересного в том, как ты моешься? — перебил ее человек в черном, которому, похоже, ее слова пришлись не по вкусу. — Если уж за кем-то подглядывать, так лучше взобраться на Пик Сышэн и посмотреть, как купается и переодевается старейшина Юйхэн.

История о том, как ученица пыталась подсмотреть за купанием старейшины Юйхэна, в мире совершенствующихся давно уже стала притчей во языцех, которую в красках пересказывали сказители в каждой чайной. Когда человек в черном упомянул об этом, многие из гостей восприняли его слова как забавную шутку. Те смельчаки, которые рискнули своими глазами увидеть реакцию Чу Ваньнина, тут же испуганно отвели взгляд, потрясенные убийственной яростью, исказившей его ледяное лицо.

Между тем человек в черном обошел вокруг Наньгун Сы и Сун Цютун и вдруг, словно придя в восторг от пришедшей ему в голову идеи, захлопал в ладоши и со смехом сказал:

— Да, точно! Я вдруг кое-что вспомнил! Когда господин Е выкупил барышню Сун на аукционе в Палате Сюаньюань, в подтверждение качества товара на ее руку самим Божественным Мастером Ханьлинем была нанесена шоугунша. И раз уж барышня Сун до сих пор прозрачна, как лед, и чиста, как яшма[159.2], а я своим поганым ртом необоснованно позорю честное имя девушки, значит, на ее запястье до сих пор должна была сохраниться печать, нанесенная киноварью.

Выдержав театральную паузу, он ехидно взглянул на дрожащую, как лист на ветру, побелевшую от страха Сун Цютун, и с легким смешком продолжил:

— Барышня Сун, раз ты утверждаешь, что все еще чиста и непорочна, что мешает тебе предъявить нам доказательство своей невинности?

Обескураженный Наньгун Сы оглянулся на Сун Цютун и сказал:

— Ничего страшного, просто покажи им ее, пусть все увидят и…

И потрясенно замолк, увидев, что губы Сун Цютун совсем потеряли цвет, лицо стало белее листа бумаги, зубы стучали, а тело била дрожь. Наконец, все еще не понимая, что происходит, он удивленно спросил:

— Что с тобой… Что случилось?

Сун Цютун отпустила руку Наньгун Сы и отступила на шаг. Вцепившись в собственный рукав, заливаясь слезами, девушка затрясла головой:

— Нет… ни за что…

Наньгун Сы в шоке уставился на нее. Все выглядело так, словно он уже понял, что произошло, и теперь не мог выдавить из себя ни слова.

Продолжая холодно усмехаться, человек в черном с притворным участием спросил:

— Что такое? Не можешь?

— Нет, все не так… это ошибка… я тоже не знаю, как… — силы покинули Сун Цютун, и она, рыдая в три ручья, обессиленно опустилась на пол. — Я не знаю… Я тоже не знаю… умоляю… пощадите меня…

Она плотно прижимала рукав к руке так, что под ним ничего нельзя было рассмотреть, но такое поведение говорило само за себя, и все свидетели этой сцены уже поняли, что слова человека в черном правдивы, и шоугунши на ее запястье больше нет.

Она была девственной невестой, до свадьбы не делившей ложе со своим будущим мужем, но киноварный девственный замок на ее руке исчез.

Прыгнув в реку Хуанхэ, от грязи не отмыться[159.3], и теперь девушке было сложно оправдаться.

Человек в черном как раз хотел что-то добавить, как вдруг в тишине раздался ясный и холодный голос, привлекая всеобщее внимание к прямой и стройной фигуре поднявшегося с места Чу Ваньнина:

— Киноварная печать на запястье барышни Сун была на месте еще несколько дней назад. Это противоречит твоим словами о ее давней порочной связи с господином Е. Боюсь, что ты намеренно замыслил погубить их.