Глава 139. Учитель, сладких снов

Сначала Мо Жань пораженно замер.

Потом всей грудью вдохнул знакомый аромат яблоневых цветов. Пусть лицо Чу Ваньнина не отражало никаких эмоций, но его рукав касался лба и век Мо Жаня очень нежно и осторожно. Но, самое главное, этот человек в белой, как снег, одежде сейчас был так близко, что он без труда мог рассмотреть каждую трещинку на его мягких губах. Ему нужно было лишь чуть-чуть наклонить голову, чтобы поцеловать эти нежные лепестки, а потом совсем чуть-чуть усилить нажим, чтобы добраться до сладких тычинок, спрятанных в глубине этого бутона.

— Победа за тобой. Но так как ты не разбудил меня, то это не чистая победа, — внезапно заявил Чу Ваньнин, закончив вытирать пот с его лба.

Мо Жань от неожиданности оцепенел, а затем широко улыбнулся:

— Я не выиграл. Победил Учитель.

— Разве после полудня не ты не жал рис?

— Когда я вернулся, поля были почти убраны. На городском рынке я изрядно потратился на теплые вещи. Чтобы получить выгодную цену, пришлось обойти все лавки, так что я припозднился, – ответил Мо Жань. — Значит, Учитель убрал больше риса.

Чу Ваньнин недоверчиво фыркнул, однако было видно, что его удовлетворил этот ответ.

Очень скоро он спросил:

— А на что ты так потратился на рынке? Купил матрас?

Прежде, чем Мо Жань успел что-то сказать, стоявшая рядом с ним Лин-эр, не желая оставаться в тени, поспешила встрять в их разговор и с улыбкой ответила за него:

— Бессмертный господин купил очень много вещей. Лошадка смертельно устала это все тащить из города до деревни.

— Да ничего особенного. Немного угля и всего по мелочи. А еще мясо и чуть-чуть сладостей.

— Ничего себе по мелочи! — возразила Лин-эр. — Бессмертный господин купил каждой семье по набитому ватой матрасу. Лошадка еле дотащила до нас заполненную доверху повозку, а уж потом оставшиеся дома старики помогли ее дотолкать.

Чу Ваньнин немного удивился:

— Откуда у тебя столько денег?

— Накопил потихоньку, — рассмеялся Мо Жань. — На самом деле, эти матрасы здесь стоят не так уж и дорого по сравнению с их стоимостью в Верхнем Царстве.

— Что насчет мяса?

— Купил по ходу дела и отдал деревенскому старосте, чтобы завтра его приготовили для всех.

С тем же каменным выражением лица Чу Ваньнин продолжил допрос:

— А сладости?

Лин-эр со смехом захлопала в ладоши:

— Бессмертный Мо купил их для деревенских детишек и раздал, как только вернулся. Там были и солодовые конфеты, и османтусовый цветочный торт. Местные дети таких сладостей никогда в жизни не пробовали, так что не описать словами, как все сейчас счастливы, — сделав небольшую паузу, она радостно закончила, — и мне тоже достался кусочек.

Эта девушка определенно была из тех, кто в любой ситуации умеет хорошо пристроиться. Кроме того, она была настолько непосредственной, что уже несколько раз вмешивалась в их разговор. Хотя Чу Ваньнин до сих пор не обращал на нее особого внимания, стоило этим словам прозвучать, и он удостоил ее холодным взглядом:

— Вкусно было?

Ничего не подозревающая Лин-эр рассыпалась в похвалах:

— Ой, очень вкусно, слаще меда!

Чу Ваньнин неожиданно холодно усмехнулся:

— В таком случае попроси у него еще, — после этих слов он раздраженно взмахнул рукавами и пошел прочь. Не понимая, чем опять рассердил Учителя, Мо Жань хотел было догнать его, но вдруг ему на глаза опустилась тьма. Это Чу Ваньнин стянул с плеч его одежду и швырнул ему в лицо. Стащив черную ткань с головы, Мо Жань бросил на него полный беспокойства взгляд:

— Учитель?

— Ходишь в чем мать родила, почти голый, на что это похоже?! Ты не замерз, а по мне так уже достаточно похолодало! — строго отчитал его Чу Ваньнин. — Одевайся!

— …

Несмотря на то, что Мо Жаню было очень жарко, он без слова возражения тут же оделся, раз уж Чу Ваньнин так сказал. Материал сразу же пропитался потом, и одежда неприятно прилипла к телу. Из-под густых ресниц Мо Жань непонимающе воззрился на Чу Ваньнина.

Нахмурив свои похожие на мечи черные брови, Чу Ваньнин скомандовал:

— Подними ворот! Грудь открыл, чтобы глазели все?! Совсем стыд потерял!

— …

Мо Жань сразу же плотно запахнул полу и высоко поднял ворот, так чтобы из-под него не было видно ни кусочка голой кожи. Однако, вопреки ожиданиям, даже скрытая одеждой, знойная красота его тела еще сильнее будоражила воображение. Одного взгляда на подобающим образом одетого ученика хватило, чтобы по непонятной причине Чу Ваньнин почувствовал себя еще более удрученным. Раздраженно взмахнув рукавами, внутренне сыпля проклятиями, он стремительно удалился, оставив позади ошарашенного Мо Жаня, похожего на брошенного хозяином глупого пса.

Наблюдавшие за этой сценой деревенский староста, его жена и Лин-эр были весьма озадачены. Опечаленная случившимся девушка про себя подумала: «Этот бессмертный господин… такой жестокий… я никогда не встречала такого чудного человека с таким дурным характером…»

Ей было так жаль Мо Жаня, что она решилась шепотом выразить ему свою поддержку:

— Ваш учитель очень дурно обходится с вами. Только такой мягкий и добрый человек, как вы, может терпеть его и не… — Лин-эр начала говорить, отвернувшись в сторону, но когда она повернула голову и встретилась взглядом с Мо Жанем, то тут же умолкла, подавившись окончанием фразы. Всегда улыбающийся и доброжелательный со всеми бессмертный господин Мо смотрел на нее с гневом и злобой. На миг ей почудилось, что на нее смотрит не человек, а оскалившийся волк.

Она захлопнула рот, а Мо Жань поспешно опустил голову. Когда девушка снова взглянула на него, на лице этого заклинателя было все то же открытое и доброжелательное выражение. В сердце своем Лин-эр даже усомнилась, а не привиделась ли ей та странная перемена, или этот великодушный и сдержанный мужчина только что показал ей свое истинное нутро хищника?

— Прошу меня простить, вам придется заканчивать без меня, — глухо сказал Мо Жань. — На сердце неспокойно, я должен догнать его, – с этими словами он развернулся и широким шагом пошел прочь.

Чу Ваньнин стоял на берегу реки. Пух от семян тростника парил над водой и кружился в воздухе, поднимаясь к небесам. Заходящее солнце уже наполовину погрузилось в хрустальные воды, превратив их в бушующую пламенную реку.

Мо Жань бежал так быстро, что, когда догнал Чу Ваньнина и остановился у него за спиной, дыхание его сбилось:

— Учитель.

— …

— Я сделал что-то не так?

— Нет, — ответил Чу Ваньнин.

— Тогда почему вы выглядите недовольным?

— Я доволен.

— Что? — остолбенел Мо Жань.

Чу Ваньнин повернул голову и мрачно повторил:

— Я доволен и недоволен.

Мо Жань:

— …

Он не рассчитывал, что Чу Ваньнин будет говорить загадками. Внимательно изучив выражение его лица, он вдруг рассмеялся от посетившей его идеи:

— Я понял, отчего Учитель недоволен.

Хотя в этот момент Чу Ваньнин вцепился в края широких рукавов и едва заметно передернул плечами, лицо его сохранило все то же невозмутимое выражение:

— Говорю же, я…

Мо Жань, однако, уже подошел к нему и, заложив руки за спину, встал рядом с ним под деревом. На берегу реки рос очень старый баньян[139.1], оголенные толстые корни которого выступали над землей, напоминая переплетения кровеносных сосудов, уходящих глубоко в тело земли.

Стоя на одной из таких древесных артерий, Мо Жань казался еще выше.

Чу Ваньнин, который был на взводе, почувствовал себя еще более раздраженным и сказал:

— Спустись немедленно!

— Ой.

Мо Жань тут же легко соскочил с выступающего древесного нароста и приземлился рядом с Чу Ваньнином.

Это дерево было похоже на огромного спящего дракона, свернувшегося на земле так, что незанятой его «кольцами» земли было совсем немного.Чу Ваньнин как раз занял самый большой кусок ровной поверхности, так что, если Мо Жань не хотел стоять на корнях, он должен был встать вплотную к самому Чу Ваньнину.

Спрыгнув вниз, Мо Жань постарался как можно ниже наклонить голову, так что его дыхание коснулось ресниц Чу Ваньнина, и тот смутился еще больше. Сохраняя невозмутимое выражение лица, он попытался исправить положение и сказал:

— Поднимись обратно!

— … — Мо Жань не смог сдержать смеха. — То спустись, то поднимись, Учитель, вы разыгрываете меня?

Разумом Чу Ваньнин тоже понимал, что ведет себя по-дурацки и, как только Мо Жань прямо сказал об этом, помрачнел еще сильнее и больше не произнес ни слова.

Мо Жань вынул руку из-за спины и волшебным образом в его ладони появилась горка конфет, завернутых в пестрые обертки из рисовой бумаги.

— Не сердитесь, я приберег их для вас, — Мо Жань протянул ему руку увенчанную этим медово-сладким холмом.

Но Чу Ваньнин разозлился так, что от ярости его чуть не вырвало кровью. Сурово сдвинув брови, он завопил:

— Мо Вэйюй!

— Да?! – Мо Жань тут же выпрямился.

— Кому нужны твои сладости? Думаешь, я трехлетний ребенок? А может, за капризную девицу меня держишь? Я абсолютно не… ммм!..

…круглую конфетку прижали к губам и запихнули прямо в рот.

Чу Ваньнин потрясенно замер.

Сначала покраснели кончики его ушей, а потом румянец захватил все лицо, и было совершенно не понять: от стыда это или от гнева. Широко распахнутые глаза феникса испуганно и сердито взирали на этого улыбающегося мужчину перед ними.

— С молочным вкусом, — сказал Мо Жань, — вашим любимым.

Чу Ваньнин вдруг разом лишился дара речи и сил к сопротивлению. Он чувствовал себя котом, который обнаружил, что ему остригли когти. Он мог сколько угодно скалить зубы и топорщить шерсть, но это были лишь пустые угрозы.

Он так и не выпустил изо рта конфету с молочным вкусом.

Словно выпавшей из скирды соломинкой, ветер играл выбившейся при поспешном бегстве прядью у виска. От одного взгляда на Учителя сердце Мо Жаня начало зудеть от нестерпимого желания протянуть руку и аккуратно пригладить эти непослушные волосы.

Так вышло, что Мо Жань был человеком, который сначала делал, а потом думал.