Глава 197. Учитель не лис-искуситель[197.1]

Из-за этих слов Мо Жаня Чу Ваньнин чуть не сгорел от стыда. Больше не обращая на него никакого внимания, он поспешно выбрался из купальни Мяоинь и ушел не оглядываясь.

Добродетель нужна человеку, как дереву кора, так почему этот бесстыдник посмел говорить такие постыдные вещи, совершенно не заботясь о сохранении его достоинства?.. Неужели Мо Жань действительно рассчитывал, что он кивнет головой и согласится?

Если хочешь чего-то, то просто сделай и все, зачем о таком спрашивать?!

На следующий день заболел старейшина, преподающий историю и литературу[197.2], и Сюэ Чжэнъюн попросил Чу Ваньнина провести занятие вместо него и проверить качество усвоенных учениками знаний. Лекции по изучению канонических текстов посещало огромное количество учеников, поэтому он предложил Мо Жаню помочь Чу Ваньнину контролировать дисциплину и разъяснять неясные моменты.

У Чу Ваньнина было три ученика, и все они были очень занятыми людьми, так что, выбирая между Ши Мэем и Мо Жанем, Глава руководствовался очень простым принципом «наименьшей привлекательности»: Ши Мэй был очень утонченным и красивым, Мо Жань прослыл дружелюбным и отважным героем. Оба они были очень популярны среди младших учениц, вот только Ши Мэй, который из хилого юноши с годами превратился в настоящего красавца с нежным голосом, длинными ногами, тонкой талией, удивительно красивым лицом и очень мягким и уступчивым характером, в равной мере нравился не только женщинам, но и мужчинам.

Несмотря на свою невосприимчивость к женским чарам, Мо Жань, попавший в толпу восторженных поклонниц, оказался не способен из нее выбраться.

— Брат-наставник Мо, брат-наставник Мо, я не понимаю это предложение, можешь мне объяснить?

— Старший брат Мо, я не понимаю разницу между этими двумя заклинаниями, брат-наставник может научить меня?

— Брат-наставник Мо…

После того, как Мо Жань закончил объяснять расплывшейся в улыбке девятой по счету младшей ученице, почему мантра «Десять тысяч волн, обращенных вспять» должна быть начертана именно так, как она нарисована в канонической книге ее создателем, Чу Ваньнин, наконец, не выдержал. Нахмурив брови, он через несколько рядов сидящих учеников бросил на Мо Жаня самый что ни на есть мрачный и холодный взгляд.

Мо Жань, которого со вчерашнего дня он всячески избегал, на самом деле, в глубине души чувствовал себя немного обиженным.

В прошлой жизни он вел себя с Чу Ваньнином очень грубо, поэтому в этой старался быть с ним очень бережным и заботливым. Теперь каждый раз, делая шаг в отношениях, он хотел убедиться, что Чу Ваньнин всем доволен, поэтому сейчас не мог понять, что же он сделал не так. Неужели вчера ему не стоило задавать тот вопрос?

А может все дело в неправильном обращении? Возможно, вместо «Мой любимый Учитель, в следующий раз можно мне войти?» ему нужно было сказать: «Мое любимое золотце*, в следующий раз можно мне войти?»

И вот, после целого дня отчуждения, поймав обращенный на него свирепый взгляд Чу Ваньнина, Мо Жань моментально ожил и расцвел яркой улыбкой, подобно молодой китайской капусте, политой чистой водой в жаркий день.

— …

Он и правда не понимал, с чего вдруг у этой толпы красивых девушек[197.3] так много вопросов именно к нему.

Они что действительно такие глупые? Если им и в самом деле что-то непонятно в этой мантре, то создатель «Десяти тысяч волн, обращенных вспять» прямо здесь. Почему бы просто не спросить у Чу Ваньнина, вместо того, чтобы виться вокруг него, громко призывая на помощь «брата-наставника Мо»?

Чу Ваньнин был недоволен, но ничего не сказал. Он лишь молча, но многозначительно взглянул на Мо Жаня.

Заметив этот взгляд, Мо Жань сразу понял, что что-то пошло не так, но по стечению обстоятельств именно в этот момент десятая младшая ученица замахала руками, пламенно призывая его на помощь:

— Старший брат Мо!..

— Прости, сейчас я несколько занят, — с улыбкой сказал Мо Жань и, указав на Сюэ Мэна, добавил, — спроси у брата-наставника Сюэ.

После чего он сразу направился к Чу Ваньнину, оставив эту, совсем юную[197.4], младшую ученицу разочарованно кусать перо и тяжело вздыхать.

— Учитель, что случилось? Похоже, вы чем-то недовольны?

Чу Ваньнин поджал губы, но так как он не мог сказать напрямик, что именно ему не нравится, то, чуть поколебавшись, ответил:

— Я немного устал. Пусть Сюэ Мэн следит за той частью зала, а ты помоги мне присмотреть за этой.

Мо Жань ни капли не усомнился в сказанном и, чуть кивнув головой, тут же принялся добросовестно исполнять свой долг, следуя за Чу Ваньнином по рядам. Удивительное дело, но пока он находился рядом с Чу Ваньнином, гораздо меньше девиц стремилось задавать ему вопросы. Неужели в этой части аудитории собрались более умные ученики?

Теперь, когда Чу Ваньнин не слышал этого надоедливого «брат-наставник Мо» или еще более раздражающего «старший брат Мо», настроение его немного улучшилось. Все с тем же каменным лицом он неспешно расхаживал между рядами учеников, декламирующих канонические писания, как вдруг краем уха услышал разговор двух младших учеников:

— Старший соученик, старший соученик, сейчас я тебе кое-что расскажу. В купальне Мяоинь объявилась лиса-оборотень!

— А? Что ты сказал?

— Вчера, когда я уже заканчивал мыться в купальне с дикой сливой и собирался вернуться, то вдруг вдалеке услышал такой… э-э-э… звук… определенного рода движений…

Его старший соученик выглядел по-настоящему изумленным. Он несколько раз открыл рот, прежде чем все-таки решился спросить:

— Может, это была какая-то пара безрассудных учеников?

— Кто бы мог быть настолько смелым? Это совершенно невозможно! Одно дело — заниматься подобным наедине, укрывшись от чужих глаз, а другое — прийти в купальню Мяоинь. Если старейшина Юйхэн или старейшина Таньлан поймают за таким, они ведь тут же все ноги переломают! Это абсолютно точно не могли быть ученики из нашей школы!

— Ой, и то правда.

— Это несомненно лиса-оборотень, что отбирала ян, чтобы восполнить инь[197.5]. Сегодня вечером я позову с собой несколько учеников, чтобы устроить облаву на эту хитрую лисицу. Поймать этого демона было бы большой заслугой, ведь неправильно смотреть сквозь пальцы на то, как она соблазняет наших соучеников, верно?

— Ну, в целом ты конечно прав, но видел ли ты, кого из наших соучеников она соблазнила вчера вечером?

— …В купальне Мяоинь такой густой туман, чтобы рассмотреть лица мне пришлось бы подойти к ним вплотную. Я ведь еще девственник, а вдруг приглянулся бы этой похотливой лисице, и она затащила бы меня заниматься двойным совершенствованием, — смущенный младший ученик болтал и болтал, как вдруг, подняв глаза, заметил, что у его собеседника какое-то очень уж странное выражение лица. Протянув руку, он подергал его за рукав:

— Что случилось? Что у тебя с лицом?

— …

Младший ученик, наконец, почувствовал холодок за своей спиной и, медленно повернувшись, увидел старейшину Юйхэна, который с непостижимым выражением на лице смотрел прямо на него. Ощутив исходящую от него ледяную ауру, юноша испуганно ойкнул и поспешил извиниться:

— Простите, старейшина!

— Ты пришел сюда изучать канонические писания, значит изучай канонические писания. Какого черта ты тут болтаешь о призрачном наваждении, демоническом соблазнителе и двойном совершенствовании? — мрачно отчитал его Чу Ваньнин. — Считаешь, что это очень увлекательно? Читай книгу, а если услышу, что ты снова несешь чепуху — накажу, — закончив свою пламенную речь, он раздраженно взмахнул рукавами и ушел.

Мо Жань, который слышал весь этот разговор от начала и до конца, хотел рассмеяться, но не осмелился. Не спуская сияющих любовью глаз со спины Чу Ваньнина, он не мог не задаться вопросом: как ему удалось понравиться этому праведному и серьезному человеку? Как вышло, что Чу Ваньнин сам захотел быть с ним вместе?..

В его груди разлилось тепло и горечь, и этот кисло-сладкий вкус рассеялся, лишь когда после занятий в Зале Циншу[197.6] он, не в силах больше сдерживаться, крепко обнял и нежно поцеловал перебиравшего свитки Чу Ваньнина.

Раздраженный Чу Ваньнин хлопнул его бамбуковыми дощечками по голове и начал отчитывать:

— Это все твоя «хорошая идея»! После этой истории в купальне Мяоинь... кем по твоей прихоти я теперь стал?

С трудом сдерживая смех, Мо Жань потерся кончиком носа о край его уха и, прикинувшись святой невинностью, ласково промурлыкал:

— И кем же стал Учитель?

Глаза Чу Ваньнина широко раскрылись от изумления, ведь он и подумать не мог, что после всего случившегося по его вине, Мо Жань поведет себя как последний бесстыдник:

— Ты!..

Ямочки на щеках Мо Жаня словно наполнились медом. Он снова поцеловал Чу Ваньнина и со смехом сказал:

— Что там эти маленькие братишки болтали о лисе-искусительнице? Отбирал… что?.. А-ха-ха, отбирал ян и восполнял инь?

— Если еще раз скажешь это, я тебя убью, — Чу Ваньнин почти засунул бамбуковые дощечки ему в рот.

— У-бу-бу… Можно я хотя бы выберу, как умереть? — продолжал веселиться Мо Жань. — Тогда пусть в купальне Мяоинь лиса-искусительница отбирает мой ян, пока я не умру от истощения? Какой же прекрасный способ…

— Мо Вэйюй!

С той поры Чу Ваньнин больше никогда не соглашался мыться в купальне Мяоинь вместе с Мо Жанем.

Через несколько дней, перед завтраком, госпожа Ван отозвала Мо Жаня в сторону, чтобы поговорить с ним об одном деле.

— Жань-эр, во время своих странствий, несколько лет назад, ты не встречал в Ущелье Сюэ[197.7] одну странную барышню?

— Что за барышню? И в каком смысле странную?

— Белокожая, без единой кровинки в лице, любит одеваться в красные одежды, с собой всегда носит корзину и иногда заговаривает с путниками, посетившими Ущелье Сюэ…