— Кто ты?!

Мо Жань же тихо спросил его:

— Молодой господин, это тесто от пельменей… могу ли я… вы не могли бы отдать его мне?

— Отдать тебе? С чего бы мне отдавать тебе что-то?

— Вы… вы же его не едите… поэтому я спросил…

— Я такое не ем. Наша семья достаточно богата, чтобы есть то, что хотим, – ребенок указал палочкой на двух откормленных щенков, сидевших рядом с ним. — А чем тогда я буду кормить собак, если отдам тебе тесто?

Мо Жань изо всех сил постарался натянуть на лицо заискивающую улыбку:

— А если собаки больше не захотят есть…

— Как это они могут не захотеть есть?! Мы кормим их тушеной свининой каждый день, а это тесто от пельменей им на пару укусов. Так что не останется тут ничего для тебя. Иди своей дорогой. Убирайся!..

Когда Мо Жань услышал про тушеное мясо, то невольно покосился на одну из упитанных собак и представил, каким вкусным был бы этот жирный щенок, если его сварить…

Не сдержавшись, он сглотнул подступившую к горлу слюну.

И это не ускользнула от взгляда богатого мальчика. Он шокировано уставился на Мо Жаня и в изумлении воскликнул:

— О чем это ты думаешь?

— Я не хотел… я просто…

— Ты что, хочешь съесть Ванцайхэ и Ванфу[110.15]?

Мо Жань сбивчиво попытался оправдаться:

— Нет-нет, я просто очень голоден и не могу не думать об этом, простите меня…

Но молодому господину уже было все равно, что он говорил. Стоило ему услышать «не могу не думать об этом», и он в лице переменился от ужаса, шарахнувшись в сторону.

Избалованный ребенок из богатой семьи и представить не мог, что кто-то может хотеть съесть этих двух милых собачек, стороживших ворота его дома. Он побледнел от ужаса, испугавшись этого страшного безумного мальчика, что стоял перед ним, и истошно завопил во все горло:

— Кто-нибудь, сюда! Скорее! Вышвырните его отсюда!

Подбежавшие слуги без разговоров начали пинать Мо Жаня, а он в этот момент думал только о том, как дотянуться до пары кусков теста, валяющихся на земле. Зажав их в руке, он облегченно выдохнул. Теперь они могли бить его сколько угодно, он ни за что не разожмет руку.

Испугавшийся маленький господин выронил из рук тарелку и убежал, а бамбуковая палочка и несколько пельменей остались лежать на земле.

Не замечая ударов, Мо Жань упрямо пополз к этому месту. Схватив палочку, он попытался подтянуть к себе пельмени. Маленькое худое тело было все в синяках, под уже заплывшим глазом проявлялся огромный фингал, глаз заплыл, но разбитые губы растянулись в искренней улыбке, и все грязное личико светилось от счастья.

Осталось целых два.

Пельмени вместе с начинкой!..

Один для него и один для мамы…

Или оба для мамы, а он может поесть и теста. Тоже неплохо…

И все же он не успел схватить эти пельмени. В суматохе один из слуг наступил на них сапогом. Бамбуковая палочка треснула и сломалась, золотистое жареное тесто лопнуло, и мясная начинка была втоптана в грязь.

Мо Жань оцепенело замер, сжав в руке грязную сломанную бамбуковую палочку. Удары, что продолжали сыпаться на него сейчас ощущались не больнее, чем капли дождя. Но стоило ему посмотреть на пельмени, которые больше нельзя было съесть, и из его глаз хлынули слезы. Они лились из-под распухших посиневших от ударов век, оставляя дорожки на грязном окровавленном лице, черты которого было уже не разглядеть.

Он всего лишь хотел доесть то, от чего отказался другой ребенок. Он не сделал ничего плохого.

Почему лучше выбросить и втоптать в грязь, лишь бы это не досталось ему?

Позже, когда Мо Жань вырос и стал молодым господином Пика Сышэн, многие люди из его окружения льстили и угождали ему, расхваливая на все лады. На его день рождения, ради того, чтобы завоевать его благосклонность, те, кто раньше не удостоил его и словом, пришли к его порогу с щедрыми дарами и поздравительными речами.

Ребенок, который ползал на коленях, подбирая втоптанное в землю тесто от пельменей, вдруг оказался на вершине, восхваляемый и превозносимый до небес. Он стоял перед горой подарков, учтиво принимая поздравления, но сердце его тревожно сжималось от нехорошего предчувствия.

Ему казалось, что еще чуть-чуть и все эти чудесные подарки отберут у него, или они будут раздавлены и уничтожены, как те пельмени из его детства. В этот момент перед глазами была картинка: он тянет руку к пельменям, но не успевает схватить и засунуть в рот, потому что они оказываются втоптанными в грязь. Потому, получив что-то, он старался как можно быстрее воспользоваться этой вещью: то, что он не мог съесть сразу, Мо Жань старательно прятал в оборудованном в своей комнате тайнике. Каждый день он доставал из своего хранилища припрятанные «сокровища» и пересчитывал их по несколько раз.

Как-то раз Сюэ Мэн со смехом сказал:

— Ха-ха-ха, это же коробка с рисовыми пирожными, которую нам прислали из Терема Цинфэн, что в Линьане. Разве не расточительно съесть их за раз? Посмотри на себя! Как голодный призрак сразу затолкал все себе в брюхо. У тебя их кто-то отнимет что ли?!

В то время Мо Жань только появился на Пике Сышэн, и на душе у него все еще было тревожно.

Поэтому в ответ на насмешливые слова новоявленного младшего двоюродного брата он лишь улыбнулся, слизнул крошки с губ и принялся открывать следующую коробку со сладостями.

Сюэ Мэн был поражен:

— Ого, вот это аппетит! Ты не лопнешь?

Но Мо Жань был озабочен только едой.

— Э… на самом деле, если ты наелся, не надо себя заставлять. Каждый год на свой день рождения я получаю множество коробок со всякими сладостями. Как съесть их все за раз…

Мо Жань набил рот до отказа, так быстро пережевывая еду, что, конечно, подавился. Он поднял на стоящего перед ним юношу слезящиеся иссиня-черные глаза.

В этот момент Мо Жань вдруг вспомнил, как в детстве встретил ребенка из богатой семьи, который мог позволить себе привередничать в еде и есть только начинку от жареных пельменей, а тестом кормить собак.

Сюэ Мэн тоже вырос, не зная нужды, поэтому мог вот так мимоходом сказать «если наелся - не ешь» и «никто это у тебя не отнимет».

Он искренне, от души восхищался подобным отношением к жизни и также истово завидовал ему.

Теперь, когда сам он стал молодым господином из уважаемой семьи, который был одет в красивую одежду и мог есть самые дорогие блюда, ему следовало бы научиться вести себя подобающе, жить в роскоши и сорить деньгами.

Но он так не мог.

Мо Жань схватил стоящий рядом стакан воды и, вульгарно шумно глотая, залпом осушил его. Протолкнув застрявшее в горле пирожное, он через силу продолжил впихивать в себя подаренную ему еду.

В дальнейшем он достиг титула Государя, наступающего на бессмертных.

Теперь весь мир принадлежал ему[110.16].

Со всего мира ему слали красавиц, редкие вина, вкусную еду, золото, жемчуга, драгоценности и другие диковинные вещи.

Однажды из Линьи к его двору прибыл знатный торговец, владеющий медными копями. На его руднике нашли очень редкий минерал, добыть который не удавалось пару тысяч лет — огненный черный нефрит. Этот торговец заявил о желании преподнести сокровище в дар императору.

Подобные драгоценные подношения обычно присылали чиновники, чтобы получить повышение по службе, или главы сект, мечтающие получить защиту и покровительство. Мо Жань не был заинтересован в этой «мышиной возне» и особо не вникал в подобные вещи.

Однако именно в тот день Чу Ваньнин опять свалился с лихорадкой. Мрачно хмурясь, Мо Жань подумал о том, что черный огненный нефрит считался лучшим средством для того, чтобы рассеять холод и согреть тело. Вот незадача, еще утром этот задохлик был бодр и свеж, но стоило этому достопочтенному возжелать провести с ним в кровати день-другой, и он тут же завял и теперь лежит болезный, мозоля глаза Тасянь-Цзюня… Поэтому этого так вовремя явившегося дарителя с драгоценным нефритом в отличие от прочих просителей он решил принять лично.

Торговец был примерно одного с ним возраста, очень толстый, в уголке его рта была приметная крупная родинка, с торчащими из нее черными волосками.

Восседая на троне во Дворце Ушань, Мо Жань, скрестив руки на груди, кончиком пальца потер подбородок. В гробовом молчании он разглядывал просителя до тех пор, пока этот жирный торгаш не начал дрожать, и его не бросило в холодный пот.

Очень скоро торговец окончательно пал духом. Упав на колени, он начал бить поклоны и дрожащими губами молить о милости:

— Верховный Владыка, ваше величество… этот простолюдин… этот простолюдин…

Он замолк, не зная, что должен сказать. Его жирное тело обмякло, словно истаяв под украшенными золотой вышивкой шелковыми одеждами.

Мо Жань вдруг рассмеялся.

Хотя с этим человеком им была суждена только одна встреча, но она была незабываема для него.

Когда-то перед воротами богатого дома он встретил ребенка с родинкой в уголке рта. Тогда, глядя на него, Мо Жань думал, что никогда не сможет так расточительно относиться к этой жизни, к еде, одежде и к тарелке золотистых жареных пельменей, которые этот мальчик так небрежно протыкал бамбуковой палочкой. Он все еще помнил жир в уголках губ и лоснящееся золотое тесто.

Император улыбнулся и сказал:

— А знаешь, в твоем доме очень вкусно готовят жареные пельмени.

Хотя он даже не попробовал их, Мо Жань помнил эти пельмени половину своей жизни.

Сидя на вершине, Мо Жань свысока взирал на этого напуганного до ужаса человека, который от его слов сначала растерялся, затем испугался, а потом начал безбожно льстить. Его рот не закрывался, исторгая хвалу и обещания. Он тут же поклялся немедленно отослать своего повара на Пик Сышэн в дар Тасянь-Цзюню.

В тот день Мо Жань как никогда ясно осознал, что в этом мире большинство людей предпочтут, стоя на коленях, облизывать подошвы сапог сильных, но никогда не «опустятся» до сочувствия и доброты в отношении тех, кто слабее их.