Глава 107. Портрет Учителя

Повествование писаря длилось два часа. Он высокопарно разглагольствовал о Конфуции и Мэнцзы и на прочие заумные темы. У якобы внимательно слушающего Мо Жаня голова пошла кругом, кроме того его нещадно клонило в сон. Постоянно делать вид, будто его очень интересует этот разговор, оказалось очень непростым делом.

Однако уж что-что, а высиживать с умным видом на скучных уроках Мо Жань наловчился давно.

Сначала нужно произнести «О?», нахмурив брови, словно ты смущен и пребываешь в сомнениях. Дождавшись, чтобы другая сторона бросилась пояснять сказанное ранее, какое-то время спустя добавить «О...», чуть приподняв бровь и придав лицу сосредоточенное выражение человека на пороге просветления. И, наконец, заключительное победное «О!..», произнося которое нужно обязательно выпучить сияющие озарением глаза, чтобы учитель наверняка понял, что только благодаря его наставлению ты смог постичь истину.

Как жаль, что правило трех «О» ему так и не удалось использовать на уроках Чу Ваньнина.

К сожалению, Учитель ни разу не купился на этот трюк. На каждую попытку Мо Жаня заговорить ему зубы, он только холодно смотрел на него и говорил: «Закрой рот».

Однако маленький Книжный Червь буквально сиял от счастья, ведь первый раз за свое существование он встретил такого внимательного слушателя, готового внимать его речам. В душе писарь сожалел лишь о том, что раньше не встретил такого замечательного собеседника, в котором не было ни капли высокомерия.

— Спасибо вам за науку, — с улыбкой сказал Мо Жань. — Услышав ваши разъяснения, я смог по-новому взглянуть на горы, что изображены на этой картине. Теперь я понимаю, что только истинно талантливый человек мог встать на стезю рисования пейзажей. Ваши работы бесценны, их не измерить в золотых слитках.

Если бы Книжный Червь был жив, то непременно покраснел бы, но и сейчас он буквально вспыхнул от гордости и воодушевления. Этот призрак действительно ни на секунду не заподозрил обмана и стал жертвой хитроумного плана Мо Жаня. От совершенно детской радости его худое лицо засияло как начищенная монета.

Мо Жань впервые видел, чтобы его маленькое притворство могло сделать кого-то таким счастливым.

Он поднялся на ноги, поклонился и сделал вид, что собирается попрощаться:

— Время уже позднее. Пойду, поищу себе временный приют. Наставник[107.1], завтра, если будет свободное время, я разыщу вас.

Писарь, услышав такое обращение к себе, просиял еще больше. Охваченный блаженством напополам со страхом потерять такого замечательного собеседника, он зачастил:

— Нет… Ну какой же я наставник? Не стоит так льстить мне. Я ведь много раз пытался сдать государственный экзамен на ученую степень[107.2], но так и не справился… Увы!..

Мо Жань с улыбкой ответил:

— Истинная нравственность человека зависит не от ученой степени, славы или богатства, а от чистоты его сердца.

Писарь был очень удивлен:

— Ты… Оказывается, ты можешь так красиво говорить?

— Это все речи моего наставника, а я лишь подбираю их.

— …Повторяю их[107.3], — автоматически поправил писарь.

— Правда? Ну и ну! Ха-ха-ха! — Мо Жань рассмеялся, смущенно ероша волосы. — Опять я все перепутал.

Писарь, наконец, заметил, что время позднее, и вряд ли кто-то уже придет покупать его творения, принялся собирать свой товар в плетеную корзину, приговаривая:

— Вот так и сижу тут годами без толку. Трудно встретить понимающего человека, с которым можно поговорить по душам. Правильно говорят, что отношения с благородными людьми чисты как вода, а с низменными людишками — приторны как мутное вино[107.4], поэтому при встрече родственных душ не напиться и тысячей чаш[107.5]. Думается мне...

Заметив, что этот Книжный Червь, похоже, хочет отделаться от него и удрать, Мо Жань рассмеялся и отрезал ему путь к отступлению:

— Вы хотите сказать, что хотя уже довольно поздно, мы могли бы найти место, где можно пропустить по стаканчику?

— Ах, да. И то верно, что насчет того, чтобы выпить для поднятия настроения?

— Я согласен, — Мо Жань кивнул головой, — раз уж наставник платит.

— … — писарь онемел от его наглости.

На грязном засаленном столе стояли две чаши, наполненный лишь наполовину кувшин с молодым выдержанным вином и маленькая тарелка с остатками арахиса. Впрочем, в горке шелухи вряд ли удалось бы найти и пару орешков. В этом захудалом трактире на весь зал горела только одна свеча. Уродливый трактирщик за прилавком натирал треснувшую пиалу.

— Как-то здесь неуютно, — неловко сказал писарь. — Но у меня проблемы с деньгами, так что это еще не самое плохое из подобных заведений…

— Довольно сносно, — сказал Мо Жань, поднимая пиалу с вином и пристально рассматривая ее. — А разве призраки все еще могут пить?

— На самом деле, это только иллюзия еды из посмертных подношений, — писарь поднес ко рту и пригубил орешек, однако арахис не исчез. — Видишь, как-то так это и происходит. Попробуй на вкус.

Сохраняя внешнее спокойствие, Мо Жань поставил назад пиалу с вином, которую собирался выпить. Он не призрак, так что, если бы он начал пить и есть тут, это могло бы вызвать подозрения.

Захмелевший Книжный Червь, который, судя по всему, «пил» не чаще раза в месяц, от ритуального вина быстро пришел в благостное расположение. Поболтав еще немного, он предложил:

— Молодой господин Мо, если все еще хочешь, этот покорный слуга нарисует портрет твоей возлюбленной?

Мо Жань торопливо замахал руками:

— Ну что вы, что вы, речь идет о моем учителе.

— А?! — писарь был очень удивлен. — Я уже много лет держу лавку в загробном мире и, стоя тут на рынке, повидал немало призраков, желающих купить портрет красавицы, однако никогда никто не просил меня нарисовать своего наставника. Учитель настолько хорошо относился к тебе?

Мо Жаня захлестнуло чувство стыда. С трудом он выдавил:

— Хорошо. Слишком хорошо.

— Понятно, — писарь кивнул. — Но для чего тебе этот портрет?

— Чтобы разыскать его.

Писарь снова протянул «А?!», и на его лице отразилось крайнее удивление:

— Так он тоже в Призрачном Царстве?

— Да. Я услышал, что умершие могут задержаться в Нанькэ восемь или десять лет. Вот хочу разыскать его, чтобы составить ему компанию.

Писарь, несомненно, был растроган этим заявлением. Немного подумав, он наконец со вздохом сказал:

— Так редко можно встретить, чтобы ученика и учителя[107.6] связывали настолько хорошие отношения. Ладно! Юный господин Мо, я помогу тебе в этом деле!

Он тут же принялся распаковывать свою корзину, вытаскивая из нее принадлежности для рисования.

Мо Жань был вне себя от радости. Он непрестанно благодарил призрака и даже спросил его полное имя, чтобы, вернувшись в мир живых, сжечь для этого бедного недоученого много ритуального серебра, золота и роскошной одежды.

Они спешно разложили бумагу и растерли чернила, однако в итоге, когда писарь был готов приступить к работе, у Мо Жаня перехватило горло, и он с трудом смог выдавить из себя лишь пару слов.

— Мой Учитель… Он… он… — пальцы Мо Жаня сжались в кулаки. Юноша несколько раз стукнул себя по колену, но ему все равно не удалось собраться с мыслями.

Несчастный и растерянный, он смог выдавить из себя единственную фразу:

— В общем, он невероятно красивый[107.7]. Так и нарисуйте.

Писарь пристально посмотрел на него.

Мо Жань повторил:

— Так и рисуйте.

— …А какого типа его красота?

— Ну это же очень просто. У него очень привлекательная внешность, так что просто нарисуйте красиво и все.

— Ясное дело, что я буду рисовать красиво, но какое у него лицо?

— Какое лицо? — повторил Мо Жань с глупым видом. — Э… лицо, как лицо.

Писарь уже начал раздражаться:

— Круглое, вытянутое, как арбузное семечко, похоже на миндаль или на гусиное яйцо? В конце концов, просто опиши мне его.

— Я не знаю, как его описать. Оно выделяется своей красотой.

— …

— Ладно, забудем. Просто рисуйте мое лицо. По форме оно не сильно отличается, — сказал Мо Жань.

— …

А потом настал черед глаз.

— Какие у него глаза?

Воодушевленный Мо Жань открыл было рот, но писарь сразу остановил его.

— Только не нужно говорить, что глаза как глаза.

Мо Жань махнул рукой:

— Да понял я, понял! Его глаза выглядят… это… как это объяснить? Свирепые… и очень очаровательные? Холодные и нежные.

Писарь в гневе бросил кисть:

— Я не могу так рисовать! Пусть для тебя рисует кто-то другой!

— Другой?! — Мо Жань тут же вцепился в него мертвой хваткой. — Никто не сможет нарисовать так хорошо как вы.

Кипящий от злости писарь пристально посмотрел на него. Однако увидев искренность, написанную на лице Мо Жаня, сухо сказал:

— Спасибо за комплимент, конечно, но, раз так, мне нужны четкие ответы на мои вопросы.

В душе Мо Жань был немного обижен. Про себя он подумал: «Разве я не ответил на все твои вопросы? Не каждый сможет ответить также полно и по существу дела». Но так как сейчас он был в роли просителя, Мо Жаню оставалось только кивать с самым жалобным выражением лица, прижимая к себе духовный фонарь.

Писарь продолжил:

— Возвращаемся к его глазам. Глаза леопарда? На выкате? Круглые глаза? Оленьи? Феникса? Или же…

От потока этих вопросов Мо Жаню стало дурно. Он помотал головой и перебил:

— Спрашиваете, какой разрез глаз? Ну не слишком широкий… да и приподнятые сбоку. Я даже не знаю, как сказать, в общем… Такие вытянутые, уголки чуть вверх и очень красивые.

— То есть глаза феникса[107.8].

Мо Жань опять открыл рот, но, заметив мрачное выражение лица писца, обиженно закрыл его:

— Ну и ладно. Желаете рисовать глаза, как щелки, пусть так и будет.

Между тем писарь продолжил расспрашивать его:

— Переносица. Высоко или низко?

— Высоко.

— Губы тонкие или толстые?

— Тонкие.

— Брови выраженные густые или редкие?

— Густые.

— Точнее?

— Ну… брови, знаете, такие, вразлет, прямые как мечи.

— Ясно, — писарь добавил несколько штрихов к портрету и снова спросил: