Мо Жань лежал на кровати, отказываясь вставать, и все его мысли были лишь о том, что он сорвал эти цветы только, чтобы подарить их Учителю, а за это его безжалостно отхлестали плетью. Тогда он думал, что ослеп, когда впервые увидел Чу Ваньнина, и только такая глупая свинья, как Сюэ, могла поверить, что в сердце этого человека живет нежность, и он захочет позаботиться о нем.
В тот же день Ши Мэй пришел к нему с миской дымящихся горячих пельмешек в бульоне, щедро сдобренном перцем чили. Он легкой походкой вошел в его комнату и заговорил с ним своим мягким, бархатным голосом. Тогда этот теплый голос, горячее сердце и обжигающий бульон с пельмешками отогрели его, и он почувствовал симпатию к Ши Мэю и разочаровался в Учителе.
Но кто знал...
Откуда ему было знать?!
У каждой души, что возвращалась в мир смертных, были свои причины. Некоторые из них как Ло Сяньсянь хотели увидеть, что случилось с близкими после их смерти. Другие, как тот паренек у моста, хотели просто прогуляться по знакомым местам.
Телесная Душа Чу Ваньнина почти утратила зрение и слух, даже не всегда понимала, где он находится, однако она вернулась, потому что внутри этого человека даже после смерти жила вина за допущенные ошибки.
Он хотел все исправить.
Поэтому на этот раз Чу Ваньнин должен был принять решение, отличное от того, что он принял при жизни.
Учитель вытащил сваренные пельмени-ушки и сложил их в чашу, добавил нарезанный зеленый лук, залил молочно-белым бульоном и добавил красное масло чили.
Он уже протянул чашу «Ши Мэю», как вдруг остановился на полпути.
— Все-таки на этот раз я был с ним слишком жесток, – пробормотал Чу Ваньнин.
На какое-то время он замолчал.
— Не надо. Не ходи. Я сам пойду к нему и извинюсь.
Мо Жань застыл в оцепенении, его лицо стало таким же бледным, как душа перед ним.
Раньше он считал, что Учитель такой же холодный и бесчувственный, что сердце его давно замерзло и покрылось коркой льда. Он никогда и подумать не мог, что на самом деле Учитель так заботится о его благе...
То единственное сожаление, что он не может отпустить в этом мире, связано с ним...
…он вернулся, чтобы извиниться.
Лед растаял, вода стала бескрайним океаном.
Мо Жань медленно поднял руку и уткнулся лицом в ладонь.
Его плечи тряслись.
Бездушный как железо? Холодный как железо?
Нет, все не так…
Горло сдавило от рыданий, и Мо Жань упал на колени. Он стоял на коленях перед призраком, который даже не мог его видеть. Мо Жань поставил духовный фонарь у ног Учителя и снова попытался заговорить, но из груди вырвался только хрип. Он мог лишь плакать кровавыми слезами и, в конце концов, сорвался и завыл в голос.
На коленях перед Чу Ваньнином.
Нет, все не так…
На пыльном полу он согнулся в три погибели и ухватился за окровавленный край одежды Чу Ваньнина.
Если сердце Чу Ваньнина из холодного железа, то его — из бездушного черного камня. Все его прошлое — череда недоразумений. Он так сильно ошибался… только…
— Учитель… Учитель, — он весь съежился, сжался в клубок от раздирающей его изнутри боли. — Я так виноват. Умоляю тебя… пойдем со мной… Я умоляю тебя… пойдем домой. Я так ошибался, я такой ужасный человек. Я не виню тебя, я не ненавижу тебя! Это я оступился, я виноват! Если хочешь, можешь бить и бранить меня сколько хочешь. Я никогда не отвечу ударом на удар. Учитель, вернись, и я сделаю все, что скажешь… Я буду почитать тебя, любить тебя, дорожить тобой…
Однако подол одежды Чу Ваньнина в его пальцах был призрачным и зыбким. Казалось, еще мгновение, и он растает в его руке.
В эту минуту Мо Жань был готов сам разорвать грудь и отдать свое сердце, лишь бы услышать, как оно снова бьется в теле Чу Ваньнина. Он хотел бы отдать ему всю свою кровь, лишь бы вновь увидеть краски на этом бледном лице.
Сейчас Мо Жань страстно желал сделать хоть что-то, чтобы исправить свои ошибки.
— Учитель, — он больше не сдерживал рыдания. – Давай начнем все сначала, ладно?..
Перед Пагодой Тунтянь, под той цветущей яблоней...
Уважаемый Наставник, который всем своим обликом напоминал ласкового белоснежного кота, поднял голову и лениво приоткрыл глаза феникса. На верхних ветках несколько цикад запели свою песню. Перед ним стоял юноша и улыбался.
— Господин бессмертный! Господин бессмертный, я так долго наблюдаю за вами. Почему вы меня не замечаете?
В мгновение ока пролетели двадцать лет, две жизни.
Все ушло.
Он действительно наглец и бесстыдник, волчонок с волчьим сердцем[104.3], раз все еще смеет просить…
Учитель, давай начнем все сначала.
Давай, а?
Прошу, Учитель, позаботься обо мне, ладно?..