— Сядь.

— Какого хрена, чувак? — кричит Витто. — Кто, по-твоему...

Алессандро делает шаг вперед.

— Сядь. Живо.

Мой брат опускается на диван и скрещивает руки на груди.

— А теперь извинись перед сестрой.

Витто бросает косой взгляд на Алессандро, затем поворачивается ко мне и поджимает губы.

— Рави, прости меня.

Я качаю головой и сажусь на диван рядом с ним. Алессандро возвращается на свое место рядом с входной дверью, но не сводит взгляда с моего брата. Моя мама все еще на кухне, руками она держится за стойку, голова низко опущена. Я не вижу ее лица, но знаю, что мама плачет по тому, как вздрагивает ее тело.

— Ты должен остановиться, Витто. Это не игра. — Я беру его руку в свою и бросаю взгляд на Алессандро. Он все еще наблюдает за нами. — Ты знаешь, что случилось в прошлый раз.

— Но все закончилось хорошо, Рави. Ты теперь живешь в хорошем месте. У Рокко куча денег, и он всегда покупает тебе модную одежду. У тебя прекрасная жизнь и...

— Заткнись, Витто, — рычит моя мама из кухни.

— Но это правда, мам. Если бы не я, она не была бы богатой. Мне придется подождать еще как минимум пару лет, прежде чем мне разрешат вступить в «Коза Ностру» и начать зарабатывать деньги, как Рокко.

Мама врывается в гостиную и хватает моего брата за капюшон толстовки, дергая его.

— Ты что ни разу не задумывался, почему твоя сестра носит солнечные очки почти каждый раз, когда приходит сюда? — кричит она ему в лицо.

— Мама, не надо. — Я хватаю ее за предплечье. — Пожалуйста.

— Что правда, Витто? — продолжает она кричать, а по ее щекам катятся слезы. — Потому что она не хочет, чтобы мы видели синяки! Рокко бил ее с самого начала. Ты наломал дров, и ей приходиться за это расплачиваться! И ты продолжаешь это делать.

Витто смотрит на маму, потом поворачивается ко мне.

— Рави? Это ведь неправда? Тебе нравится Рокко. Ты сама мне об этом говорила.

Я прижимаю к глазам ладони и качаю головой. Мама обещала, что никогда не скажет моему брату правду.

— Господи, мать твою, — задыхается Витто. — Я убью его. Я убью его!

Он вскакивает с дивана и бежит к входной двери.

— Витто! — Я вскакиваю, чтобы остановить его, но в этом нет необходимости.

Когда мой брат добегает до двери, Алессандро заключает его в медвежьи объятия. Витто бьется, трясет головой направо и налево, пытаясь ударить Алессандро головой. Но мой защитник просто стоит на месте, прожигая меня глазами, полными ярости.

— Оставайся здесь, — говорит он и открывает дверь, вынося моего брата на улицу.

— Отпусти меня, сука! — Парень извивается, брызжа слюной.

Я опускаю его на землю и прижимаю к стене коридора.

— Успокойся.

— Я не могу, черт побери, успокоиться! Этот сукин сын бил мою сестру! Я его убью!

— Ты никого не убьешь.

— А ты подожди и увидишь! — кричит он и пытается освободиться. Я еще немного надавил на него.

— А ты хочешь, чтобы твоя сестра смотрела, как тебя сажают в тюрьму? Или, что еще хуже, присутствовала на твоих похоронах? Потому что, поверь мне, нет ничего более мучительного, чем видеть, как гроб с твоим родным человеком опускают в землю.

Парень перестает дергаться и наклоняет голову, чтобы посмотреть на меня.

— Сейчас ты успокоишься, вернешься в дом и обнимешь свою сестру. Скажешь ей, что любишь ее и что в будущем ты больше не будешь создавать проблем.

Парень смотрит на меня, потом кивает.

— А что насчет Рокко? Если он снова...

— Рокко Пизано уже много лет назад подписал себе смертный приговор, — говорю я. — Он больше не тронет твою сестру.

— Откуда ты знаешь?

— Потому что ты не можешь никого ударить, если у тебя нет рук. И потому что я убью его прежде, чем у него появится шанс снова к ней приблизиться. — Я отпускаю ребенка. — Иди в дом. Скажи Равенне, что я буду ждать ее здесь.

Он поворачивается ко мне и сужает глаза.

— Ты серьезно хочешь убить его?

— Да.

— Надеюсь, он будет страдать.

На моем лице появляется легкая улыбка.

— Очень.

Витто, уже не тот вспыльчивый подросток, что был несколько минут назад, бросает на меня взгляд человека, понимающего всю серьезность ситуации, и уходит в дом. Я прислоняюсь спиной к стене напротив двери квартиры, прислушиваясь к тихим словам, но не подхожу ближе, чтобы услышать их более отчетливо. Я едва держусь на волоске, и если еще хоть раз услышу о том, как этот сукин сын причинил ей боль, ворвусь в больницу и отрежу голову этому мудаку.

Равенна выходит спустя несколько минут, ее взгляд прикован к ветхому полу.

— Мне жаль, что тебе пришлось стать свидетелем этого, — бормочет она.

Я поднимаю ее подбородок рукой. Ее глаза встречаются с моими. Грустные. Затуманенные слезами.

— Почему ты вышла замуж за Рокко? — спрашиваю я. — Ты любила его?

С ее губ срывается страдальческий смех.

— Моему брату пришла в голову шальная мысль — сыграть с Рокко в покер. Витто проиграл. А я пошла в оплату долга.

Я пристально смотрю на нее. Ходили слухи, что Рокко выиграл свою жену в карты, но думал, что это не более чем сплетни.

— Кто знает? — спрашиваю я сквозь стиснутые зубы.

— Что Рокко избивал меня? Кроме мамы, никто. Может быть, один из охранников, который видел синяки.

— Как его зовут?

Глаза Равенны удивленно распахиваются.

— Зачем?

Зачем? Затем, что я хочу найти того гаденыша, который видел, что ей причиняют боль, и ничего не сделал. Я зажмуриваю глаза, пытаясь выкинуть эту мысль из головы. Она — моя цель. Тот факт, что над ней издевались, не должен иметь для меня никакого значения. Я не буду подвергать свой план дальнейшей опасности из-за нее. Она ничего для меня не значит.

Я нежно поглаживаю ее по щеке. Кожа под моими пальцами такая мягкая, словно пуховые перья.

— Равенна, назови мне его имя.

— Федерико.

Лысый парень из второй смены, который работает на воротах. Я киваю.

— Кто-нибудь еще?

— Нет. Рокко очень четко предупредил, что будет с моей мамой и братом, если я кому-нибудь расскажу. — Она опускает плечи. — Мама продает одежду и украшения, которые я ей даю. Еще через несколько месяцев у меня будет достаточно денег, чтобы мы втроем смогли сбежать. Но пока этого не произошло, я должна терпеть.

Я приподнимаю ее подбородок.

— Терпеть?

— Ты думаешь, я слабая? Просто позволяю этому случиться и ничего не делаю? — Равенна качает головой. — Я сопротивлялась. Когда Рокко ударил меня в первый раз, я попыталась разбить о его голову настольную лампу. Он ударил меня так сильно, что я не могла есть твердую пищу до конца недели.

Как от взрыва гранаты, я чувствую, как сотрясается моя каменная крепость. Дрожь расшатывает фундамент моего плана мести. Да, вначале я считал ее слабой, несерьезной, трофейной женой, чьи интересы сводятся к покупке одежды и шествию с видом святой королевы. Она и меня обманула. Или, лучше сказать, я позволил себя обмануть, потому что так было легче ее ненавидеть. Она с самого начала пыталась бороться с этим сукиным сыном, а когда не смогла сделать это с помощью силы, прибегла к хитрости. Одна.

— Ты далеко не слабая, Равенна. — Я глажу ее по щеке тыльной стороной ладони, в то время как еще один огромный кусок моей крепости отламывается и рассыпается в облако пыли.

* * *

По возвращении в особняк я провожаю Равенну до парадной двери, разворачиваюсь и, изобразив непринужденную прогулку по территории, направляюсь к караульному помещению. Вблизи старого дуба имеется «мертвая зона». Зная, что камеры здесь не помешают, я останавливаюсь и достаю телефон.

Переключить несколько каналов без ноутбука не получится, но могу настроить один с помощью программы на телефоне. Я выбираю камеру с видом на караульное помещение, запускаю фиктивную запись, которую подготовил несколько дней назад, и переключаюсь. Теперь никто не увидит, как я проскользну в дверь в нужный момент.

Я жду, укрывшись в тени возле внешней стены караульного помещения, недалеко от пешеходных ворот, которые находятся рядом с главными. Через окно вижу, что происходит внутри.

Федерико и еще один охранник сидят перед мониторами за столом, заваленным контейнерами с фастфудом. Пятнадцать минут спустя другой человек выходит из караульного помещения и направляется к деревьям, вероятно, чтобы отлить. Федерико остается, его внимание сосредоточено на стене мониторов перед ним. Я проскальзываю внутрь и подхожу сзади. Закрыв ему рот левой ладонью, я одновременно обхватываю его шею другой рукой, надавливая на обе сонные артерии.

Это не «вулканское» защемление нервов и не как в кино, когда противник мгновенно теряет сознание. В реальности нужно удерживать давление на обе точки не менее семи секунд, чтобы перекрыть приток крови к мозгу. Когда тело Федерико обмякло, я зажимаю ему нос и хватаю гамбургер из одной из коробок на вынос, запихивая его глубоко в горло. Он довольно быстро приходит в себя и начинает дергаться, задыхаясь, но я закрываю ему рот и нос. Через несколько мгновений он перестает бороться и снова обмякает. На этот раз навсегда. Я смотрю на рвотные струйки, вытекающие изо рта Федерико по подбородку, а затем выскальзываю из караульного помещения.

Когда возвращаюсь к особняку, то бросаю взгляд на второй этаж и на последнее окно слева. Свет в комнате Равенны не горит, но вижу ее силуэт за плотной шторой. Я останавливаюсь, достаю телефон и набираю ее номер. Она отходит от окна, а спустя несколько мгновений возвращается. Равенна отодвигает занавеску в сторону и стоит с телефоном в руке.

Гудки прекращаются, когда Равенна берет трубку, но она ничего не говорит. Я слышу только ее тихое дыхание.

— Завтра в шесть утра, — говорю я. — В библиотеке. Надень что-нибудь удобное.

Несколько секунд молчания, и она шепчет:

— Для чего?

— Потому что в нем будет лучше двигаться. — И потому что я позабочусь, чтобы она больше никогда не чувствовала себя беззащитной.

Я заканчиваю разговор и наблюдаю за ней. Издалека свет от фонаря на подъездной дорожке бросает отблеск на лицо Равенны. Она смотрит на меня, потом кивает. Занавеска опускается. Мгновение спустя Равенна скрывается из виду.