Не менее темпераментно отзывался о Чернышевском Тургенев:
"Ах, да! чуть было не забыл... Григорович!.. Я имел неоднократно несчастье заступаться перед Вами за пахнущего клопами (иначе я его теперь не называю) - примите мое раскаяние - и клятву - отныне преследовать, презирать и уничтожать его всеми дозволенными и в особенности недозволенными средствами!.. Я прочел его отвратительную книгу, эту поганую мертвечину, которую "Современник" не устыдился разбирать серьезно... Raca! Raca! Raca! Вы знаете, что ужаснее этого еврейского проклятия нет ничего на свете"6 (подчеркнуто мной. - В. С.).
Тон письма почти невозможен по своей оскорбительности, но он в точности передает температуру внутрилитературных страстей, разыгравшихся с появлением Чернышевского в "Современнике".
Связанный положением соредактора, Чернышевский предпочитал умалчивать о подлинном отношении к именитой автуре журнала, но в приватном кругу он давал выход своему раздражению. О Фете: "лошадь... с поэтическим талантом"; "положительно идиот"; о Боткине: "жалчайшая баба"; о Л. Толстом: "хвастовство бестолкового павлина своим хвостом, - не прикрывающим его пошлой задницы"7; о нем же: "по-графски сморкается"8 и так далее.
Интересно, что Чернышевский вполне представлял себе, как он и его единомышленники выглядят в глазах литературной аристократии: "Но вот, картина, достойная Дантовой кисти, - что это за лица - исхудалые, зеленые, с блуждающими глазами, с искривленными злобной улыбкой ненависти устами, с немытыми руками, с скверными сигарами в зубах?.. Эти небритые, нечесанные юноши отвергают все, все: отвергают картины, статуи, скрипку и смычок, оперу, театр, женскую красоту, - все, все отвергают, и прямо так и рекомендуют себя: мы, дескать, нигилисты, все отрицаем и разрушаем"9.
Согласимся, перед нами портрет, достойный пера ядовитейшего Набокова. Но Чернышевского это только укрепляло во встречной ненависти. Чувство, которое он определял (и культивировал в себе) как "холодный фанатизм", питалось абсолютной убежденностью в нравственном превосходстве "разночинской" личности над личностью аристократического склада и типа. "Драматизм душевной жизни дворянского "лишнего человека" был Чернышевскому чужд до психологической несовместимости... Осуждение "русского человека на rendez-vous", констатация его исторической несостоятельности... были делом не одной только логики: они поддерживались всем складом души"10.
"Русский человек на rendez-vous" - не только блестящая литературно-критическая работа, но одновременно не уступающий тому же Набокову в язвительности образ дворянского недоросля, либертина и оранжерейного ничтожества: "...поэт сделал слишком грубую ошибку, вообразив, что рассказывает нам о человеке порядочном. Этот человек дряннее отъявленного негодяя"11.
"Мы не имеем чести быть его родственниками, - продолжает уточнять Чернышевский свое отношение к герою "Аси" и ее автору; - между нашими семьями существовала даже нелюбовь, потому что его семья презирала всех нам близких"12.
Чернышевский прекрасно понимал, что в той эстетической системе координат, где обреталось искусство Пушкина, Л. Толстого, Тургенева, Гончарова, Фета, его собственные романные опыты могут быть восприняты только как осквернение садов изящной словесности. Но Чернышевского это не смущало. "У меня нет ни тени художественного таланта"13, "Я пишу романы, как тот мастеровой бьет камни на шоссе"14, "Я даже и языком-то владею плохо"15, "Я не способен наслаждаться красотами природы"16 - признания, самоубийственные в устах любого писателя, только не у Чернышевского. В "Предисловии" к "Что делать?" он со всей определенностью заявил, что был бы огорчен и раздосадован, если бы его начали чествовать в кругу "знаменитых писателей". Это означало бы, что он если не в содержании, то по крайней мере в форме подчинился общепринятой литературной норме.
Опасения Чернышевского оказались напрасными. Ему удалось написать произведение, абсолютно чуждое преднаходимой художественной норме и ставшее тем не менее первым бестселлером русской литературы. Роман мгновенно превратился из литературного в общественное событие, его читали и о нем спорили в кругах, до того к литературе вообще никакого отношения не имевших.
"О романе Чернышевского толковали не шепотом, не тишком, во всю глотку в залах, на подъездах, за столом г-жи Мильбрет и в подвальной пивнице штенбокова пассажа. Кричали: "гадость", "прелесть", "мерзость" и т. п. все на разные тоны"17.
"В настоящее время трудно представить себе, какое огромное влияние имел роман на своих современников. Его обсуждали не только в собраниях, специально для этой цели устраиваемых, но редкая вечеринка обходилась без споров и толков о тех и других вопросах, в нем затронутых"18.
"С художественной точки зрения повесть не выдерживает критики, но для русской молодежи того времени она была своего рода откровением и превратилась в программу... Ни одна из повестей Тургенева, никакое произведение Толстого или какого-нибудь другого писателя не имели такого широкого и глубокого влияния на русскую молодежь, как эти повести Чернышевского"19.
"Роман Чернышевского имел большое влияние даже на внешнюю жизнь некоторых людей как в столицах, так и в провинции... Всего же хуже то, что все эти нелепые и вредные понятия нашли себе сочувствие у множества молодых педагогов"20.
"За 16 лет пребывания в университете мне не удалось встретить студента, который не прочел бы знаменитого романа еще в гимназии; а гимназистка 5-6 класса считалась бы дурой, если бы не познакомилась с похождениями Веры Павловны (иногда по совету своего учителя гимназии). В этом отношении сочинения, например, Тургенева или Гончарова - не говоря уже о Гоголе и Пушкине, - далеко уступали "Что делать?""21.
"Как мусульмане чтут Коран, так чтится поклонниками "нового слова" роман Чернышевского "Что делать?""22.
Изложение редких по экспансивности откликов на "Что делать?" в периодике 60-70-х годов можно было бы продолжить, но что характерно: во всех без исключения отликах роман Чернышевского как произведение искусства вообще не рассматривался. Он был прочтен именно так, как на то рассчитывал автор: как "учебник жизни" (подзаголовок романа), практическое руководство по существованию в социально враждебном окружении. Результаты превзошли все ожидания: